Александр Ципко
Может быть, для Дмитрия Быкова происходящее – это игра, интеллектуальная провокация?
Фото Reuters
Статья Дмитрия Быкова «Новое вино в старые «Вехи» (см. «МН» от 21.09.12) заставляет меня опять обратить внимание на необольшевизм как на главную угрозу духовному здоровью новой России. Если раньше необольшевизм либералов проявлялся косвенно, в ставке на ломку, перетряхивание как на основное условие демократического преобразования страны, то сейчас мы являемся свидетелями открытой солидарности некоторых вождей протестного движения с философией ленинизма. Главные враги Ленина, русских марксистов стали сегодня главными врагами и нашей нынешней либеральной интеллигенции. Для Дмитрия Быкова, как и для Владимира Ленина, что видно из названной статьи, главным являются якобы позорные «Вехи», разоблачившие аморальную сущность марксистского революционизма.
Две линии русской культуры
Интонация и пафос статьи Дмитрия Быкова показывают: в России попытки доказать, что право интеллигенции на бунт священно, неизбежно ведут к культурному нигилизму, отрицанию, забвению всех величайших достижений русской культуры. Дело в том, что все значительное, созданное и русской литературой, и русской философией, которые, кстати, стали достоянием мировой культуры, как раз выросло из критики воинствующего атеизма и марксистского социалистического революционизма. Гоголь, Достоевский, Владимир Соловьев и, наконец, авторы «Вех», философы Серебряного века Николай Бердяев, Семен Франк, Сергей Булгаков, Петр Струве – вот главная культурная линия, линия оправдания добра и универсальных моральных ценностей. И совсем не случайно главная работа Владимира Соловьева так и называлась – «Оправдание добра. Нравственная философия». И, как известно, выросла вся наша культура оправдания добра в процессе противостояния линии революционизма, линии Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Нечаева, Ленина. Как писал Георгий Федотов, национальные корни ленинского большевизма находятся в революционном демократизме Чернышевского.
Такова железная логика русской культуры, русской общественной мысли. Или вы с теми, кто против бесов, или вы с бесами. Или вы с теми, кто звал Русь к топору, или вы с теми, кто говорил, что насилие, убийство людей даже во имя справедливости является преступлением. Или вы с теми, кто убежден, что дело прочно, когда под ним струится кровь, или вы с теми, кто убежден, что на крови можно построить только очередной русский ад.
И совсем не случайно линия добра в России всегда была связана с российским государственничеством, с уважением к национальным святыням, к тому вкладу, который внесла Русская православная церковь в становление российской нации. И совсем не случайно линия топора, линия ненависти к самодержавию вела к смердяковщине, к ленинскому желанию поражения национального правительства в империалистической войне, к тому, что Петр Струве назвал национальным, государственным и религиозным отщепенством.
На стороне Ленина
Названная статья Дмитрия Быкова замечательна тем, что впервые за 20 лет после распада СССР один из духовных лидеров современной либеральной оппозиции, один из вождей так называемого креативного класса предал анафеме и «Вехи», и соответственно линию добра, линию Гоголя и Достоевского, назвал «Вехи» и их идеологию позорными. При этом Дмитрий Быков оправдывается перед своим читателем, говорит, что «Вехи», то есть «составленный Гершензоном сборник статей», достойны более суровой оценки, но только соображения политкорректности заставляют его высказываться о позорности этих статей.
И здесь же Дмитрий Быков честно говорит, что он мог бы повторить ленинскую оценку «Вех», но ему «просто очень уж неохота совпадать с Лениным». Позорность «Вех», пишет Дмитрий Быков, состоит не в самой критике слабости революционной интеллигенции и не в том, что они от себя ее отделили, а в том, что «они предложили» взамен революции.
Читателю, незнакомому с текстами «Вех», напомню о том, что авторы сборника статей предложили российской интеллигенции, вместо того чтобы звать народ на баррикады, участвовать в оргиях революционного насилия, отказаться от «нигилистического марксизма» Карла Маркса, который, в частности, с точки зрения Семена Франка, враждебен какой-либо этике, который «санкционирует преступность и хулиганство и дает им возможность рядиться в мантию идейности и прогрессивности».
