План Обамы

У Барака Обамы нет недостатка в поклонниках, для которых он – олицетворение надежды.
Фото Reuters

Как все и ожидали, на съезде демократической партии, закончившемся грандиозным шоу в Денвере на стадионе Ивеско, Барак Обама принял номинацию своей партии на пост президента Соединенных Штатов. Принял «с благодарностью и смирением» в присутствии 84 тыс. делегатов и гостей со всех концов Америки.

Нет слов, это был хорошо отрежиссированный спектакль. И все-таки довольно было увидеть слезы на сотнях глаз, прилежно зарегистрированные десятками телекамер, чтобы почувствовать над этим спектаклем веяние истории. Не случайно опять-таки, что речь Обамы была запланирована на тот самый день, когда 45 лет назад Мартин Лютер Кинг произнес в Вашингтоне свою знаменитую речь «У меня есть мечта». Обама стоял на трибуне как воплощение мечты. Так что спектакль спектаклем, но не одно сердце дрогнуло, когда простая женщина Жаннель Мерф, прилетевшая в Денвер из Балтимора (неблизкий путь), ответила корреспонденту: «Мне здесь, собственно, нечего делать, кроме того, чтобы своими глазами увидеть, как происходит история».

Нужно было слышать громом прокатывавшееся по стадиону многократное «Хватит!» после того, как Обама воскликнул: «Америка, мы страна, которая лучше, чем представили нас миру восемь лет президентства Буша, не хватит ли?», чтобы понять, что такого не могла расписать никакая режиссура. Это было спонтанно.

Психологическая самодостаточность

При всем том съезд мало что нам дал для суждения о «плане Обамы» в отношении России (одну фразу в речи Байдена и полфразы в речи Обамы). Похоже, Россия не интересовала ораторов, как, впрочем, и Грузия, не говоря уже о Южной Осетии (несмотря на то, что подробные карты конфликта не сходили в последние недели со страниц американских газет). Проявилось тут замечательное качество здешних дебатов. Соблазнительно назвать его психологической самодостаточностью. Какие бы ни постигли страну неприятности, винят в них американцы не внешних злодеев, не «Аль-Каиду», не Иран и уж тем более не Россию но собственное правительство. В отличие от ситуации в России, острие критики всегда обращено внутрь. Мы заварили кашу, нам ее и расхлебывать. Это и называл Владимир Сергеевич Соловьев «истинным патриотизмом».

Какой, в самом деле, контраст! Послушайте в Москве каких-нибудь Рогозина или Жириновского, загляните в опросы общественного мнения – и первое, что мы узнаем, это про чужеземных врагов, виноватых в наших проблемах. Даже в грузинских конфликтах виновата, оказывается, Америка. И даже не представляют себе эти люди, какую глубокую – и унизительную – психологическую зависимость, «несамодостаточность» демонстрируют они миру.

Мне, однако, эта американская «самодостаточность» затрудняет работу по реконструкции «плана Обамы» необыкновенно. На случай, если читатель спросит:

«А зачем это нужно?»

Отвечу: хотя бы затем, что одного взгляда на сегодняшние российские СМИ, особенно «патриотические», достаточно, чтобы увидеть, до какой степени полны они апокалиптических предчувствий конфронтации с Америкой, новой холодной войны (Александр Проханов уже поторопился назвать ее «священной»). А поскольку велики шансы, что через какие-нибудь несколько месяцев Америку, с которой «патриотическая» пресса так решительно намерена конфронтировать, возглавит Обама, то реконструкция его «плана» по отношению к России приобретает, согласитесь, значение первостепенное.

Другое дело, что для США холодная война с Россией имеет примерно такое же значение, как, скажем, для России холодная война с Грузией (при сегодняшнем соотношении сил Америка в принципе может позволить себе – и это еще раз продемонстрировал съезд демократической партии – не принимать «патриотический ажиотаж» в России слишком уж всерьез).

