Александр Лукоянов
Американцам стоит огромных усилий укреплять собственное положение в Ираке, но доказывать миру свое лидерство им, может быть, еще труднее.
Фото Reuters
Никогда не позволял я себе газетную полемику с теми, кого в просторечии именуют кремлевскими политологами, и вообще с актерами сегодняшней российской политической сцены. Зачем? В конце концов, я историк, а персоны на этой сцене сегодня одни, завтра другие. Поэтому открытая полемика с Глебом Павловским, в которую я сейчас намерен вступить, случай для меня экстраординарный. Вызван он тем, что поучения его, если и впрямь примут их всерьез руководители страны, крайне опасны для России.
Вообще-то, читая речи Павловского, я испытываю странное ощущение, словно произносит их человек на какой-то едва понятной смеси «французского с нижегородским», как шутили классики. Не речи, а ребусы. Не знаю, предназначены ли они запутать читателя в вязкой словесной паутине или отражают некоторую затуманенность мышления автора, но мне, по правде сказать, почему-то за него неловко. Тем более что преподносит он свои ребусы с самоуверенностью оракула.
Сколько угодно, впрочем, есть на свете любителей разгадывать ребусы. И, что хуже, есть они, оказывается, и среди высших руководителей страны. Что ж, хозяин – барин. Меня касается это лишь в случаях, о которых я знаю чуть больше, чем другие. Другими словами, когда речь о русской истории или об американской политике.
И надо же, чтобы именно о них Павловский наговорил недавно такого, что уши вянут...
От Пушкина к Путину
В первом случае, стремясь, по-видимому, прибавить солидности своему тезису, что правление Путина было в своем роде «контрреволюцией против революции Ельцина», Павловский ссылается на Пушкина. На письмо, в котором поэт, отчаянно пытаясь убедить себя, что новый император не безнадежен, говорит, между прочим: «Государь, уезжая, оставил в Москве проект новой организации, контрреволюции революции Петра». Вот эту фразу Павловский и цитирует. И все бы ничего, когда б не опустил он следующую за ней фразу, как раз и разъясняющую смысл первой: «Правительство действует или намерено действовать в духе европейского просвещения». Опустил и добавленное в следующем письме: «Того гляди, что наших каторжников простят».
Время тогда в России было такое. Николай все еще разыгрывал роль, усвоенную им во время допросов декабристов. Я имею в виду роль либерального реформатора, горящего желанием перестроить Россию «в духе европейского просвещения» – без легендарного петровского кнута. Разыгрывал ее император талантливо (недаром же Федор Тютчев назвал его «лицедеем», а Юрий Лотман – «комедиантом»). На самом деле, как мы знаем, не только не собирался Николай прощать «наших каторжников» – он отрезал страну от Европы и в первую очередь от ее просвещения. И вообще, как писал позже тот же Пушкин, было в этом императоре «немного от Петра и много от прапорщика».
Впрочем, я подробно описал драму поэта в недавней книге «Загадка николаевской России». Здесь подчеркну лишь, что, вырвав из контекста пушкинского письма фразу о «контрреволюции революции Петра», Павловский полностью исказил не только мысль Пушкина и смысл эпохи, но и свой собственный тезис. Едва ли, согласитесь, входило в его намерения представить Путина «лицедеем», тем более «прапорщиком».
«Уловка организма»
Во втором, совсем уже недавнем случае, касающемся текущих американских выборов, история приключилась куда серьезнее. Тут, правда, понадобится цитата более обширная, за что я заранее прошу прощения у читателя. И дело не только в том, что невнятная смесь «французского с нижегородским» здесь, как мы сейчас увидим, буквально бросается в глаза, но и в том, что на сей раз обычный ребус Павловского таит в себе реальную угрозу для страны.
Ситуация в этом случае была такая. Редколлегия «Русского журнала», вотчины Павловского, интервьюировала босса. И он под предлогом ответа на вопросы огласил свою концепцию современной мировой политики. Перед нами форменный манифест. Вот начало этого диалога.