Веховцы призывали российскую интеллигенцию приступить к выполнению своих «гуманистических профессиональных обязанностей перед народом, заняться окультуриванием России, и прежде всего крестьянской массы, учить, лечить народ, приобщать его к благам современной цивилизации, прививать уважение к культуре труда, ценности творчества. Семен Франк настаивал на необходимости разрыва российской интеллигенции с марксизмом, ибо видел, что марксистское учение о классовой борьбе и классовой морали обернется в России катастрофой. Характерный для марксизма отказ от «абсолютных и достаточно общеобязательных ценностей», предупреждал Семен Франк, приведет к «примату силы над правом», к «верховенству догмата о классовой борьбе» и «классового интереса пролетариата», что на практике тождественно «с идолопоклонническим обоготворением интересов партии» и т.д. (Вехи. Из глубины. М., 1990. С. 195). Именно эту культурническую и гуманистическую программу «Вех» Дмитрий Быков называет позорной.
Иногда у меня складывается впечатление, что, может быть, на самом деле Дмитрий Быков вообще не знает идейного содержания «Вех», которое он считает позорным. Ведь Дмитрий Быков, как несомненно образованный человек, один из лучших знатоков советской литературы, не может не питать уважения к уму, пророческому таланту Семена Франка, который не только предвидел, но и описал ужасы физического и морального самоистребления российской нации, спровоцированные возможной победой марксистов в России.
В конце концов, ленинский бунт против «Вех», обвинения его авторов в ренегатстве, в измене делу революции можно понять. Он был профессиональным революционером, верил, что освобождение от самодержавия и пролитая в ходе этого освобождения кровь обернутся действительно всечеловеческим счастьем. Но как можно сейчас, спустя 100 лет после спора Ленина с авторами «Вех», после всех ужасов и немыслимых страданий, пережитых Россией в ходе большевистской революции, после ужасов красного террора, голодомора 1930-х, ужасов сталинских репрессий стать на сторону Ленина?! Неужели блага социалистического преобразования России хоть как-то сопоставимы с человеческой ценой, которая была за них заплачена?
Или Дмитрий Быков мыслит по-иному? Не может нормальный человек, с нормальной душой, осознающий свою принадлежность к миру культуры, настаивать на правоте бесов, на правоте социалистического революционизма, осужденного «Вехами». Не может здоровый душой человек назвать позором философию добра, обнародованную в «Вехах», только потому, что она осуждала профессию революционизма, которую начал осваивать на Болотной площади автор статьи «Новое вино…».
Интеллигенция и интеллигенция
На самом деле прозвучавшая в «Вехах» критика в адрес интеллигенции отношения к Дмитрию Быкову и к так называемому креативному классу не имеет. Речь там шла совсем о другой интеллигенции, об интеллигенции, которая чувствовала вину перед народом, ощущала себя частью этого народа, была способна на жертвы, страдания, героизм во имя народа. Дмитрий же Быков, как видно из его статьи, к российскому народу относится снисходительно и критически, как и вся наша либеральная интеллигенция. По его мнению, все обстоит прямо противоположным образом. Он убежден, что все наши беды от народа, который не дорос до интеллигенции и до самого Дмитрия Быкова.
Обратите внимание. В советское время, по крайней мере в 1960–1970-е годы, критика «Вех» в профессиональной философской среде считалась делом ущербным, недостойным уважающего себя человека. Тогда никто из уважающих себя философов не хотел иметь ничего общего с обскурантизмом Ленина, который поднял руку на самое ценное и умное, чем обладает русская культура, на Достоевского с его «Братьями Карамазовыми», на собственно «Вехи». Профессора на нашем философском факультете, несмотря на запреты и идеологические ограничения, под разными предлогами заставляли нас, студентов, изучать «Вехи», труды Владимира Соловьева, показывали нам, что на фоне Бердяева, Франка, Сергея Булгакова и Ленин, и его учителя, в частности Чернышевский, являются недоумками, не развитыми в духовном отношении людьми.
 Массы тянулись к Ленину, который в отличие от авторов «Вех» не видел в марксистском революционизме ничего аморального. Фото Г.П.Гольдштейна. 1920 |
А тут, в свободной от большевизма стране образованный и несомненно талантливый литератор походя, сквозь зубы цедит: «Вехи» – это позор». Может быть, это следствие взбесившегося самолюбия, болезнь самолюбования, когда все сказанное другими не имеет какой-либо ценности и значимости? И мысли не те, и выражаются они коряво.