Проблема, однако, в том, что российские участники «конфронтационной» дискуссии об этом, как правило, не подозревают. Они по-прежнему кипят имперскими страстями, все еще живут воспоминаниями о том канувшем в Лету великом противостоянии второй половины ХХ века, когда Россия и впрямь была одной из двух мировых держав. Потому и не дают себе труда внимательно присмотреться к персонажам разворачивающейся перед нашими глазами сегодняшней международной драмы. Обаму они скорее склонны сбрасывать со счетов (Проханов даже объявил «этого черного, как его?» американским Горбачевым: того гляди, развалит ко всем чертям их «империю»). Боятся они Маккейна, хотя странным образом упорно подбрасывают ему аргументы против Обамы, с энтузиазмом поддерживая, например, признание независимости Южной Осетии и Абхазии. На самом деле все не так просто.

Во-первых, у Обамы не меньше, а больше, чем у МакБуша, как дразнят его соперника демократы, шансов возглавить Америку. Вот лишь несколько цифр из последних опросов. Рейтинг Буша среди американских избирателей 29% (самый низкий за всю историю президентства). Среди делегатов республиканского съезда, поддерживающих Маккейна, рейтинг этот, однако, 79% (!). Добавим, что среди делегатов демократического съезда не одобряют президентство Буша 93%, и спросим, кто из них ближе к мнению избирателей, которым предстоит голосовать 4 ноября.

Пойдем дальше. 80% делегатов республиканского съезда считают вместе с Маккейном решение Буша вторгнуться в Ирак правильным, 95% делегатов демократического съезда считают его катастрофическим. 63% американских избирателей согласны с Обамой, выступившим против вторжения еще до его начала. Вот и прикинем, кто из кандидатов ближе к Белому дому.

Во-вторых, для того, чтобы представить себе «план Обамы» в отношении России, нужно толком понять, с чем, собственно, идет он к власти, какова его доктрина – внутриполитическая и международная. А это сложно. Проще с Маккейном. В экономике он, по собственному признанию, разбирается плохо и потому предпочитает идти в фарватере Буша, а на международной арене ни на что, кроме «ПОБЕДЫ», не согласен – как в Ираке, так и в мире. Любое другое решение современных конфликтов для него капитулянтство. И, конечно, антипатриотично.

Но вернемся к «плану Обамы». Да, разобраться в нем непросто. Да, это требует подробного анализа доктрины кандидата, анализа, который, по сути, отсутствует в нашей «конфронтационной» дискуссии – ведь он лишил бы ее какой бы то ни было основательности. И, признаюсь, предвыборная кампания не лучшее время для реконструкции этого «плана». Приходится собирать его по кусочкам – из обрывков каких-то интервью, из комментариев (порою друг другу противоречащих) сотрудников Обамы, из резкой критики планов Маккейна. Но самое надежное – это его принципиальный взгляд на мир, который, в свою очередь, есть лишь международная проекция той же внутриполитической доктрины.

Против раскола

В двух словах состоит она в консолидации американского общества. Обама исходит из того, что Буш не только поссорил Америку с миром и не только втолкнул страну в такую экономическую яму, что требуется, пожалуй, новый план Маршалла, чтобы ее из этой ямы вытащить, но и глубоко расколол Америку. Демократы стремительно соскальзывали к «классовой борьбе», республиканцы противопоставили им «культурные войны» (борьбу против абортов, против гражданских прав геев, против преподавания в школе безбожной теории эволюции и прочих, с их точки зрения, безобразий). Со всем этим пора кончать, говорит Обама. Ибо в случае избрания в 2008 году «МакБуша» раскол общества грозит стать необратимым.

Америка снова в ситуации «свидания с судьбой» (rendez-vоus with destiny), говоря словами Рузвельта. И, как во времена Рузвельта, радикальные элементы с обеих сторон, те, что идеологически окаменели, превратившись, по сути, в «изгоев», должны быть беспощадно отсечены, а цивилизованное большинство консолидировано вокруг доступных всем идей. В первую очередь, конечно, массированного увеличения числа рабочих мест.

