Александр Лукоянов
Политические страсти в США накаляются: многих критиков иракской политики Буша устроит разве что импичмент.
Фото Reuters
Покуда взоры российских СМИ прикованы к конфликту между президентом и Верховной Радой в Киеве, никто, сколько я знаю, не обращает внимания, что параллельно в Вашингтоне также разворачивается конфликт между президентом и Конгрессом. Конечно, различий между двумя конфликтами тьма. В Вашингтоне нет Майдана. И новое парламентское большинство там не покушается в отличие от киевского на полномочия президента. И ни Канада, ни Мексика, ближайшие соседи США, не лелеют втайне надежду, что в результате нынешнего противостояния страна вдруг распадется, скажем, на англоязычные и испаноязычные штаты – и каждой достанется свой кусок.
Тем не менее в вашингтонском конфликте решается нечто несопоставимо более важное, нежели в киевском. В двух словах – возникнет ли в международной политике общепризнанный лидер или поражение американской сверхдержавы на Ближнем Востоке ввергнет мир в пучину анархии.
Предыстория
Этот выбор стоял на протяжении двух столетий начиная с наполеоновских войн, когда европейская коалиция разгромила французскую сверхдержаву и на месте поверженного Наполеона оказался вдруг новый «Агамемнон Европы», император Александр I. Уже при его наследнике Николае I, однако, оказалось, что Россия претендует вовсе не на лидерство в европейской политике, как при Александре, а на ту же сверхдержавную роль, которую совсем недавно играл Наполеон. Чем кончилось дело, известно. Новая европейская коалиция поставила в Крымской войне на колени и новую сверхдержаву.
А затем в мире, лишенном общепризнанного лидера, началась эпоха «многополярности», которая, естественно, закончилась тем, чем только и могла закончиться международная анархия, – всеобщей дракой, мировой войной. После войны Америка ушла в глухую изоляцию, а кондоминиум Англии и Франции не справился ни с ролью новой сверхдержавы, ни с ролью общепризнанного лидера. В результате снова наступил «многополярный» хаос, и он, опять-таки естественно, закончился новой мировой войной, в ходе которой сверхдержавой оказалась Германия.
После Второй мировой войны обязанность не допустить новой анархии, то есть «многополярного» мира, взяли на себя в шаткой структуре конфронтационной биполярности США и СССР. Помимо перманентного риска, связанного с возможным просчетом лидеров, в распоряжении которых были армады ядерных ракет, способных испепелить мир, уязвимость этой новой конструкции состояла в том, что в конце концов одна из двух сверхдержав должна была дать слабину – и развалиться. А что потом?
Две роли
А потом настал момент истины. Впервые за два столетия забрезжила надежда, что может быть положен конец этой затянувшейся на пятнадцать поколений круговерти, в которой каждую поверженную «однополярную» сверхдержаву сменяли либо конкурирующая сверхдержава, либо «многополярная» анархия. Победитель в третьей за один век, пусть на этот раз и «холодной», войне мог позволить себе роскошь выбрать между двумя одинаково возможными для него ролями.
В первой из них Соединенные Штаты, опираясь на свою экстраординарную экономическую и военную мощь, раз и навсегда избавили бы мир от всей этой измучившей его «однополярно-многополярной» контроверзы. Для этого Америке нужно было стать мировым лидером, гарантом неписаной конвенции, обязывающей все народы соблюдать общепризнанные правила игры.
Правил этих на самом деле немного. Нельзя, например, нарушать режим нераспространения ядерного оружия. Особенно тем правительствам, которые спонсируют международных террористов, мечтающих этим оружием завладеть. Нельзя проводить этнические чистки, жертвами которых становятся сотни тысяч, порою миллионы людей, повинных лишь в том, что исповедуют другую веру или принадлежат к другой расе. Нельзя захватывать другие страны. И так далее. В такой структуре мировой политики роль лидера заключалась бы в том, чтобы возглавлять международное сообщество (или хотя бы самую влиятельную его часть) в борьбе с нарушителями этой конвенции.
Вторая возможная роль была проще и привычнее: США могли остаться сверхдержавой и, как некогда Франция, Россия или Германия, попытаться навязать миру свои правила игры. Согласитесь, что разница между двумя этими ролями решающая.
