Александр Соловьянов Нет, не все еще потеряно для мыслящих людей сегодняшней России, если идейный вызов, который бросили в Washington Post Лев Гудков, Игорь Клямкин, Георгий Сатаров и Лилия Шевцова так называемым «реалистам» в Америке, заметно активизировал интеллектуалов (грубо говоря, «реалистами» в международной политике именуют в наши дни тех, кто ставит «интересы» выше «ценностей»).
В России откликнулись на их статью Алексей Пушков (на ТВ Центре), Андрей Пионтковский и Ирина Павлова (в «Гранях.Ру»), в Америке Дмитрий Саймс (в интервью «НГ») и Анатоль Ливен (в National Interest). Нет слов, отклики были неравноценными – и не всегда к делу. Но все-таки откликнулись же люди на идейный спор, а не на бесконечное пережевывание догадок насчет того, наметились ли наконец трещины между лидерами руководящего тандема.
«Четверка» обвинила американских «реалистов» (среди которых числятся такие серьезные деятели, как Генри Киссинджер и Джеймс Бейкер, оба бывшие госсекретари, или Гэри Харт и Чак Хейгел, бывшие сенаторы) в том, что, не видя кардинальной разницы между национальными интересами России и интересами ее правящих элит, они предлагают Обаме сотрудничать с этими элитами в ущерб демократическому будущему страны.
Возражения были разные. Пушков, ясное дело, тотчас перевел идейный спор в плоскость коммерческую – кто, за что и кому заплатил. Сложнее с Ливеном, который, к сожалению, тоже не устоял перед этим соблазном, пристегнув мимоходом к «четверке» Пионтковского – чтобы язвительно заметить, что двое из них (из кого «из них»?) получают зарплату из американских фондов (хотя какое отношение имеют эти фонды к идейному спору, не объяснил), а Сатаров, и того хуже, был в свое время помощником Ельцина. Единственное, что тут можно спросить: ну и что?
Несопоставимо серьезнее возражения, содержащиеся и подразумевающиеся в «реалистических» докладах Томаса Грэма и Харта–Хейгела, на которые и ополчилась «четверка». Первое из этих возражений лежит на поверхности. «Реалистам» правящие элиты России тоже не нравятся. Но договариваться-то по горящим проблемам, таким как ядерное вооружение Ирана или нераспространение ядерного оружия, придется Обаме именно с этими элитами, какими бы они ни были. Если на то пошло, правящие элиты в Китае и в Саудовской Аравии тоже патерналистские, но сотрудничает же с ними Америка. Так почему не с Кремлем?
Второе возражение глубже, фундаментальнее. И касается оно уже не только текущей политики, но и исторического прошлого страны. В конце концов режим в России, полагают «реалисты», патерналистский с самого начала ее государственного существования. Что в таком случае удивительного, если Кремль и сегодня опирается на эту тысячелетнюю традицию? Другой-то не было (чего, кстати, не оспаривает и «четверка»).
Нет, конечно, успокаивают Харт и Хейгел, раньше или позже Россия тоже придет к свободе и демократии, как придут к ним и Китай, и Саудовская Аравия, но «своим ритмом». Не на нашем веку, другими словами. Потому и следует Обаме искать с Кремлем общие интересы по тем вопросам текущей политики, которые не могут ждать десятилетия. Короче, синица в руках предпочтительнее журавля в небе.
И все-таки есть изрядная доля лицемерия у американских «реалистов», когда они сравнивают Россию с Китаем или с Саудовской Аравией. Доказательство тому уже сам бурный всплеск их активности – докладов, речей, интервью и заявлений – накануне визита Обамы в Москву. По какой-то причине ничего подобного не предшествует государственным визитам в Пекин или в Эр-Риад. Одно это уже свидетельствует, что «реалисты» чувствуют разницу между Россией и Китаем. Чувствуют, но объяснить не могут.
Вот почему я думаю, что идейный вызов, который бросила им «четверка», был бы несопоставимо серьезнее, попытайся они объяснить эту разницу американским оппонентам. К сожалению, не в их силах было это сделать, как только они уступили без боя всю территорию русского прошлого, согласившись, что у России, как и у Китая, и впрямь была лишь одна историческая традиция, патерналистская.
Между тем этот прижившийся в мировой историографии стереотип попросту ошибочен.
Патернализм вовсе не единственная и тем более не тысячелетняя традиция России. Ибо родилась она страной европейской. И «договорная» (европейская) традиция господствовала в ее политической культуре на протяжении пяти с половиной веков (20 поколений), то есть большей части ее исторического существования. Судя по интервью «Газете Выборчей» (15.01.02), полностью соглашался с этим на заре первого президентского срока и Владимир Путин. Вот его слова: «Россия в этом смысле не отличается от любой другой европейской страны... Это страна европейской культуры, а значит, это страна европейская». Я, впрочем, не уверен, что подписался бы под этими словами Иван Ильин, любимый философ Владимира Путина сегодня.
