Марк Рац
Карнавальная сторона выступлений «рассерженных горожан» совершенно непредставима на казенных митингах, организуемых в поддержку Кремля.
Фото ИТАР-ТАСС
Послевыборная общественно-политическая ситуация в России амбивалентна: с одной стороны, вроде бы всё случившееся понятно, но, с другой, совершенно непонятно, что делать дальше. Причем, с нашей точки зрения, в проблемной ситуации оказалась не только оппозиция, «рассерженные горожане», но и власть. В такой ситуации «копать» надо вглубь. Такая тенденция заметна в СМИ, и мы попробуем продвинуться по пути, намеченному в этом направлении Константином Ремчуковым (см. «НГ» от 06.03.12). Мы согласны с ним по основным пунктам, но хотелось бы расширить набросанную им картину и, в частности, задействовать в анализе текущей ситуации более широкий круг общественных процессов, включая и длиннопериодные.
Тянитолкай русской истории
Давно замечено, что для русской истории характерно своего рода возвратно-поступательное движение. Не углубляясь слишком далеко в прошлое, напомним о реформах и контрреформах Александра II и Александра III, феврале–октябре 1917 года, о совсем недавних событиях 1990-х и нулевых годов.
Разумеется, все это можно трактовать по-разному, но мы не скрываем своей позиции, хотя и затрудняемся поименовать ее, пользуясь расхожей терминологией. Для начала можно считать нас демократами, либералами, западниками или представителями «рассерженных горожан», хотя мы вовсе не противники порядка и стабильности, не призываем к отставке Путина и не считаем себя меньшими патриотами, чем Кургинян или Проханов. (Перефразируя известную истину, можно сказать, что приватизация патриотизма – это последнее прибежище негодяев.)
Мы постепенно уточним свою позицию и начнем с общего утверждения, что нынешняя ситуация типична для возвратно-поступательных движений русской истории, когда преобразовательные проекты на полдороге сменялись противонаправленными или просто растворялись в небытии. Если говорить предельно лапидарно, проект демократизации 90-х вместо того, чтобы быть дополненным проектом восстановления государственного порядка, был им подменен в нулевые годы. Демократизация сменилась строительством пресловутой «вертикали». Присмотримся к происходящему детальнее.
Что происходит?
Начнем с того, что въевшаяся в подсознание – наше и наших правителей – марксистская философия истории, известная в ее советском изводе как «исторический материализм», была разработана и относительно успешна на том этапе истории, когда, говоря упрощенно, людьми двигало чувство голода. Даже при этом марксистская «борьба классов» вполне может трактоваться как частный случай гегелевской борьбы за признание. Но, когда люди сыты, их интересы, как известно, смещаются от основания к вершине известной «пирамиды Маслоу»: на первый план выходят духовные интересы и ценности. Разумеется, условия и уровень жизни в России резко неоднородны, и процессы, о которых идет речь, берут начало преимущественно в больших городах, прежде всего Москве и Петербурге. Но, как говорится, лиха беда начало.
С нашей точки зрения, влиятельная «новая среда», стремительное формирование которой отмечает Ремчуков, есть не что иное, как сфера клуба, чаще именуемая гражданским обществом: «общее для этой среды – отсутствие иерархии и минимальные вертикальные связи. Эта среда функционирует по горизонтали». Интернет и социальные сети так катализировали этот процесс, настолько его ускорили и изменили, что он стал почти неузнаваемым.
Среди прочего оказалось, что не только на Западе «за столетия созрели собственные представления каждого конкретного общества о добре и зле, о демократии и авторитаризме, о свободах». Например, в арабских странах сложились представления, настолько отличные от западных, что все попытки истолковать выражающую их арабскую весну в терминах либеральной демократии ведут политику Запада в тупик.
