В пертурбациях, периодически возникающих вокруг судьбы обязательного накопительного элемента российской пенсионной системы, как в капле воды отразились все достоинства и недостатки современного социального реформаторства.
Начиная с 1997 года, когда в руководство правительства пришли «молодые реформаторы» Борис Немцов, Анатолий Чубайс и Олег Сысуев, тема пенсионной реформы из стадии общих разговоров перешла в практическую. Стал активно изучаться мировой опыт, свои наработки предложил Всемирный банк. Был достигнут консенсус о том, что в России необходимо перейти от чисто распределительной или солидарной (нынешние работники за счет своих взносов обеспечивают пенсии нынешним пожилым) пенсионной системы к так называемой трехуровневой конструкции.
Первый уровень – это выплачиваемая всем лицам, достигшим пенсионного возраста и имеющим минимально необходимый страховой стаж, одинаковой базовой пенсии – фактически государственного пособия по старости. Второй уровень – это страховая часть пенсии, формируемая индивидуально в зависимости от накопленных на протяжении всей трудовой жизни взносов. И, наконец, третий уровень – это обязательные накопления тех работников, кому до выхода на пенсию оставалось 10 и более лет. Причем эти средства, в отличие от страховой части, не поступают в общую копилку для обеспечения нынешних пенсионеров, а обособляются на персональных счетах и затем инвестируются, принося некий доход. В идеальной ситуации деньги, десятилетиями аккумулируемые на накопительных счетах, должны не просто сохраняться от инфляции, но и реально прирастать, обеспечивая обладателю этого счета дополнительную прибавку к пенсии в будущем.
Молчаливое большинство
Однако еще на стадии подготовки к запуску этих новаций (2000–2001 годы) стали понятны потенциальные изъяны предлагаемой конструкции.
Во-первых, изъятие из тогдашнего 28-процентного (от фонда оплаты труда) взноса в Пенсионный фонд двух, четырех, а затем, как планировалось, и шести процентных пунктов в накопительную часть существенно снижало возможности повышения выплат тем, кто к началу пенсионной реформы (1 января 2002 года) уже успел выйти на заслуженный отдых. Имевшийся в то время коэффициент замещения (отношение средней пенсии к средней зарплате) – 33% – тем самым был обречен на снижение, если только не была бы оказана массированная финансовая помощь из федерального бюджета. Но последняя поступила совсем не в тех объемах, которые позволили бы избежать снижения этого коэффициента. Более того, во всех прогнозных расчетах на 10 и более лет вперед хладнокровно фиксировалось его падение – с надеждой на то, что через 15–20 лет ситуация начнет исправляться. Социально-психологические последствия таких расчетов не учитывались.
В результате на данный момент коэффициент замещения упал до 25% и продолжает снижаться. Это все более накаляет атмосферу среди пенсионеров и тех, кому до пенсии уже не так далеко, несмотря на некоторый рост реального размера выплат по старости. Сейчас можно с уверенностью сказать, что в отношении нынешних пенсионеров, фактически пострадавших от проводимой реформы, необходим целый комплекс мер компенсационного характера.
Где взять для этого деньги? Ведь речь идет почти о 40 млн. человек. Трехлетний бюджет на 2008–2010 годы уже принят Думой в первом чтении, и там нет никаких специальных расходов на пенсионные цели, кроме рутинной поддержки Пенсионного фонда, который за счет собственных средств не может свести концы с концами. Значит, если все же что-либо будет предпринято под давлением политической конъюнктуры, то речь пойдет все о том же Стабилизационном фонде, а точнее, о той его части, которая будет называться Фондом национального благосостояния. Кстати, хочу напомнить, что к 2010 году такое явление, как профицит федерального бюджета, исчезнет.
Самым простым выходом было бы форсированно повышать базовую часть пенсии, которая сейчас для большинства категорий получателей составляет менее 40% прожиточного минимума пенсионера. Но тогда доля базовой (нестраховой) части в общем размере средней пенсии начнет увеличиваться с нынешних 30 до 40 и более процентов, что приведет к еще большей уравниловке в размере пенсий, с дальнейшей потерей ее страховой природы (зависимости размера выплаты от величины накопленных взносов). Этот путь ведет фактически к возвращению советской практики социального обеспечения, возлагавшей всю ответственность за положение пожилых людей на государство. Но, вероятно, именно он на ближайшие годы будет выбран в качестве ответа на недовольство пенсионеров своим положением.
Однако есть куда более эффективные варианты. Раз уж речь зашла о Стабилизационном фонде, то можно было за счет процентов от размещения его средств за рубежом реализовать две программы:
– обеспечение бесплатного ухода на дому всем нуждающимся в нем пенсионерам;
– финансирование дополнительных медицинских услуг через приобретение для пенсионеров полисов самых надежных частных страховых компаний.
