Новые неформалы

Из простого возмущения несправедливостью рождается чувство протеста, выводящее людей на улицу.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)

Когда речь идет о нынешнем состоянии нашего гражданского общества, обычно звучат две практически противоположные оценки: откровенно пессимистическая и сдержанно оптимистическая. Первая весьма распространена среди политиков, которые безуспешно пытаются воспользоваться вроде бы имеющимся потенциалом гражданского общества. Вторая – почти официальная, особенно после создания Общественной палаты.

Против окостенения

На мой взгляд, обе точки зрения имеют вполне объективные основания. Действительно, 70 лет коммунистического тоталитаризма атомизировали наше общество, направив естественное желание, как теперь говорят, потусоваться или в русло имитационной партийно-комсомольско-профсоюзной активности, или (и) в политически стерильные собаководство с филателизмом. Накопленная и неиспользованная энергия частично была реализована в перестроечные годы. «Неформалы» развили бурную активность вплоть до многотысячных уличных манифестаций. Апофеозом этого этапа стали события августа 1991 года и становление новой России в 1991–1992 годах.

После событий октября 1993 года, принятия новой Конституции и начала работы Государственной Думы, несмотря на сотни тысяч НПО, которые регистрировались в то время, градус общественной активности начал снижаться. Во-первых, значительная часть актива общественных организаций влилась в формальную политическую элиту. Оставшаяся масса оказалась придавлена житейскими проблемами – снижением уровня доходов, появлением безработицы и т.п.

Фактически к концу 1990-х годов наше гражданское общество сложилось в достаточно закостеневшем, «оформаленном» виде:

– малая когорта активно работающих правозащитных организаций, история которых восходит к советскому диссидентству;

– несколько тысяч реально действующих НПО в социальной сфере (детские, женские, инвалидов, спортивные и т.п.);

– не меньший массив GONGO (неправительственных организаций, созданных правительством), которые имитируют общественную активность и подыгрывают власти на всех уровнях, в обмен получая от нее финансирование и всевозможные подачки;

– сотни тысяч НПО, существующих на бумаге либо из-за отсутствия финансов, либо из-за утери их учредителями интереса к общественной деятельности.

Подобная ситуация сохранялась и в начале 2000-х годов. Это ярко показал, в частности, Гражданский форум. Государство отдавало должное существованию такого рода гражданского общества, но не пыталось целенаправленно его трансформировать. Однако начиная с 2003 года все принципиально изменилось: власть вдруг поняла, что царствовать лежа на боку под журчание нефтегазовых потоков уже не получится. Надо создавать новую систему, которая закрепила бы надолго новые отношения собственности (фактически итоги второй приватизации, заключительная – госкорпоративная – стадия которой разворачивается на наших глазах). Отсюда и такое внимание к формированию Госдумы, где «Единая Россия» должна обладать конституционным большинством. Отсюда и усилия по встраиванию гражданской активности в упряжку управляемой демократии. Новое законодательство резко затруднило работу тех НПО, которые не пользуются официальной или неофициальной поддержкой государства. А Общественная палата пытается (к счастью, безуспешно) выступать от имени всего гражданского общества.

И все было бы для нынешних властей успокаивающе-благостным, если бы в сфере гражданской активности в последние два-три года не появилась новая, все более крепнущая тенденция. Речь идет о проявлениях самоорганизации людей, которых можно назвать «новыми неформалами».

Каждый день в СМИ – и в первую очередь в интернете – появляются сообщения об акциях обманутых дольщиков, автомобилистов, экологов, противников уплотнительной застройки и т.п. К политике все это не имеет никакого отношения, не инициировано властями и является неожиданным для них. И еще: число и масштаб таких случаев в последние годы растет.

Именно эти обстоятельства стали основанием для исследования «новых неформалов», которое проводит фонд «Народная ассамблея» при поддержке фонда «Династия» и института «Открытое общество».

Разбуженные люди

В первую очередь возникает вопрос: а сколько таких ячеек общественной самоорганизации существует сейчас в стране?

Анализ СМИ и интернета дал вроде бы скромный результат: 200. В это число попали только те группы, деятельность которых носит устойчивый, а не одноразовый характер. Кроме того, надо иметь в виду, что информация о деятельности такой ячейки может быть очень скупой и не дойти до средств массовой информации, особенно в провинции.