Россия, однако, посрамила своих патриотов-охранителей: исторически сложившиеся представления наших сограждан «о добре и зле, о демократии и авторитаризме, о свободах» оказались, как отмечает Константин Ремчуков, вполне европейскими. На прошедших митингах собирались преимущественно представители самодеятельного населения, на базе деловой активности которых резко активизировались два определяющих для современной организации жизни в стране процесса. Их важно различать – как представителям власти, так и гражданам (в особенности не склонным к занятиям политикой).
Мы имеем в виду клубную деятельность, жизнь гражданского общества и политическую деятельность, в том числе формирование и работу политических партий. Это довольно тонкие материи, которые обсуждались недавно на страницах «НГ» Д. Волковым (см. «НГ» от 02.03.12). Прежде всего отметим одно различие, особенно значимое в данном контексте.
Общественные и политические движения
Это различие стилистическое в том смысле, который подразумевал в свое время Андрей Синявский, говоря о своих стилистических расхождениях с советской властью. Такие разные авторы, как Лев Рубинштейн и Георгий Сатаров, в минувшем феврале выступили со статьями, посвященными карнавальной стороне выступлений «рассерженных горожан», совершенно непредставимой на казенных митингах, организуемых в поддержку Кремля.
Мы склонны видеть в этой характерной особенности (сколь приятной, столь и серьезной) проявление фундаментального свойства сферы клуба: органической нетерпимости ко лжи, показухе, фальши всякого рода. Которые, между прочим, в полном объеме восстановились в современном нашем государстве: как будто и не распадался Советский Союз! Пожалуй, что соединение звериной серьезности со всепроникающей ложью снова стало наиболее адекватной визитной карточкой государства российского, как минимум его политической сферы.
Но не менее важно объединяющее гражданскую и политическую активность начало. В обоих случаях содержательная полемика должна иметь в своей основе определенный предмет, а подлинная борьба может разворачиваться только по поводу той или иной деятельности. Примером бессодержательной полемики и псевдоборьбы может служить столкновение апологетов Путина («Кто, если не он») и его противников («Россия без Путина»). При этом, однако, гражданская активность в принципе ситуативна и направлена на решение сиюминутных задач в противоположность политике, выстраивающейся вокруг той или иной стратегической линии.
Примером гражданской активности может служить борьба с коррупцией Алексея Навального и/или движение за честные выборы, а пример политики разве что намечается после десятилетнего перерыва в манифесте Михаила Прохорова, где он сопоставляет свой стратегический замысел с реальной стратегией Путина. Для ясности нужно добавить, что, кажется, никто из так называемых лидеров оппозиции не выступил с критикой программных статей Путина.
Мы рискнули бы сказать, что в демократическом обществе гражданская и политическая активность равно необходимы и взаимно дополнительны, но не конкурентны. Антагонистические отношения между ними характерны для авторитарных режимов, в особенности деградирующих с их «общенародной» партией власти (то есть не партией) и, напротив, политизирующимися гражданскими движениями. Это и наблюдается в России. Но хотелось бы надеяться, что процесс не зашел еще слишком далеко и шансы вернуться к демократии еще не потеряны.
Заметим, что различение гражданской и политической активности позволяет затем ставить вопрос об их совместной организации. Как свидетельствует опыт развитых стран, сорганизация политической работы партий с гражданской активностью наиболее эффективна на местном и региональном уровнях. Это напрямую связано с тем обстоятельством, что оппозиция, как правило, не вытесняется напрочь из активной политической жизни, а сохраняет более или менее значительные плацдармы на местах. К сожалению, мы не располагаем примерами такого рода из современной отечественной практики – может быть, их и нет.
Власть и оппозиция
Признание, осмысление и учет новых реалий в текущей политике и общественной жизни представляет собой сложную задачу не только для российских властей, но и для граждан, пока еще, по сути дела, чаще подданных – впервые (если не считать начала 90-х годов) получающих право на гордое имя гражданина. И тем и другим предстоит жить в новых условиях, в корне отличающихся от привычных нам.