То же самое – на международной арене.

Международная проекция

Нет, Обама не забывает, что в джунглях современного мира по-прежнему охотятся такие беспощадные хищники, как Ахмадинежад, одержимый идеей стереть с лица земли соседнее государство и готовящий для этого ядерное оружие. Или ХАМАС и «Хезболлах» – фавориты иных российских политобозревателей, готовые умереть, но не признать существование Израиля. Или бен Ладен, грозящий вообще перебить всех, кто противится его мечте о всемирном Халифате.

В отличие от Маккейна Обама за то, чтобы работать с теми из них, кому небезразлична судьба их собственных народов. Во всех случаях, когда непримиримые элиты не смогли – или не успели – безнадежно отравить свои народы идеологией ненависти, он будет стараться обратить эти страны в партнеров цивилизованного большинства. Те, однако, кого не сможет достичь голос прагматизма, «изгои», должны быть маргинализованы и отсечены. В случае «Аль-Каиды», у которой за душой ничего, кроме идеологии ненависти, – уничтожены. К «изгоям» Обама беспощаден.

Как видим, международная проекция его доктрины отнюдь не пацифистская. Идеологического «изгойства» он не прощает ни на международной арене, ни внутри страны. Но в то же время Обама уверен, что, как говорил президент Клинтон, «мир легче убедить силой нашего примера, чем примером нашей силы». И к военной мощи он предпочтет обратиться, лишь исчерпав все возможности дипломатического и прочего убеждения. И даже в этом крайнем случае не односторонне, как Буш, но мобилизовав и возглавив цивилизованное большинство.

Проблема лидерства

Кто его, однако, мобилизует, это большинство, кто поведет в бой? Подобно каждому уважающему себя американскому либералу, Обама ненавидит бушистский сверхдержавный гегемонизм. С другой стороны, как всякий интеллигентный человек, он читал заметки «О вечном мире» Иммануила Канта, еще в 1795 году доказавшего, что полномасштабное международное право в современном мире – фикция. Оно не только не существует, но и не может существовать. Просто потому, что всякое право требует правительства, способного его защитить. В нашем случае – мирового правительства. В отсутствие такого правительства возможны лишь суррогаты, подобные «концерту великих держав» Европы в XIX веке, Лиге Наций или ООН в ХХ веке.

А поскольку мирового правительства не хочет ни одна страна, и Америка меньше всех, то кто, спрашивается, должен был повести цивилизованное большинство на защиту, скажем, несчастных народов Руанды, вырезавших друг друга в 1990-е? Нынешний суррогат мирового правительства, ООН, не сумела этого сделать, у Европы не хватило сил, Китаю, как всегда, было до лампочки, а США проморгали. Короче, не оказалось лидера – и больше миллиона беззащитных людей было вырезано. Буквально. Это лишь самый яркий пример из великого множества, когда воочию продемонстрировано было, что, перефразируя русскую поговорку, «не стоит мир без лидера».

Вот почему Обаме и в голову не приходит отказаться от идеи американского лидерства. Лидерства, без которого не покончить с роковым наследством ХХ века, «самого ужасного века в истории», по определению Исайи Берлина. Не покончить и с международной анархией, которая пытается утвердиться в умах под именем «многополярного мира». Чем, в самом деле, отличается он от «общественной собственности» в СССР, которая формально принадлежала всем, а на деле никому? То же самое и здесь: все несут ответственность за поддержание мира – и никто ее не несет.

Само собою, международное лидерство отличается от бушистского гегемонизма, как небо от земли. Это все равно, если хотите, что разница между самодержцем и первым среди равных. В первом случае речь идет об односторонних решениях, во втором – о том, чтобы возглавить цивилизованное большинство против идеологических «изгоев». Ибо, продолжает Обама цитировать Рузвельта, «мы боремся за сохранение великой и драгоценной формы правительства – для себя и для мира».