Тем не менее 200 – это много или мало? Анализ показывает, что число активистов такой организации составляет не менее 10 человек. В каждом мероприятии, кроме активистов, участвуют те, чей интерес в данном случае затронут, а также просто зеваки. Умножим 200 на, допустим, 50 и получим уже 10 тысяч человек. А учитывая регулярный характер проводимых акций, можно считать, что ежегодно демонстрирует настоящую, неимитационную неполитическую протестную активность, возможно, не одна сотня тысяч людей. Это тем более правдоподобно, если прибавить разовые акции, не получившие дальнейшего организационного проявления, и те факты, которые не попадают в СМИ и интернет.

Конечно, на фоне чуть ли не 350 тысяч зарегистрированных в России общественных организаций, участниками которых числятся миллионы людей, это немного. Но преобладающая часть этих НПО либо давно умерли, либо «легли под власть». А в случае с «новыми неформалами» мы имеем дело с искренним и все более ширящимся желанием отстоять свои и чужие попранные права, что для современной России весьма свежо и, хочется верить, перспективно.

Вопрос второй: а какие поводы выталкивают на публичную сцену людей в нашем полуспящем обществе?

Эти поводы можно разделить на две группы:

– попытки государства или мошенников отнять личную собственность;

– активное личное сочувствие и сопереживание в случае попрания общественного интереса.

Если говорить о первой группе, то наиболее известным примером является протест обманутых дольщиков – людей, вложивших собственные средства в жилищное строительство. Инициативные группы, требующие от государства принять меры по поиску мошенников и возврату пропавших денег, организованы практически во всех крупных городах страны.

Не менее известный повод для самоорганизации «новых неформалов» – нарушения прав автомобилистов (планировавшийся запрет праворульных машин, необоснованное ужесточение правил движения и пр.). Развитие этой протестной активности привело к созданию официально зарегистрированной организации «Свобода выбора», действующей в нескольких десятках регионов.

В числе подобных тем также отчаянное положение обитателей общежитий, нарушение прав пациентов в системе здравоохранения, инвалидов и, в частности, детей-инвалидов.

Характерный пример второй группы поводов для протеста – уплотнительная застройка, уничтожение зеленых насаждений в крупных городах и экология в широком смысле этого понятия. Интересно, что появились и коллективные протесты предпринимателей (прежде всего малого бизнеса), спровоцированные административным беспределом местных чиновников.

Методология протеста

Третий вопрос: какие виды активности используют «новые неформалы»?

Обычно все начинается с многочисленных письменных обращений в органы власти с изложением сути проблемы и просьбой ее решить. Если ответа нет либо этот ответ носит характер отписки, наступает очередь публичных действий. Чаще всего это митинг, на проведение которого, как правило, разрешение не запрашивается. Дальше все зависит от реакции властей. Зная типичную для государственных органов всех уровней неумелость в работе с населением, тем более выражающим недовольство, можно смело предположить, что в большинстве случаев «новые неформалы» имеют полные основания для продолжения своей деятельности. Именно поэтому иногда дело доходит до открытых столкновений с милицией, как это регулярно происходит, например, в Москве по поводу попыток уплотнительной застройки. До сих пор время от времени начинают голодовки протеста обманутые дольщики.

В некоторых, но нечастых случаях «новые неформалы» регистрируются в качестве НПО, как упомянутая «Свобода выбора». Отсутствие желания регистрироваться объясняется очень просто: формализация требует офиса и немаленьких расходов на объемную и запутанную отчетность, которую надо передавать в налоговую и регистрационную службы.

Тут возникает четвертый вопрос: а как «новые неформалы» организовывают свою деятельность?

Обычно во главе движения стоит ярко обозначенный лидер, обладающий достаточно выраженной энергетикой и в каком-то смысле харизмой для того, чтобы за ним шли люди. Этот человек появляется не случайно. Например, именно его разосланный по интернету призыв не оставаться равнодушным был первым и попал точно в цель. Или именно этот человек так облекает в семантические формы (находит очень точные слова) общую обеспокоенность, что пробивает броню равнодушия, свойственного даже тем, кто испытывает непосредственное неудобство от той или иной социальной проблемы.

Вокруг лидера организуется актив – 5–10 человек (бывает и больше), которые подзаряжаются от него энергией и берут на себя организационные хлопоты.

С финансами проблема решается просто: при необходимости люди устраивают складчину (например, чтобы купить билеты своему посланнику в другой город или для подготовки ходатайств в суд). Богатых спонсоров, как правило, не бывает. Поэтому речь идет о весьма скромных суммах.

Естественно, нет никакого офиса и штатных сотрудников. Люди собираются по квартирам, на улице (если позволяет погода) и работают бесплатно, на добровольных началах.