В Стабфонде сейчас более 3 трлн. руб. Если взять самую маленькую доходность от вложения – 5%, то получится 150 млрд. Делим на 37 млн. пенсионеров. Грубо говоря, получается 4 тыс. руб. в год. Еще одна пенсия. Для социального обслуживания или здравоохранения это очень хорошие деньги.
Стоит внимательно присмотреться и к недавно высказанному предложению о передаче в управление Пенсионного фонда части государственной собственности – как предприятий, так и земли – с тем, чтобы получаемые доходы шли на повышение нынешних пенсий. Здесь, однако, надо избежать упомянутой выше опасности форсированного повышения базовой части пенсии. Философия должна быть другой: нужно увеличивать прежде всего страховую часть пенсий – ведь труд наших пенсионеров был сильно недооценен. Фактически речь идет о введении дополнительного повышающего коэффициента к страховой части пенсии, который ежегодно устанавливается в соответствии с полученной прибылью от эксплуатации государственной собственности.
Во-вторых, с самого начала было весьма проблемным все, что связано с инвестированием пенсионных накоплений нынешних работников.
Как известно, с первых же шагов в направлении пенсионной реформы была предложена следующая схема: застрахованный, у которого открывался накопительный счет, мог сделать выбор в пользу либо частной, либо государственной управляющей компании, и на роль последней был назначен Внешэкономбанк. При этом ВЭБ получил право инвестировать пенсионные средства только в российские государственные ценные бумаги, которые очень надежны, но приносят – и это изначально было известно – очень небольшой доход. Большой удачей при их использовании была бы просто способность компенсировать инфляционные потери. Частным компаниям, а затем и негосударственным пенсионным фондам (НПФ) были предоставлены куда более интересные инструменты: в частности, акции, обращающиеся на российском и иностранных (но не более 20% инвестиционного портфеля) фондовых рынках.
Такие исходные данные вроде бы должны были склонить большинство обладателей накопительных счетов к выбору частной компании или НПФ. Но на данный момент более 90% от общей их численности выбрали ВЭБ – при том, что за 2004–2006 годы обеспеченная им доходность составила всего 7,54% годовых, что ниже официального уровня инфляции за эти годы. Частные управляющие компании за 2006 год показали более чем 20-процентную, а НПФ – 17-процентную доходность. Неужели наши люди настолько сами себе враги?
Но все объясняется просто. В самом начале пенсионной реформы было опасение, что пенсионные деньги хлынут на тогдашний небольшой по объему фондовый рынок и дестабилизируют его. Хочу напомнить, что в январе 2002 года индекс РТС только пересек отметку 300 пунктов. Это мизер по сравнению с нынешними 1780 пунктами. Именно поэтому были применены две нехитрые, но эффективные уловки:
– фактически не проводилась информационная кампания по разъяснению сути пенсионной реформы, хотя на это были выделены деньги в бюджете Пенсионного фонда;
– содержащиеся в рассылаемых «письмах счастья» бланки заявлений о выборе управляющей компании нужно было заполнять только в том случае, если этот выбор делался в пользу частников. Кстати, впоследствии Пенсионный фонд перестал рассылать и эти бланки, сославшись на дороговизну почтовых услуг. «По умолчанию» деньги переводились в ВЭБ. Отсюда и произошел термин «молчуны».
Удар по доверию
С тех пор, как уже упоминалось, ситуация на российском фондовом рынке принципиально изменилась, а расставленные ловушки для недопущения туда пенсионных денег исправно действуют. И здесь кроме потенциального протеста обманутых вкладчиков ВЭБа (ведь деньги съедает инфляция) назревает и крупная финансовая неприятность. Почти 300 млрд. руб. пенсионных накоплений «молчунов», вложенных в государственные ценные бумаги, увеличивают государственный внутренний долг, который неумолимо нарастает с каждым поступлением ЕСН в казну. Управлять этим процессом, если с числом «молчунов» все останется по-прежнему, можно только, предоставив право ВЭБу инвестировать переданные ему деньги в те же инструменты, которые позволены и частным компаниям. Соответствующий проект закона готовится в недрах правительства и, как ожидается, будет принят Думой до конца этого года. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Ожидавшаяся в начале пенсионной реформы весьма умеренная доходность пенсионных накоплений привела к крупной ошибке. Когда встал вопрос о снижении ставки ЕСН, то вполне резонно у правительства возникли опасения по поводу поступления доходов в Пенсионный фонд. Решили сэкономить на людях среднего возраста, фактически закрыв открытые для них в 2002 году накопительные счета. Объяснение было простым: эти люди, дескать, не успеют скопить сколько-нибудь значительные суммы. Хотя именно к 45–50 годам многие начинают получать приличные зарплаты и, соответственно, за них делаются столь же солидные страховые отчисления. Кроме того, еще два-три года назад можно было предоставить этой категории работников льготные условия для пополнения своих счетов – например, предложенную Владимиром Путиным только в недавнем Послании Федеральному собранию схему: на каждую 1000 руб. добровольного взноса государство доплачивает свою тысячу. Но факт остается фактом: изменение правил игры на ходу, внезапно отсекшее от пенсионной реформы миллионы работников, нанесло сильный удар по и без того весьма сомнительному доверию к действиям государства в социальной сфере.