Если мы хотим жить, «как в Европе», по показателям качества жизни, придется научиться жить так же и по другим показателям, в том числе научиться мирному сосуществованию общества с властью при неизбежных конфликтах интересов. Это норма жизни цивилизованного общества, освоить которую и вообще трудно, а нам трудно вдвойне за отсутствием опыта конструктивного взаимодействия общества с властью и соответствующих институтов – не фиктивно-демонстративных, какими являются наши органы представительной власти или суды, а подлинных, отвечающих своим конституционным функциям.
Запад избавился от абсолютистской системы правления в эпоху буржуазных революций. История, однако, распорядилась так, что в России господство самодержавия сохраняется по сию пору: собственно, в этом и состоит знаменитая наша «особость», приходящая теперь в прямое столкновение с новыми формами организации жизни общества, «новой средой».
Поэтому мы не думаем, что «Россия без Путина» сильно отличалась бы от России при Путине. Путин при его несомненных талантах, как все мы, – продукт своего времени, прежде всего, конечно, советского с присущими ему особенностями и ограничениями. Он несет на себе «отеческое» отношение к народу – не как к равным согражданам и партнерам, а как к нуждающимся в опеке и заботе «малым сим», которые, выступая против власти, «предают родину», если не подкуплены впрямую «врагами России». Такое отношение несовместимо с растущим на дрожжах Интернета гражданским обществом. Сможет ли он преодолеть в себе и тем самым помочь нам выдавить из себя это советское наследие, в том числе важную его составляющую – органическое неприятие неизбежных рисков развития, о котором писал недавно в «Гранях.ру» Михаил Ямпольский?
Но задачи, стоящие перед оппозицией, на наш взгляд, сложнее. Митинговые лозунги антипутинские или античуровские – не более чем детские болезни. Смешно же требовать замены царя при сохраняющемся самодержавии и тем более смены чиновника и честного голосования, когда вся система выборов представляет собой дырявую декорацию, с грехом пополам (греха-то, пожалуй, больше) прикрывающую отсутствие реальной конкуренции и политической борьбы.
Конечно, с чего-то надо было начинать, но мы боимся, что при всей стремительности идущих перемен их быстрота все же недостаточна для прямого и плавного продолжения начатого «рассерженными горожанами» дела. Недаром в СМИ замелькало слово «тайм-аут». Слишком серьезные препятствия стоят на нашем пути, нам еще предстоит научиться выявлять и формулировать стоящие за ними проблемы, а затем переключаться на разработку отсутствующих у нас средств их решения. Именно так мы трактуем начатую Михаилом Прохоровым работу по созданию новой политической партии; аналогичную работу предстоит проделать для себя и гражданскому обществу.
Для начала нужно научиться вести хотя бы просто предметный диалог друг с другом и с властью. Диалог, коммуникация по вопросам, волнующим общество, – это разговор, участники которого не только имеют свои определенные позиции, но и готовы хотя бы частично пересматривать их под давлением аргументов противника. Если вы априори уверены в своей стопроцентной правоте и знаете, «как жить», то никакой диалог невозможен в принципе: знание Истины ведет не к решению спорных вопросов, а на баррикады. К сожалению, именно такая абсолютная уверенность в своей правоте (при отсутствии мало-мальски содержательной программы действий) пока более характерна как для оппозиции, так и для власти, и в этом мы видим основное препятствие на пути России вперед.
Добавим, что мы далеко не всегда склонны видеть в западном мире пример для подражания. Можно извлечь много полезного из его исторического опыта, но не меньшие перспективы таятся в анализе его ошибок. Не говоря уже о том, что и то и другое надо интерпретировать в контексте собственной истории, с которой нам еще предстоит разбираться: не зря же говорится, что история – это политика, опрокинутая в прошлое. Здесь, на переходе к так называемым процессам большой длительности, мы попадаем в недостаточно освоенную российскими политологами область истории понятий и интеллектуальной истории. Искать решения своих проблем в прошлом – последнее дело. Но в проектах именно исторических масштабов, а не в событиях на улице только и можно найти ответы на стоящие перед Россией «вечные вопросы».