Нередко активистами становятся все взрослые члены семьи. Причем – что важно – не только в случаях, когда протест связан с чем-то, лично этих людей ущемляющим. В данном случае можно говорить о сочувствии, сопереживании, о возможности использовать на благое дело огромную нерастраченную энергию многих совестливых граждан.

Им есть что терять

Вопрос пятый: так кто же эти «новые неформалы» с точки зрения их социального статуса?

Прежде всего: они не люмпены, им есть что терять в материальном смысле. Обманутым дольщикам – деньги; протестующим против уплотнительной застройки – свет в окне и траву у дома; родителям детей-инвалидов – будущее их детей; жильцам общежитий – их убогие комнаты и надежды оттуда выбраться в просторное и комфортное жилье; автомобилистам – возможность двигаться без искусственно придуманных властью барьеров; мелким предпринимателям – их бизнес.

Но эти люди не маргиналы еще и потому, что их задевает также пренебрежение власти к общественным интересам. Наиболее характерные примеры – защита окружающей среды (от знаменитого еще с советских времен вяза на Поварской улице в Москве до Байкала), а также акции милосердия по отношению к детям-сиротам и одиноким старикам.

Фактически речь идет о среднем классе или слоях, близких к нему. Как известно, главными признаками, наличие которых в своей совокупности позволяет отнести семью к среднему классу (а точнее – к «средним классам»: высшему, среднему и низшему), являются: уровень дохода, позволяющий не только удовлетворять широкий круг текущих потребностей, но и делать сбережения; образование (высшее, в крайнем случае – среднее специальное); характер труда (преимущественно умственный); самооценка (осознание себя как среднего класса); высокая неполитическая активность, склонность к самоорганизации на самом низовом уровне.

Всем этим параметрам сейчас соответствует не более 10% населения России. Если исключить какой-либо один из вышеперечисленных признаков (за исключением доходов и самооценки), то доля среднего класса возрастает до 20%. Именно в этой части населения и происходит формирование явления, которое мы называем «новыми неформалами».

В развитых демократических странах, где доля среднего класса в населении достигает 60–70%, стремление к неполитической активности и самоорганизации канализируется прежде всего в муниципальной тематике. Это местные выборы и организация жизни своего микрорайона. В России эти клапаны для использования накапливающейся энергии самоорганизации среднего класса фактически перекрыты муниципальной реформой, обескровившей и без того слабые муниципалитеты, а вдобавок открывшей путь к огосударствлению этой ветви публичной власти. А уж всяким там ТОСам (органам территориального общественного самоуправления) кислород перекрыли окончательно. Даже такие разрешенные формы самоорганизации, как товарищества собственников жилья (ТСЖ), мало распространены из-за налоговых отягощений и нежелания местных чиновников отдавать источники обогащения – например, бесконкурентное водо- и теплоснабжение. К этому надо добавить существенное ухудшение (в результате недавних законодательных новаций) условий для формирования и функционирования зарегистрированных НКО.

Фактически можно констатировать разнонаправленность двух тенденций: динамики формирования среднего класса, вроде бы пока положительной (хотя новейшие исследования, в частности Института социологии РАН, говорят о том, что рост среднего класса в России в последние годы остановился: продолжающее расти имущественное расслоение фактически остановило вертикальную мобильность – рост доходов у соседних со средним классом слоев все больше отстает от роста доходов собственно среднего класса), и снижающегося объема институциональных возможностей для неполитического использования энергии этого слоя. Что в этой ситуации остается людям, чьи жизненные интересы или представления об общественной справедливости попираются? Становиться «новыми неформалами».

Что дальше?

Сейчас масштаб этого явления небольшой (но и средний класс пока не доминирует в численности российского населения). Но перспективы нового типа неполитической самоорганизации людей надо рассматривать на общем фоне сценариев развития России.

Если и дальше будут наращиваться попытки «ручного управления» (по выражению Владимира Путина) всей политической, экономической и социальной жизнью нашего общества, то даже нынешнего скромного среднего класса вполне хватит для резкого усиления уже политической (прежде всего неформальной и не контролируемой сверху) активности. В сочетании с распрями внутри нынешнего правящего слоя и неизбежностью его ослабления после ухода Владимира Путина с президентского поста это может взорвать сегодняшнюю общественную «стабильность».

Менее вероятный сценарий возможен, если в рамках формальных процедур (выборы, ротации, отставки) произойдет быстрая смена политической системы, что снимет институциональные барьеры, мешающие среднему классу и близким к нему слоям нормально развиваться и стать действительно гарантом настоящей общественной стабильности.