Русская рулетка 4 марта

У самой большой массовки лозунги вроде этого, а не агитация против оппонентов.
Фото Reuters

Основой для прогнозов результатов выборов по меньшей мере со времен Гэллапа были социологические опросы. Однако недавние парламентские выборы наглядно продемонстрировали бессилие российской количественной социологии. Все три основных социологических центра – и проправительственные ФОМ и ВЦИОМ, и ориентирующийся на оппозицию Левада-Центр – предсказали «Единой России» не менее 50% голосов на парламентских выборах. Фактически ее результат (без учета прямых фальсификаций, но включая самый жесткий административный ресурс), по совпавшим между собой независимым оценкам ряда экспертов, составил 38–40%, в том числе 35–36% в русских регионах.

Существует много причин немочи российской количественной социологии. Это и элементарный страх многих людей высказаться против партии власти в неанонимном опросе, и халтура рядовых интервьюеров, и халтура самих социологических служб (почти исчезли повторные и тем более третьи посещения респондентов, которых не застали дома), и – особенно – недостижимость многочисленных групп респондентов: тех, кто находится целый день на работе, тех, кто живет в домах с кодовыми замками и/или консьержками, тех, кто сильно озлобился и не хочет отвечать на вопросы социологических служб, и т.д. и т.п. По оценке генерального директора Киевского института социологии Владимира Паниотто, «процент людей, которые отвечали на вопросы, упал с 85–90% населения в 1995–1997 годах до 50–60%, а в крупных городах и того меньше – до 30–40%». Вряд ли есть основания надеяться, что в России ситуация много лучше. Например, по всем опросам, «Яблоко» набирало на парламентских выборах 1–2%, а фактически собрало 5–6% (даже по официальным данным – 3,5%). Большая часть избирателей «Яблока» просто выпала из поля зрения социологических служб.

На этом позорном фоне качественные социологические методы Сергея Белановского дали лучший количественный прогноз результатов выборов в парламент, чем полуторатысячные выборки. Как писали Михаил Дмитриев и Сергей Белановский в марте прошлого года, «нечестная» победа «Единой России» на парламентских выборах скорее всего ускорит делегитимизацию выборов как таковых. Это поставит под вопрос легитимность президентских выборов и избранного на них кандидата власти. Возникнут условия для продолжения политического кризиса в период после выборов». И даже более того: «Не исключено, что по своей интенсивности этот кризис превзойдет период конца 1990-х и вплотную приблизится к эпохе конца 1980-х годов».

Однако власть, к которой были обращены эти пророческие слова, им не поверила, а поверила собственным ощущениям и подтверждающим их социологическим опросам. Возможно, если бы Владимир Путин и руководство «Единой России» придерживались более реалистических мнений о своей популярности, то не было бы ни столь масштабных фальсификаций на выборах, ни столь сильного протестного движения.

Сегодня перед президентскими выборами количественные оценки рейтинга главного кандидата колеблются в диапазоне от 40 до 60% по всей стране и от 30 до 40% – в столице. Но вера в них невелика. Основным способом оценки популярности политических лидеров стали не социологические рейтинги, а количество людей, пришедших на те или иные митинги. Сперва в этом соревновании безоговорочно лидировала оппозиция. Но власть поднапряглась и с помощью кнута и пряника собрала на Поклонной горе огромный антиоранжевый контрреволюционный митинг.

Впрочем, данное действо трудно было назвать митингом. Скучающие участники массовки, разделившись на небольшие группы от 2–3 до 10–15 человек, коротали время, болтая друг с другом, и пытались согреться с помощью приплясывания, горячего чая или чего покрепче. С отпечатанными в типографиях лозунгами присутствующие равнодушно ждали, пока ораторы закончат кричать, что люди на площади – последний оплот на пути страшного врага, готовящегося расчленить нашу страну. Но настоящим организаторам массовки был нужен не интерес к крикам со сцены, да и сами крики о страшной угрозе не были главным содержанием действа. Даже вручались людям, судя по фотографиям, больше пропутинские лозунги, а не антиоранжистские. Настоящим организаторам необходимо было прежде всего количество. И количество получилось выше всяких похвал: неплотно стоящая толпа заполнила не только огромную площадь, но даже перекрыла Кутузовский проспект. На размытых снимках с вертолета массовка смотрелась великолепно: огромное море народа, 138 тыс. – по оценке ГУВД, или даже 190 тыс. – по оценке Сергея Собянина, прозвучавшей из уст Владимира Путина.

