Григорий Заславский
Драматург Александр Гельман: «У нас есть только здесь и сейчас, остальное фикция».
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
Александр Гельман стал знаменитым после фильма «Премия», где лучшие актеры Советского Союза – Евгений Леонов, Олег Янковский, Михаил Глузский и другие – разыграли историю о бригадире Потапове, который отказывается от незаслуженной премии и вот теперь партком стройки разбирает это необычное дело. Эта пьеса под названием «Заседание парткома» была поставлена в десятках театров страны. Как и последующие его производственные пьесы – «Обратная связь», «Мы, нижеподписавшиеся...», «Наедине со всеми», «Скамейка»... Трудно проходили, но всегда имели успех. После перестройки Гельман стал чаще выступать как публицист, чуть ли не единственная его пьеса – об удачливом политтехнологе «Профессионалы победы» была поставлена несколько лет назад в Новом драматическом театре. Осенью прошлого года Гельману исполнилось 75 лет. Тогда же возникла договоренность об интервью «НГ», но, требовательный к слову, Гельман закончил работу над текстом на днях. Юбилейная тема ушла, актуальность разговора, напротив, обострилась.
– Александр Исаакович, сейчас все говорят, думают об экономическом кризисе, охватившем весь мир. Какого рода пьеса могла бы отразить это драматическое время, была бы зрителям интересна, полезна, волновала бы людей?
– Какая пьеса? Ну, например┘ например такая. Жил-был миллионер, крупный бизнесмен. Взял большой кредит в иностранных банках. Но в условиях кризиса его надежды на растущую востребованность продукта, который он производил, не оправдались – пришлось расплачиваться производственной и прочей недвижимостью. Потерял все. Потерял не только капитал – ушла жена к непотопляемому при любых кризисах высокому чиновнику, отвернулись люди, которые были ему многим обязаны. Тотальное банкротство. В последние месяцы мы читали о целом ряде самоубийств таких людей в разных странах, включая Россию. Но наш герой на удивление спокоен, в уныние не впал. Стал, наоборот, активнее, боевитее, обрел новую свободу. Десять лет он был круглосуточно охраняем, теперь гуляет без охраны. Улыбка не сходит с лица, дурачится, шутит, влюбляется, сочиняет анекдоты. Близкие опасаются: уж не свихнулся ли, ненормальный какой-то. Чем-то загадочным занят, просиживает ночами за компьютером, обменивается письмами с какими-то иностранцами по интернету. В бизнес он пришел из науки, занимался математикой, биологией, владеет несколькими языками – похоже было, что собирается вернуться в науку, но неясно было, чем именно намерен заниматься.
На самом же деле происходило вот что: он решил разобраться в природе разразившегося кризиса, каков его изначальный исток, характер, каковы причины, особенности, чем он отличается от прежних экономических потрясений. И он разобрался. У него сложилась определенная концепция. Примерно такая. С середины прошлого столетия, после испытаний ядерного оружия, после полетов в космос, после появления интернета, мы вступили в новую эпоху – эпоху планетарных опасностей. Некоторые ученые, писатели это поняли сразу, они предупреждали: новые опасности можно будет предотвратить только согласованными усилиями всех стран. Переговоры и компромиссы – вместо горячих и холодных войн. Вместо воинственного соперничества великодержавных амбиций необходимо развивать честное, справедливое взаимовыгодное партнерство. В перспективе потребуется выход на глобальное регулирование основных направлений жизнедеятельности человечества. Короче говоря, наш герой пришел к выводу, что настало время практически начинать выстраивать мировое правительство.
Идея не новая, но если прежде она воспринималась как задача отдаленного будущего, то сейчас, как он полагал, разразившийся общемировой кризис – сигнал о том, что пришла пора эту идею реализовать. Он организовал движение «За мировое правительство», собрал вокруг себя группу молодых интеллектуалов, они связались с единомышленниками в других странах, основали журнал, в котором публиковались соответствующие исследования, намечались этапы перехода к управлению мировой экономикой из единого координационного центра, была даже представлена программа планетарной политической партии.
 Евгений Евстигнеев и другие народные артисты в спектакле МХАТа по пьесе Гельмана «Заседание парткома». Фото с сайта www. kino-teatr.ru |
Наш герой и его соратники достаточно убедительно доказывали, что если не организовать, причем в самые короткие сроки, орган мирового управления, то нас неизбежно ждет череда глобальных разрушительных кризисов: экологический, демографический, сырьевой, погодно-температурный и прочие, и прочие, вплоть до международного политического кризиса, который неизбежно завершится ядерной войной. Доказывалось, что без эффективного мирового правительства предотвращение всех этих катастроф невозможно.
