Сергей Строганов
Все дело в идее – а в чем же еще может быть дело у русского писателя Александра Потемкина и героев его нового романа «Кабала»? Вот уж подлинно национальная черта: Архимеду нужна была точка опоры, русскому же – вынь да положь Идею, и все мироздание содрогнется, а как же иначе?! «Буйство воспаленного сознания – главнейший двигатель развития человечества, и у русских эта особенность выражена наиболее ярко» – известный писатель Потемкин нашел эту новую точку опоры – нанопилюля, и лучше ее назвать рукотворной генетикой, или русским генофондом. В «Кабале» ее изобретает профессор Кошмаров в воспаленном кукнаром сознании главного героя Петра Парфенчикова.
«Кабала» – слово татарское, означающее «долговой документ». Отсюда кабальное холопство, существовавшее в Московском государстве, – должник служил вместо процентов. То есть до смерти русского этноса все мы в кабальном холопстве у собственной природы, в долговой яме собственного генофонда, генофонда настолько бесперспективного с точки зрения современного мира, что «при любой цене на углеводороды, при любых демократических переменах у России единственный исторический финал – банкротство, раздел, переход территорий под управление других стран». Так буйствуют молодые головы в далеком сибирском городишке Кан. Значит, выход только один: евгеника на основе новейших биомедицинских технологий. Неоевгеника. Новая национальная идея, идея без пустых затрат.
Всего-то «добавить в вашу кровь пятнадцать процентов немецкой генетической закваски. Это качественно обновит в русском человеке биомеханизмы, отвечающие за организованность и правовую дисциплину. Десять процентов китайской крови повысят трудовую активность и придадут способность к внутренней сосредоточенности. Десять процентов еврейской крови обеспечат развитие предприимчивости и рачительности. А еще пять процентов грузинской крови, несомненно, улучшат внешний вид русского человека, усилят его эмоциональность и жизнелюбие» – вот вам Идея, которая возродит (воскресит?) Россию.
Кто он, Александр Потемкин? Антихрист, радикально ниспровергающий устои, от которого мы безуспешно пытаемся отречься четверть века? Или безумный, ослепленный навечно идеей воскрешения всех ушедших предков? Николай Федоров открывает дверь в современность, предупреждая другим эпиграфом романа: «Наши пороки суть наши извращенные добродетели». И тогда «Философия общего дела» русского безумца станет явью – ведь теперь одним щелчком пальца (то есть нанопилюлей) можно воскресить к абсолютно новой жизни народ, населяющий 1/8 часть суши. Не в неведомом будущем, не после смерти, не дожидаясь Страшного суда, а «здесь и сейчас». Да, собственно, и не «населяющий», а вымирающий самым естественным путем. Вот и для главного героя романа секс – не главное. Да и не способен он не то что зачать, но и наслаждаться рядом с колченогой Катериной Лоскуткиной в далеком сибирском городке, которая готова подарить тепло, ласкать без устали. А Петр Петрович два часа лежит, а потом встает и уходит – зачем секс, если в домишке его ждет греющее больное сознание маковая соломка┘
Петр Парфенчиков – даже фамилия его звучит по-русски пренебрежительно, как и фамилии других героев: Помешкин, Писмарчик, Лоскуткина, Ефимкин, – москвич, решает освободиться от кабалы родительских предрассудков, предпочтений, ценностей. Окончив престижный вуз, избежав армии, работает преуспевающим менеджером. Но русская природа берет свое: «Став добровольным рабом маковой головки, я твердо знаю, что лишь она спасет меня от всякой нечисти, а особенно от людишек, роем кишащих в столичных элитных кругах. Я принял кукнар безраздельно, с сознанием и душой, страстно влип в него неистово и безумно, как Рогожин в Настасью Филипповну. Ох, если бы больше людей постигли маковую энергию! Совсем в другую жизнь окунулся бы наш народ. В благородное одиночество, в фантазии мятежного духа, в игру воспаленного разума. А в результате был бы сделан шаг вперед по пути совершенствования русского человека┘»
Дурман столичной жизни, элитных кругов подсказывает ему и путь, и выход – маковая соломка. И московская квартира, и новенький «Пежо» достаются охотникам за «халявной недвижимостью», а Парфенчиков получает маковые запасы на дорогу, домик в далеком городке Кан да билет в поезд Москва–Пекин. Читатели вместе с ним погружаются в бескрайнюю дорожную тоску, но если Петр Петрович погружает себя в маковый дурман, то нам остается только история как бесконечная дорога. Жизнь как вечное ожидание.
Русские – вечные пассажиры поезда История. Есть души дневных забот, есть крадущиеся, а есть вокзальные. Одним достаточно колясок, пляжа и бэушного автотранспорта. Другим подавай сверкающее лаком счастье в подземелье дорогих отелей. Вечным странникам русским не нужно ничего, кроме вокзала, чтобы вечно прозябать в залах ожидания. Это иной, запредельный мир, недоступный непосвященным. Там свои неписаные в миру законы, свои традиции и обычаи, трагедии и счастье. «Добро пожаловать в дорогу, господа странники!» – приглашает Александр Потемкин. Отстраненные скитальцы. Никто не знает, на какой станции мы сойдем, да и существует ли та самая станция. Автор «Кабалы» приглашает нас в дорогу не только на страницах романа. Он сам – вечный вопрошающий странник на этой земле. Александр Потемкин – русский человек до мозга костей.