Грузинские конфликты

Достаточно легко предсказать, опираясь на то, что мы уже знаем о доктрине Обамы, какую позицию должен он занять в российско-грузинском столкновении. Прежде всего ясно, что он одинаково отвергнет пропагандистские версии обеих сторон. И российскую, сосредоточенную исключительно на попытке Саакашвили силой «восстановить конституционный порядок» в Цхинвале. И грузинскую, столь же исключительно сосредоточенную на российской попытке «восстановить конституционный порядок» в чужой стране. Кондолиза Райс ошибается, утверждая, что ответ России на попытку Саакашвили был «непропорциональным». На самом деле речь идет о двух хоть и связанных между собою, но совершенно разных конфликтах.

Нет спора, Саакашвили совершил грубую ошибку, применив военную силу в отколовшемся от его страны регионе. Перед Россией в этом случае было два пути. Она могла выбить грузинские войска из мятежного региона, отдав тем самым Саакашвили на съедение грузинской оппозиции и международным правозащитникам. Но могла и вторгнуться на территорию Грузии, тотчас же сплотив ее народ, включая оппозицию, вокруг Саакашвили. Что было умнее, с точки зрения репутации России в мире, да и просто здравого смысла, – очевидно. Тем более что вторжение сопровождалось жертвами и разрушениями, далеко превосходившими те, что принесла неудачная попытка Саакашвили в Цхинвале, не говоря уже о массовом мародерстве и этнической чистке грузинских крестьян (тоже с российскими, между прочим, паспортами).

Если первый конфликт состоял в том же самом, что совсем еще недавно Россия делала в Чечне, то второй заключался все-таки в агрессии против суверенной страны. Мудрено ли, что именно этот второй конфликт переполошил Европу и заставил мир гадать, что на самом деле происходит: бессмысленная демонстрация силы или готовность рискнуть – вплоть до международной изоляции страны – на пустом месте?

Если для Маккейна ответ на этот вопрос никакой трудности не представляет (агрессия, в конце концов, налицо), то для Обамы, судя, по крайней мере, по реакции его военных советников, тут загадка. И сложнейшая. Зная уже его международную доктрину, мы легко поймем, в чем она состоит: имеем ли мы тут дело с политической ошибкой, пусть и грубейшей, или с идеологическим оправданием «изгойства»?

В первом случае ответ Обамы легко предсказуем. Да, осудить агрессию. Да, помочь Грузии восстановить ее экономический – и военный – потенциал. Да, отстаивать ее территориальную целостность. Но – не выталкивать Россию в пустыню. Не изолировать, не исключать – ниоткуда. Напротив, работать с ней, как говорится, «над ошибками», искать компромиссы, находить общую почву, пытаться сохранить ее в составе цивилизованного большинства.

Во втором случае, однако, ответ тоже известен. И никакая подростковая перебранка по поводу того, «кто первый начал», тут не поможет. Разговор будет взрослый: станет Россия оправдывать свою агрессию идеологически, в духе Проханова и Дугина, – или не станет? Речь, конечно, о маргиналах. Но если окажется, что власти России действительно следуют их полубезумным рекомендациям, то и вопроса нет, как станет реагировать на это Обама.

В конце концов, авторитарный капитализм тоже идеология, вполне сопоставимая с коммунизмом. Как объяснил нам еще Артур Шлезингер, «демократия нуждается в капитализме, но капитализм не нуждается в демократии, по меньшей мере в начале своей карьеры». А в сочетании с имперским национализмом эта горючая смесь может и впрямь, как в 1930-е, бросить глобальный вызов той самой рузвельтовской «великой и драгоценной форме правительства», что дорога сердцу Обамы. Иначе говоря, обратить свою страну в «изгоя».

А к «изгойству», как мы уже говорили, Обама беспощаден. Остается лишь напомнить, что соотношение сил между США и Россией (если, конечно, последняя не захочет покончить самоубийством в пламени ядерной войны) примерно такое же, как между Россией и Грузией.