Чтобы не распространяться вширь и вглубь этого сюжета, скажу только, что у нашего героя появились яростные противники. Его обвиняли в космополитизме, в предательстве национальных интересов, и это, увы, была не только идейная борьба. Закончится эта история тем, что его жестоко изобьют, искалечат, а может быть, и прикончат. Вот такая пьеса, я думаю, вызвала бы сегодня острый зрительский интерес.
– Как я понимаю, эта пьеса уже пишется или даже написана. Когда премьера, в каком театре? МХАТ?
– Нет, нет, такой пьесы нет, это один из моих нереализованных сюжетов. Я надеюсь издать книгу сюжетов, которые мне не удалось и уже наверняка не удастся превратить в пьесы или киносценарии. Там немало, как мне представляется, достойных, занятных замыслов. Что касается истории о разорившемся миллионере, решившем возглавить движение «За мировое правительство», такого рода пьесу должен написать молодой драматург. Для которого предстоящие 40–60 лет, в течение которых вполне вероятны катастрофы похлеще нынешнего кризиса, будут годами его жизни, его биографии. Для воплощения такого замысла требуется молодая энергия, молодые силы, нужна персональная и вовсе не умозрительная заинтересованность, задетость.
– Вы считаете, вопрос о мировом правительстве сегодня практически актуален?
– Считаю. Может показаться, что это бред. Какое мировое правительство, когда мы наблюдаем в разных регионах мира беспощадный национальный эгоизм, дикое соперничество. Вовсю идет торговля оружием, скоро атомную бомбу можно будет переносить в вещмешке. Да, это так. Но одновременно существует, действует Европейский союз, собираются «четверки», «восьмерки», «двадцатки», «ОПЕКи». Всем уже ясно, что требуется коренная перестройка ООН, Совета Безопасности.
Одна из главных причин нынешнего кризиса – отсутствие эффективного планетарного регулирования финансово-экономической деятельности, отсутствие взаимного не только политического, но и экономического доверия, партнерства. Диктаторские замашки крупных стран в отношении маленьких. Не забудем также, что за мировое правительство ратовали такие гиганты мысли, как Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Андрей Сахаров. Это были физики, математики, люди строгой научной логики – не писатели-фантасты. Появление на театральной сцене пьесы, затрагивающей эту трагическую мировую проблему, я считаю предельно своевременным.
 Леонид Куравлев и Ирина Муравьева в фильме Татьяны Лиозновой «Мы, нижеподписавшиеся...». Кадр из фильма |
– Но новое поколение драматургов неохотно берется за актуальные публицистические темы. К такой позиции их подталкивает, между прочим, горький опыт таких драматургов, как вы, Александр Исаакович. Ваши пьесы «Протокол одного заседания», «Обратная связь», «Мы, нижеподписавшиеся» пользовались огромным успехом именно благодаря актуальности, даже злободневности. Но вот советское время ушло (отчасти, может быть, и благодаря вашим пьесам), и теперь их никто не ставит. А молодые хотят писать на века, и это, я думаю, нормально. Вы-то сами не сожалеете, что отдали столько сил созданию произведений, которые, возможно, и останутся в истории драматургии, но сегодня не востребованы?
– Во-первых, я не согласен с тем, что актуальность и долговечность в творчестве несовместимы. Вероятно, мне просто не хватило дарования для того, чтобы пьесы, которые вы назвали, были и сегодня по-настоящему интересны зрителям. К счастью, я бы даже сказал, к большому счастью, уровень моего тщеславия никогда не превышал уровень моих способностей. Поэтому я уже в те годы, когда мои злободневные пьесы и киносценарии пользовались успехом, искренне говорил и писал о том, что буду рад, когда мои тексты станут скучными, неинтересными из-за того, что проблемы, конфликты, о которых идет в них речь, будут разрешены, исчезнут. К сожалению, это время еще не совсем наступило – каждый раз после показа по телевидению «Премии», «Мы, нижеподписавшиеся», «Зинули» я получаю немало заинтересованных откликов, в том числе от молодых людей, которые смотрели эти картины впервые. Это говорит о том, что многие порочные черты советской системы власти все еще дают себя знать.