Кто-то бросает столицу, отправляясь куда глаза глядят. Да мало ли таких людей сейчас в России?! Немало соотечественников в один прекрасный момент оставляют и должность, и перспективное дело, и состоятельную жизнь, и столичную прописку и разбредаются по странам и континентам. Можно в сибирском лесу или заброшенном городке найти человека, который еще только год назад развивал успешный бизнес в Москве, отдыхал в Куршавеле, а сейчас, например, работает на собственном огороде и отдыхает на заимке в тайге.
А кто-то, наоборот, всеми силами стремится к московским улицам, к особнякам на Рублевке, обедам в «Метрополе», должности в Белом доме на Краснопресненской набережной, как другой герой романа – Ефимкин. («Ефимок» – русское название денежной монеты талер). Может, потому и сплетаются в его характере и русские, и европейские черты? После череды мытарств он оседает в том же самом городке Кане начальником рыбнадзора. И там, вдали от «Националя», наливается кровью местных жителей новый русский клоп-лох.
Парфенчиков бежит в маковом дурмане из Москвы. Навстречу поезду Москва–Пекин движется Ефимкин в совершенной уверенности, что там, за 7 млн. долл. он наконец добудет заветное место в правительстве, начальника по контролю за государственными закупками продовольствия. Он действует именно как лох (а это особая категория людей в столичном вертепе): снимает рублевские особняки, покупает лимузины и попадается в капканы московской аферы, не успев даже сообразить, что произошло. Как, отправившись непосредственно в Белый дом, беседуя с высоким начальником, обнаружить себя сидящим на пресненской почте за написанием заявления о приеме на работу руководителем департамента уже без денег и, разумеется, без всяких надежд – непостижимо для его сибирского сознания. Он неинтересен даже автору романа, потому так беспечно обрывается повествование о Ефимкине. Александр Потемкин будто забывает его на почте и с нетерпением возвращается к главному герою.
Страница за страницей, абзац за абзацем воспаленное воображение Парфенчикова дарит читателям фантасмагорию преображения России и «русского духа» с помощью нанотехнологий. Временами охватывают сомнения: не издевается ли автор над читателем? Возможно, евгеника и есть самое верное средство для национального пробуждения, преображения, воскрешения?
Но чем ближе к финалу, тем более охватывает надсадная боль, которую невозможно заглушить. Боль от собственного существования. Боль за страну, которую даже «собственной» сейчас очень трудно назвать.
Россия спасется мигрантами: именно так и считает Госдеп США. Или мы сами так считаем, только боимся самим себе признаваться? Именно русская черта: выдумать себе далекого или близкого врага, наделить его своими мыслями и фантазиями и неистово ненавидеть. Ненавидеть только лишь за то, что он являет нам тайники русского духа, которые жутко открывать перед самими собой.
Еще одна русская черта: «Деньги? Да разве в них счастье?!» Петр Парфенчиков обескуражен находкой на огороде – старый сундук старухи, доверху набитый самыми настоящими купюрами. Нет, он не Раскольников и не проделывает свой путь к убийству для прояснения и очищения идеи. Он просто находит деньги. Но, как и для Родиона Романовича, не в них дело. Что деньги? Разве что прикупить земли, техники и завести настоящую маковую плантацию? Но для этого нет той самой немецкой аккуратности, еврейской расчетливости, словом, всего того, что так выгодно отличает другие народы в нашей стране. Зато тут же находится Помешкин, открытый любой идее. Заметьте – не работе, а идее. И тут же погружается с новым другом в опийный дурман. Тут же загорается идеями профессора Кошмарова и преобразованием русской нации. Преобразование завершается очищающим огнем для одного и для другого: чем еще может завершиться бытие наркоманов в заброшенном домике в далеком сибирском городке? А деньги, тот самый инструмент для преобразования и себя, и окружающего мира, забыты на столе Катерины Лоскуткиной.
Но не просто забыты. Фантасмагория Кошмарова–Парфенчикова находит воплощение в образе этой несчастной женщины. Воображение или фантастическая нанопилюля действительно преображает сознание забитого существа. В считанные дни она воскрешается к совершенно новой жизни, прежде всего внутренне, и мир, совершенно иной мир, раскрывается и захватывает ее. И здесь-то и открывается замечательная наша черта. Александр Потемкин скорее оставляет читателя перед выбором: то ли поверить в фантастическое преображение человека, русской девушки из далекого, практически заброшенного городка. То ли открыться другой русской черте: исступленной вере в то, что где-нибудь, как-нибудь, кто-нибудь без всяких нанопилюль способен преобразиться от начала и до конца.
Потемкин как будто приоткрывает выбор, фантастический в своей радикальности. Либо мы погибнем, перестанем существовать, либо явятся профессора вроде Кошмарова и с помощью нанопилюль дадут нам еще несколько веков развития и существования. Погибнем, как герои романа «Кабала»? Или есть надежда на то, что сумеем вырваться из кабалы?