Мне трудно понять, что может быть позорного и по форме, и по содержанию в мысли Николая Бердяева: не может свободный человек во всех своих бедах «винить внешние силы и их виной себя оправдывать», и, стало быть, человек тоже несет ответственность за мир, который его окружает. Что может быть позорного в убеждении веховцев, к примеру Петра Струве, что «интеллигентская идея служения народу» сопровождалась забвением того, что «идея личной ответственности» человека за свою судьбу «должна быть адресована… и к народу, то есть ко всякому лицу, независимо от его происхождения и социального положения»? Или что позорного в предупреждении Семена Франка о том, что личность гибнет, «когда ненависть укрепляется в центре (его. – А.Ц.) духовной жизни», что на самом деле «революционизм», какими бы благородными мотивами он ни питался, ведет к «абсолютизации ценности разрушения». Что может быть позорным в мысли Семена Франка о том, что в великой любви к грядущему человечеству рождается великая ненависть к тем людям, которые есть сегодня и которые воспринимаются не только как «жертвы мирового зла», но и как враги грядущего человеческого счастья, которые должны быть искоренены, уничтожены. Семен Франк предупреждал, что абсолютизация «отвлеченного идеала абсолютного счастья» опасна тем, что рождает чувство ненависти к сегодняшнему миру, «убивает конкретное нравственное отношение человека к человеку, живое чувство любви к ближним».
Я еще могу объяснить себе причину ненависти Дмитрия Быкова к мировоззрению авторов «Вех» его материализмом, атеизмом, нежеланием иметь что-то общее с их философией, которая, несомненно, выросла из православия и которая исходила из христианской идеи морального равенства людей как детей Божьих и, самое главное, из христианской идеи свободы выбора и личной ответственности человека за свой выбор.
Ленин, кстати, говорил, что не приемлет «Вехи» именно потому, что они направлены против его философского материализма и атеизма. Может быть, Дмитрий Быков оказался в лагере противников «Вех» потому, что он, как и Ленин, не любит Россию, которая обладала ценностью для веховцев, но которую разрушили большевики?
Соблазн «национального отщепенства»
Но бог с этими спорами между материализмом и идеализмом. Можно быть совестливым человеком и одновременно атеистом. Иное дело, что атеизм не должен вырождаться в то, что веховцы называли «национальным отщепенством», в борьбу с культурным наследством когда-то православной России. Ведь нельзя не понимать, что, выступая против «Вех», осуждая веховскую философию как позорную, на самом деле Дмитрий Быков объявил войну и западническому направлению в русской общественной мысли.
Не может Дмитрий Быков не знать, если он действительно читал «Вехи», что их авторы были убежденные западники даже в своем патриотизме и видели корни российского интеллигентского революционизма как раз в характерном для них дефиците западничества, в преклонении перед бедностью, в традициях максимализма, уравнительного и распределительного подхода, в отсутствии чувства реальности и, самое главное, в русском восстании против «мещанства», достатка и обустроенного быта, за которым в действительности с их точки зрения стоит уважение к профессиональному мастерству, к труду как самоценности, стоит «творческая деятельность человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечиванию мира, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии и морали».
В том-то и дело – самое главное, что «предложили» веховцы и что по недоразумению Дмитрий Быков назвал позорным, как раз и состояло в европеизации России, в преодолении ее культурной отсталости. Не было более западнической программы в дореволюционной России, чем веховская, они выступили в защиту права, самоценности человеческой личности, самоценности науки, истины, труда, морального самосовершенствования. Ничего позорного в предложении веховцев не было.
Бунт не свят
Не хочу гадать о действительных мотивах, которые стоят за попыткой Дмитрия Быкова дезавуировать «Вехи» как якобы позорное явление в русской общественной мысли.
Может быть, это игра, интеллектуальная провокация? Может быть, это проявление неряшливости, которая неизбежна, когда приходится в день писать несколько статей и по разному поводу, следствие утраты самоконтроля и контроля над тем, что выходит из-под твоего пера? Может быть, Дмитрий Быков действительно по своим убеждениям марксист, и ему ленинская атеистическая и материалистическая традиция в русской общественной мысли больше по душе, а потому все то, что было враждебно большевистской традиции, враждебно и его душе? В конце концов, нельзя не видеть, что среди лидеров и организаторов протестных маршей последнего времени много тех, кто откровенно боготворит и Ленина, и Троцкого, к примеру Илья Пономарев (он говорит, что для него героем всегда был и есть Лев Троцкий). Может быть, по-другому, не по-большевистски наша интеллигенция не может?
Но надо видеть, что сегодня, как и 100 лет назад, переход на позиции интеллигентского революционизма, признание того, что бунт свят, неизбежно ведет к разрыву со всем ценным, животворящим, что было в нашей национальной культуре, к разрыву с русскими поисками добра и его оправдания. Этого не хочет признавать якобы патриот Геннадий Зюганов, который боготворит убийцу России и русской культуры. Но все те, кто сегодня отдает свою судьбу в руки организаторов протестных маршей, должны быть осторожны, должны знать, что очень часто протесты против несправедливости и недееспособности власти оборачиваются борьбой с собственной страной, со всем ценным и культурно значимым, что создала нация, к которой мы принадлежим.