Во-вторых, должен заметить, с течением времени вечные и актуальные проблемы смыкаются. Например, перипетии частной, семейной жизни и современных конфликтных отношений на работе становятся все более взаимозависимыми. Я сужу об этом по судьбе двух моих пьес – «Наедине со всеми» и «Скамейки», в которых личное и служебное буквально слиты, нерасторжимы. Трудно назвать город в России, трудно назвать страну, где бы эти пьесы не были поставлены. «Скамейку» поставили в 44 странах. В Москве ее успешно сейчас играют в Театре на Покровке, недавно состоялась премьера в «Нашем театре» в Питере. А уж что касается сегодняшних злободневных политических проблем, они самые что ни на есть вечные. К сожалению. Только что отбушевавшие газовая война и война в Газе разворошили сложнейшие узлы вечных противоречий. Гамлетовский вопрос «быть или не быть» из персонального, личного давно превратился в планетарный, политический.
Когда-то люди большие надежды возлагали на будущее: придет время и все образуется, восторжествует правда, справедливость. Сегодня будущее, скорее, надеется на настоящее, чем наоборот. Все решается здесь и теперь, даже прошлое, его понимание, осознание происходит здесь и сейчас. Это одна из главных примет новой реальности – возрастание фундаментального значения настоящего времени. У нас есть только здесь и сейчас, остальное фикция. Тем, как мы действуем здесь и сейчас, предопределяется и будущее, и отношение к прошлому.
 Владимир Гостюхин и Шавкат Газиев в социальной драме Павла Чухрая «Зина-Зинуля». Кадр из фильма |
– Чем же вы здесь и сейчас заняты, о чем пишете, что сочиняете?
– А вот как раз пишу о том, что со мной происходит здесь и сейчас. Или если не со мной, то с людьми примерно моего возраста. Поколению, к которому я принадлежу, не очень-то повезло. Не успели вырваться из-под пресса советской власти, как тут же попали под пресс старости. Опять – это нельзя, то нельзя. А на то, что можно, сил, энергии, денег недостает.
Лет 20 назад я написал в одном эссе, что старость – молодость мудрости. Сегодня я так уверенно не стал бы это утверждать. Я обратил внимание, что в последние годы одновременно со мной происходят две вещи: в одних отношениях я становлюсь мудрее, в других – глупее. Если сказать резче – просто делаюсь тупым. О старости я написал книгу стихотворений. Она недавно вышла в издательстве «Время», «Последнее будущее» называется. Если Бог даст прожить еще несколько лет в мало-мальски приличном состоянии здоровья, доведу до ума одну или две пьесы. Тоже о старости, о старости┘
– А мемуары кто будет писать? Вы близко знали Олега Ефремова, ваши пьесы ставили Товстоногов, Волчек, Лиознова, Плучек, Роберт Стуруа, Темур Чхеидзе, Сергей Микаэлян, Павел Чухрай. В спектаклях и фильмах играли почти все самые выдающиеся русские артисты ХХ века, многие из них еще, слава Богу, живы... Вы просто обязаны о них рассказать┘
– Мне действительно в этом смысле повезло, я знал, знаю многих замечательных людей театра, кино, писателей, журналистов, ученых, политиков, с некоторыми дружил, дружу, встречаюсь, выпиваю. И, кажется, я придумал, как без занудства рассказать историю моей жизни. Это будут «Лекции о себе», цикл лекций, несколько лекций я уже написал. Первая: «Лекция о доме, где я был зачат», еще одна: «Лекция об изменениях в ощущении собственного тела в разные периоды моей жизни». Еще одна: «Лекция о незабываемых, удивительных застольях, в которых я принимал участие». Мне нравится эта форма, она позволяет говорить о себе несколько отстраненно, наукообразно, с долей самоуничижительной иронии. Лучше самому посмеяться над собой, чем ждать, когда посмеются другие. Предварительный план нескольких циклов «Лекций о себе» уже составлен. Конечно же, я расскажу в этих лекциях о тех, с кем я дружил, работал, кого обожал, кого никогда не забываю.
– Хотя вы говорили об отсутствии тщеславия, сама идея «Лекций о себе» все-таки говорит о том, что вы его не совсем лишены...
– Совсем без тщеславия писателей не бывает и быть не может. Тут важно ощущение меры. Когда-то одна журналистка не без ехидства спросила: «Александр Исаакович, как вы думаете, через 100 лет ваши пьесы будут помнить?» Я тогда ответил и могу сейчас – в разгар планетарного кризиса – повторить: «Дай-то Бог, чтобы через 100 лет было кому меня забыть».