Теория и практика
Итак, не будучи оригиналами, мы видим путь к решению сегодняшних наших проблем в демократизации, основная функция которой – в избавлении от цикличности развития, характерной для западных стран в эпоху буржуазных революций, для России же, повторим, и по сию пору. Содержательно мы связываем современную демократию не только и даже не столько со всеобщим избирательным правом (с ним был связан предыдущий этап ее становления), сколько с осознанием на рубеже XIX–XX веков автономизации и массового распространения управленческой деятельности.
Наша интерпретация этой истории состоит в том, что в дополнение к (или даже на смену) диаде политика–власть, в рамках которой мыслится реализация масштабных преобразовательных замыслов, приходит триада политика–управление–власть. Причем параллельно и в связи с этим дополнением неизбежно происходит подспудная смена содержания политической деятельности и работы власти. Этот исторический процесс вряд ли можно считать завершившимся, и мы говорим скорее о соответствующих тенденциях. Однако тенденции эти в пределах стран европейского культурного ареала (а еще нагляднее в сравнении их, скажем, со странами Африки) кажутся достаточно прозрачными.
Власть как отношение господства/подчинения, как способность одного субъекта заставить другого делать то и так, что и как считает нужным первый, дополняется, а отчасти и замещается, с одной стороны, бессубъектной властью закона, которой подчиняются все действующие лица, а с другой – появившимся (в начале ХХ в.) управлением. Фундаментальное отличие управления от власти как отношения господства/подчинения состоит в том, что управленческие воздействия осуществляются посредством диалога. Управляемая система – в отличие от системы подчиненной – сохраняет свободу, в рамках которой принимает аргументы управленца в пользу предлагаемого им направления и способа действий.
При этом управление и власть приобретают еще особые, парадоксальным образом разнонаправленные функции: управление ответственно за нововведения всякого рода, власть – за соответствие любых перемен действующему законодательству, попросту говоря, за сохранение стабильности. В этой своей функции власть/господство объединяется с властью закона в лице правоохранительных органов. В нынешней ситуации особенно важно, что решения, принимаемые властью, не предполагают никакого обсуждения, в то время как управленческие решения, напротив, не имеют права на реализацию без обсуждения с представителями всех заинтересованных позиций.
В pendant к сказанному политика (politics), оставаясь борьбой за власть/господство, получает важное дополнение в виде борьбы между политическими субъектами за реализацию их представлений о будущем, их политических программ. Власть/господство при этом оказывается уже не самоцелью, а средством реализации программных установок.
Зафиксировав все это в качестве трендов современной общественно-политической практики, мы в заключение переводим разговор в проектный залог и говорим, что в России нам нужно артифицировать эти тренды (то есть целенаправленно, искусственно содействовать движению в этом направлении). При том что на Западе означенные тренды пока плохо отрефлектированы и осмыслены, мы можем инициировать обсуждение этих поистине судьбоносных для европейской цивилизации вопросов.
В практическом плане мы полагали бы наиболее перспективной ориентацию гражданской активности на упорядочение судебной и правоохранительной практики. С нашей точки зрения, в принципе позором для России является бесконечный поток жалоб наших сограждан в Европейский суд по правам человека.
Но ведь большинство из них вполне обоснованно, а безобразия в системе российского правосудия, правоохраны и системы исполнения наказаний, кажется, уже давно вышли за рамки здравого смысла: дело об изнасиловании в Казани тут только самое последнее и резонансное. Короче говоря, мы предлагаем перенести гражданскую активность вместе с веб-камерами из избирательных участков в «зоны», полицейские участки и суды, упорно отслеживая судьбу значимых (не только резонансных) дел вплоть до высших кассационных инстанций. Привлекательной нам кажется и идея «викилегии» – народного законотворчества.