Сплошные загадки
Проблемы, накапливавшиеся в пенсионной системе все последние годы, стали предметом интенсивного обсуждения только в этом году. Дискуссию спровоцировали утекшие в прессу предложения Михаила Зурабова о фактической ликвидации обязательного накопительного элемента и использовании аккумулированных там денег на поддержку нынешних пенсионеров. Активно подключился к этому обсуждению и Владимир Путин. В своем Послании Федеральному собранию он ничего не сказал о судьбе обязательного накопительного элемента, что было «по умолчанию» расценено как добро на продолжение его существования. Более того, упомянутая схема 1000:1000 напрямую направлена на укрепление накопительного элемента пенсионной системы.
Но здесь возникает масса вопросов, связанных с реализацией президентского поручения.
Во-первых, в отношении максимальной суммы, которую можно будет принести на накопительный счет. Правительство предполагает, что она составит не более 18–20 тыс. руб. в год. К этому будет присовокуплена такая же сумма за счет, видимо, Фонда национального благосостояния. Какова же может быть прибавка к будущей пенсии для человека, только вступившего в трудовую жизнь? Оценка показывает, что выходит 3 тыс. нынешних рублей в месяц. Сейчас это размер средней пенсии. В принципе неплохо. Но не надо забывать о том, что у молодых, как правило, небольшая зарплата и выделить из нее 18–20 тыс. руб. в год далеко не каждый может себе позволить. Тем более что надо создавать семью, обустраивать быт, копить на жилье, рожать детей┘
Если же взять тех, кому до пенсии недалеко, то президент ничего не сказал ни о каком возрастном ограничении на формирование «пенсионного капитала». Но как быть человеку, которому сейчас 45, 50 лет? Если даже он будет включен в этот проект, то успеет скопить лишь на 15–20% прибавки к основной пенсии. Так, может быть, разрешить тем, у кого нет накопительных счетов (люди 1966 года рождения и старше), вкладывать не 18–20 тыс. в год, а побольше?
Во-вторых, по поводу финансовых возможностей участия нашего населения в пенсионном капитале. Про молодежь и людей, не участвующих в обязательной накопительной системе, я уже сказал. Но есть просто мало зарабатывающие специалисты массовых профессий. Например, врачи или учителя. У них нет лишней тысячи, а нести 100 руб., чтобы государство положило на них еще 100 руб. – какой смысл? Получается, что те, кто больше всего нуждается в помощи для обеспечения приличной пенсии, выпадают из этого проекта.
Что же касается людей со средним достатком и выше, то, конечно, они могут безболезненно для семейного бюджета отдавать и по 2 тыс. в месяц. Но зачем? Сейчас есть куча других инструментов инвестирования, которые приносят большую доходность.
Чтобы поправить этот социальный перекос, нужна специальная программа, которая позволяла бы, например, бюджетнику, вложившему 100 руб., получать на свой счет государственную тысячу.
Работодатели в частных компаниях нередко перечисляют своим сотрудникам деньги в НПФ. И эти люди, выйдя на заслуженный отдых, получат хорошую прибавку к пенсии. А у бюджетников работодатель – государство, оно и должно заботиться об их благосостоянии.
В-третьих, куда нести свою кровную тысячу? Пока это загадка. В НПФ? Государство вряд ли отправит туда бюджетную доплату. Если же взносы будут делаться в Пенсионный фонд, то непонятно, каким образом: с наличными средствами он работать не имеет права, остаются безналичные перечисления. А кто и как их должен делать? Тысяча рублей – небольшие деньги, будут ли проверять, откуда они взялись?
В-четвертых, в какой степени Фонд национального благосостояния сможет справиться с возложенными на него выплатами?
* * *
Пенсионная реформа – один из немногих проектов нынешней власти, который пока имеет шансы на успех. Но для того чтобы этот успех стал реальностью, нужны публичные дискуссии, сопоставление мнений и понимание того, что здесь потребуются большие дополнительные расходы, а не символические примочки.