«РЖ. Как это объяснить – одновременный уход американской гегемонии и всплеск интереса к Соединенным Штатам, какой не наблюдался с 70-х годов?
Г.П. Объяснится все само собой после выборов тем, что наш интерес был чьим-то розыгрышем, своего рода объективной уловкой, которая помогла Америке сохранять контроль над фактически утрачиваемыми позициями, сохранять контроль даже в период минимума своего присутствия. Это и есть объективная уловка...
РЖ. Уловка американцев?
Г.П. Уловка «глобального организма американского влияния», который в большей степени состоит из «спроса на влияние». Сегодня геополитика... заполняет сдувшуюся оболочку американской силы. И американские выборы со всеми гаданиями вокруг них заполняют вакуум силы».
Я не уверен, что сумел до конца разгадать этот ребус. Ума не приложу, что такое «организм влияния». Или каким образом бесконтрольно затянувшиеся первичные выборы американских демократов, которые приводят в отчаяние истеблишмент партии, помогают в то же время «сохранять контроль». Или кто кого в этих первичных выборах «разыгрывает».
Толком объяснить это можно было бы, пожалуй, лишь в конспирологических терминах Александра Дугина. Но у Дугина, по крайней мере, все ясно. Коварная «талассократия» пребывает у него в постоянном заговоре против бесхитростной «теллурократии». И что бы в этой «талассократии» (на нижегородском – Америке) ни происходило, все направлено каким-то образом против нас. Но ведь у Павловского даже этой дугинской зауми нет.
Понятно поэтому из его тирады, кажется, лишь одно: «оболочка» американской силы наконец «сдувается». Присутствие Америки в мире сведено «к минимуму». И она поэтому пытается хоть чем-нибудь, хоть бесконечными первичными выборами, замаскировать образовавшийся «вакуум силы». Элементарная, одним словом, «уловка». И по этой причине – что? Нет больше надобности принимать всерьез Соединенные Штаты с их претензиями и с их «вакуумом силы»? И руки у нас развязаны?
Если я правильно понял (читая Павловского, никогда нельзя быть в этом уверенным), то мы, как и в случае с вырванной из контекста пушкинской фразой, имеем тут дело с обыкновенной передержкой. Только, в отличие от исторического экзерсиса, с передержкой, политические последствия которой непредсказуемы.
Вакуум силы?
Прежде всего – откуда взялось само это странное представление? Едва ли Павловский имел в виду военную силу Америки. Хотя бы потому, что сила эта не только не «сдувается», но и превосходит армии двадцати (!) ближайших к ней по военной мощи государств вместе взятых. На оборонные исследования и разработки, обеспечивающие ей превосходство в будущем, тратит она больше, чем весь остальной мир в целом. И нет никаких оснований думать, что траты эти разоряют страну, поскольку составляют лишь 4% ВВП (в годы холодной войны они, бывало, достигали и 10%). Даже расходы на безумную авантюру Буша в Ираке (вместе с войной в Афганистане – 125 млрд. долл. в год, то есть меньше 1% ВВП) ей, как говорят украинцы, «что слону дробына». Короче, ни о каком «сдувании» военной силы Америки говорить не приходится. Тем более о «вакууме».
Но, может быть, Павловский имел в виду ее экономический потенциал, на котором, собственно, и зиждется военная сила? Так и здесь ведь остается Америка в авангарде технологического прогресса и инноваций в мировой экономике, практически доминируя на всем инновационном поле. Возьмем хоть те же известные и в России нанотехнологии. У американских фирм больше патентов на нанотехнологические изобретения, чем у всего остального мира. И нанотехнологических центров здесь больше, чем в трех следующих за США в этой области странах (в Германии, Англии и Китае). То же самое с биотехнологией. Доходы американских фирм от биотехнологических изобретений превышают три четверти от аналогичных доходов в остальном мире.