Однако задумаемся – к чему может привести этот «успех»? Нет, я не о том, за кого проголосуют «митинговавшие». Может быть, за того, чьи лозунги они держали, а может быть, за его оппонентов. И речь даже не о том, какое впечатление телерепортажи о митингах в Москве произвели на страну. Мнения разных наблюдателей и аналитиков расходятся. Одни говорят, что зрители убедились в крепости нынешней власти. Другие, наоборот, считают, что вид двух противостоящих друг другу митингов в столице пугает и вызывает желание немедленно бежать в магазин за солью и спичками.

Речь о другом – о впечатлениях и реакции главных заказчиков зрелища. Зачем им теперь ненадежные и неточные результаты социологических опросов? Какой смысл этим результатам верить, если воочию видно, что одна толпа больше другой, а выверенные до второго или даже третьего знака расчеты столичного ГУВД или Собянина говорят о четырех-пятикратном превосходстве? Из этих сравнений нетрудно сделать вывод, что и результат выборов будет соответствующим: главный кандидат получит на выборах в Москве ну не в 4–5, а хотя бы в 1,5–2 раза больше голосов, чем его слабые оппоненты. То есть как минимум 60–70%.

Не успел я написать эти строки, как было объявлено, что на 23 февраля назначен новый митинг численностью уже 200 тыс. человек (при перевыполнении плана возможны и все 300 тыс.) и на нем ожидается выступление самого Владимира Путина. Оставим в стороне вопрос, может ли Владимир Путин, не теряя лица, выступать на одном митинге с Сергеем Кургиняном и Александром Прохановым. Важнее то, что после такого массового митинга уже будет просто постыдно сомневаться в том, что вся Москва за Путина и только отдельные отщепенцы (не без участия ЦРУ и Госдепа в лице нового американского посла) пытаются мутить воду.

А теперь представим себе, что такой логичный вывод действительно сделан и перед соответствующими структурами поставлена творческая задача показать 60–70% голосов при 30–40% (или даже менее) имеющихся в наличии. В накаленной митингами Москве. На глазах многих тысяч наблюдателей. Что будет 5–10 марта? Не приведут ли в конечном счете антиоранжистские митинги к той самой революции, которую с такой страстью проклинали?

Неблагоразумие властей, в роли рупора которых сегодня выступают Сергей Кургинян, Максим Шевченко, Александр Дугин и Александр Проханов, «удачно» сочетается с высказываниями горячих голов из стана оппозиции. Как заявил Алексей Навальный на украинском телевидении: «Если же Владимир Путин пойдет на такие же беспредельные фальсификации, которые он устроил совсем недавно, то думаю, что существенным образом вырастет уличный протест. ┘В течение нескольких месяцев мы увидим существенное политическое противостояние, которое, надеюсь, все же не выльется в какие-то силовые варианты».

Поэтому у нас нет оснований полагаться на предусмотрительность ни той, ни другой стороны. В наихудшем варианте победа Владимира Путина на фальсифицированных выборах 4 марта закончится на следующей неделе после них, и в стране начнется хаос с непредсказуемым результатом. Нельзя сказать, что другой вероятный вариант – фальсификация выборов повсюду, кроме Москвы, и натравливание страны на ее столицу – будет хорош. Но все же он не ведет к немедленной катастрофе.

В этом соревновании плохого с худшим у нас нет серьезных оснований полагаться на благоразумие лидеров. Главная надежда – на благоразумие самих москвичей, которые, надеюсь, сумеют выразить свой протест в энергичных, но мирных формах. Еще больше надежд на то, что предпраздничная суета перед 8 Марта и послепраздничное похмелье смогут остудить революционный пыл.

А может быть, мы все же не будем играть в русскую рулетку? Зарядим один патрон в барабан револьвера, крутанем несколько раз и┘ положим револьвер на стол?..