Другой вопрос, что с самого начала рядом с этой европейской традицией действительно в России существовала и не на жизнь, а на смерть с ней соперничала другая, патерналистская (холопская) традиция. Более того, после победы в середине XVI века иосифлянской Контрреформации и вдохновленной ею самодержавной революции Ивана IV эта холопская традиция восторжествовала. Это правда. Но правда и то, что предшествовали ее торжеству не только века Киевско-Новгородской Руси, но и Европейское столетие постмонгольской России.
Нет слов, холопская государственность сделала все от нее зависящее, чтобы увековечить свою победу. От православного фундаментализма и обязательной службы дворянства, закрепостившей элиты страны, до тотального порабощения соотечественников, от «сакрального» самодержавия до экспансионистской империи и мифологии Третьего Рима веками выстраивала она в стране несокрушимую, казалось, антиевропейскую крепость, предназначенную навсегда похоронить ее европейскую соперницу.
И тем не менее наследники Европейского столетия России, если хотите – русские европейцы, сумели между 1696 и 1991 годами не только пробить зияющие бреши в холопской твердыне, но и разрушить все ее институциональные бастионы. Одно за другим пали и православный фундаментализм, и обязательная служба дворянства, и крестьянское рабство, и «сакральное» самодержавие, и, наконец, уже на наших глазах – империя. Все это обратилось в историческую труху. По сути, ничего от антиевропейской крепости не осталось, кроме мощных патерналистских стереотипов, внедренных ею за столетия в массовое сознание.
Бесспорно, эта ментальная инерция холопства – грозный противник. Она может быть – а может и не быть – преодолена лишь в суровой идейной войне против эпигонов холопской традиции.
Теперь, надеюсь, понятна читателю ошибка американских «реалистов». Нельзя сравнивать Россию ни с Китаем, ни тем более с Саудовской Аравией. Там много еще предстоит поработать «кроту истории», по знаменитому выражению Маркса, прежде чем их патерналистская традиция будет поставлена под вопрос. В России этот «крот» поработал уже очень основательно – ее патерналистская традиция давно под вопросом. Более того, лишившись всех своих институциональных основ, она умирает. Вот почему то, что невозможно в Китае, возможно в России. Возможно даже соединить то, что представляется «реалистам» несоединимым – «интересы» и «ценности».
Да, горящие проблемы сегодняшней мировой политики вынуждают отдавать предпочтение сиюминутным интересам (и спорить с этим, подобно нашей идеалистической «четверке», то же самое, что воевать с ветряными мельницами). Очевидно, однако, и другое: основывать отношения с сегодняшней Россией в отличие от Китая на взаимных интересах – все равно что строить на песке.
Слишком много метастазов дала уже умирающая патерналистская традиция и слишком дезориентирована в результате российская политическая элита, чтобы отчетливо представлять себе собственные интересы. Вот лишь два примера. Сегодня она упорно добивается членства в ВТО, а завтра неожиданно от него отказывается. Так что же тогда в ее интересах – ВТО, открывающее дорогу в Организацию экономического сотрудничества и развития, или ведущий в никуда Таможенный союз с Белоруссией и Казахстаном? Сегодня она трактует Америку как партнера, а завтра переименовывает ее в злейшего врага (не говоря уже о том, что случается ей делать это и одновременно). Что же действительно в ее интересах – партнерство или конфронтация?
Удивительно ли, что точно так же дезориентировано и население страны? Прекрасно понимая, как свидетельствуют все опросы, что «нормальная» жизнь и гарантии от произвола власти есть в Европе, а в России их нет, оно тем не менее с готовностью откликается на зов псевдоимперских фанфар. Короче, в условиях столь тотальной дезориентации с Россией, как объясняет русская поговорка, каши не сваришь.
С другой стороны, обязана она этой дезориентацией лишь затянувшейся агонии патерналистской традиции, все несущие конструкции которой давно уже подрыты «кротом истории». И вполне может быть, что одного последнего усилия русских европейцев и мира достаточно, чтобы освободить наконец Россию от этого архаического в XXI веке бремени, дав ей возможность вернуться к своим исконным «договорным» европейским корням. Все, что осталось нам, сегодняшним, для этого сделать, – это преодолеть ментальную инерцию холопства.
Задача сложнейшая. Важнее, однако, что речь идет не о политическом усилии, но об идейном, интеллектуальном, о том, что принято именовать soft power, одним словом, о «ценностях». Вот так и соединяется несоединимое.
* * *
Именно поэтому и представляет собой Россия для президента Обамы не менее грозный интеллектуальный вызов, нежели отношения с миром ислама. И поэтому ждет она от него «Каирской», если хотите, речи в Москве, речи, в которой сегодняшние интересы будут неразрывно сплетены с вечными ценностями – с откровенным осуждением патернализма и с видением европейского будущего России. Важно лишь помнить, что ничуть не менее насущны для России знаменитые лозунги, сделавшие Обаму президентом Америки, – Change! и Yes, we can!