Есть, однако, индикатор, говорящий об экстраординарной динамичности американской экономики красноречивее всех этих цифр. Согласно индексу World Economic Forum Россия занимает 88-е место (из 108 государств) по экономической конкурентоспособности. Какое, вы думаете, место занимает в этом индексе Америка? Не сомневайтесь, первое. Нужны еще комментарии? Ясно, что экономическая сила Соединенных Штатов «сдувается» ровно в той же степени, что и военная.
А по поводу науки – что ж... Оказывается, у Америки с ее 5% мирового населения восемь из десяти лучших в мире университетов и десять из десяти лучших компьютерных школ. Иначе говоря, о каких бы ни вели мы речь источниках могущества в современном мире, последнее, что может прийти в голову человеку, имеющему хоть какое-нибудь представление об этом предмете, – «вакуум силы». И совершенно очевидно, что нет ни малейшей необходимости «заполнять» его чем бы то ни было, не говоря уже о затянувшихся первичных выборах, которые вообще не имеют отношения к делу. Америка уверенно лидирует во всех областях, связанных с «силой», даже по сравнению с Европой и Японией, не говоря уже о России. Так что же в таком случае имеет в виду Павловский?
Историческая ошибка
Вопрос, конечно, риторический. Понятно, что имеет он в виду тривиальность, то, о чем не говорит сейчас в Америке только ленивый. Подорванную правлением Буша soft power Соединенных Штатов. Катастрофическое падение их престижа и авторитета в большинстве стран мира. Крушение режима гегемонии, которым Буш безуспешно пытался подменить реальное военное, экономическое и научное лидерство страны.
Возможно, что имеет в виду Павловский и рутинный экономический спад (0,6% роста в первом квартале 2008 года), наступлению которого немало способствовало то же правление Буша. Но кому, скажите, неизвестно, что гораздо более серьезные спады случались в Америке в каждом десятилетии – и в 1982 году при президенте Рейгане, и в 1990-м при Буше-старшем, и в 2001-м при Буше-младшем? Важно, что всякий раз сменялись они новой, еще более мощной экономической экспансией.
Да, мог бы возразить Павловский, но сейчас-то спад этот совпал с неудачной войной в Ираке и со стремительным падением влияния Америки в мире. Верно, совпал. И что из того? Напомню, что 1970-е были временем куда более жестоких совпадений в американской истории. Совпали тогда и военное поражение во Вьетнаме, и грандиозный политический скандал (Уотергейт), и отставка Ричарда Никсона под угрозой импичмента, и чудовищная инфляция, и экономический спад, и такая же, как сейчас, тотальная утрата влияния Америки в мире. Руководители СССР истолковали тогда эти совпадения точно так же, как сегодня Павловский. Сочли их «сдуванием» американской силы (разве что окрестили его на своем канцелярите «системным кризисом американского империализма»).
И соответственно поддались соблазну, развернув всемирное наступление на «фактически утрачиваемые Америкой позиции» (опять-таки по Павловскому), начав с Анголы и Мозамбика в Африке и закончив Афганистаном в Азии. Как выяснилось, ошибка это была поистине историческая. Обернулась она для СССР трагедией и стоила ему жизни. Такова, как выяснилось, была цена ошибки. Конечно, РФ не СССР, труба, как говорится, пониже. Но прими ее руководители всерьез манифест Павловского, результаты, боюсь, могут оказаться аналогичными.
* * *
Потому, собственно, и пишу я эту статью. Манифест Павловского, тем более что он точно отражает идеи и настроения близких к власти московских политологов, может обернуться большой бедой для России. Несопоставимо разумнее исходить из того, что влияние Америки в мире вернется после Буша так же, как вернулось оно после Никсона. Просто потому, что никуда не денется ее экономическое и научное (не говоря уже о военном) могущество, которому она и обязана своим лидерством в мировой политике.
И чем скорее пропадет у нас охота разгадывать невнятные ребусы Павловского, поддаваясь соблазнам мифического «сдувания» американской силы, тем больше будет у России шансов избежать жестокой, быть может, роковой политической – и идейной – ошибки.