Колебания и выбор
Следует отдать Америке должное: на протяжении целого десятилетия она колебалась между этими ролями. При Буше-старшем и при Клинтоне она даже, казалось, склонялась к роли мирового лидера. Ей не все удавалось в этой новой для себя – и для мира – роли. Она не нашла в себе силы организовать новый план Маршалла, чтобы помочь России в самый трудный ее час шоковой терапии. Она не смогла остановить межплеменную резню в Руанде и хаос в Сомали. Она прозевала превращение Индии и Пакистана в ядерные державы (к счастью, ни один из нарушителей не был спонсором международного терроризма).
И все-таки чего-то Америка в этой роли добилась. Когда Саддам Хусейн захватил Кувейт, она сумела создать международную коалицию, которая его оттуда вышибла. Когда «балканский мясник» Милошевич, преследуя безумную мечту о Великой Сербии, устроил сначала кровавую бойню в Боснии, а затем этническую чистку в Косово, руки ему укоротили.
С приходом в Белый дом Буша-младшего, однако, все изменилось, колебания кончились. Новый президент сделал выбор в пользу сверхдержавности. И, конечно, был за него наказан – отчуждением ближайших союзников, девятым валом антиамериканизма, тотчас обретшего наглых и вульгарных лидеров в лице Чавеса в Венесуэле и Ахмадинежада в Иране, и, главное, страшной угрозой полного распада режима нераспространения ядерного оружия.
Я не говорю уже о том, что Америка намертво застряла посреди пожарища гражданской войны в Ираке, оплачивая сверхдержавные амбиции Буша горами трупов и гигантскими, разорительными расходами (только в этом году иракская война обойдется ей в 124 млрд. долл.).
«Совет мудрецов»
Такова вкратце предыстория вашингтонского конфликта. На поверхности он выглядит как борьба между президентом, до сих пор мечтающим о невозможной «победе в Ираке», и новым демократическим большинством в Конгрессе, отчаянно пытающимся вытащить Америку из болота, где она увязла в результате сверхдержавного выбора ее президента.
Пока что получается это у демократов неважно. Нынешняя их попытка связать в одном законопроекте военный бюджет для Ирака с точной датой вывода войск, похоже, обречена. Тут они открылись для демагогии «партии войны». Их должны были обвинить – и обвиняют – в антипатриотизме, в том, что они «хотят оставить наших ребят безоружными перед лицом врага», и т.п. Скорее всего кончится дело тем, что президент наложит на злополучный законопроект вето и, поскольку двух третей голосов демократы ни в одной из палат Конгресса не наберут, им придется идти на попятный.
Более обещающим представляется другой план – требовать, чтобы президент следовал рекомендациям двухпартийного «совета мудрецов», созванного специально для поисков выхода из исторического тупика. Рекомендации этой влиятельной группы наиболее авторитетных бывших лидеров страны были крупнейшей до сих пор победой демократов. Вот некоторые из них:
а) военное решение конфликта (другими словами, «победа в Ираке», о которой мечтает президент) невозможно;
б) политическое его решение мыслимо лишь в случае, если правительство Ирака сумеет добиться национального примирения между шиитским большинством и суннитским меньшинством;
в) сумеет ли иракское правительство решить эту задачу, станет ясно, если оно согласится на ряд точных сроков (deadlines), от исполнения которых зависит примирение. Так родилась
Проблема deadlines
На сегодняшний день дело обстоит следующим образом. Правительство Ирака обязалось добиться к концу 2006 года принятия закона о региональных выборах (не выполнено), закона о «дебаасификации», чтобы реинтегрировать низшие и средние слои саддамовской бюрократии (не выполнено), закона о пропорциональном разделе доходов от нефти между шиитскими и суннитскими регионами (застрял в парламенте). К марту 2007 года правительство обязалось провести референдум о поправках к Конституции. Обязательство не выполнено так же, как обещание к апрелю взять на себя полный контроль над иракской регулярной армией.
Короче, за все эти месяцы ни один шаг к национальному примирению в Ираке не сделан. Можно ли после этого верить обещаниям багдадского правительства, что к сентябрю оно возьмет на себя гражданский контроль над всеми регионами страны, если сегодня под его контролем находятся лишь три региона из восемнадцати?
Ловушка для президента
В ответ на все это Буш защищает иракское правительство таким образом: как может оно, спрашивается, проводить региональные выборы и тем более национальный референдум, когда в стране свирепствует террор и шахиды-смертники каждый день взрывают себя на многолюдных рынках? Значит, что? Значит, нужна новая американская стратегия, нужен «рывок» (surge), способный очистить страну от террористов.
Ибо, как теперь понимает президент, виной всему именно стратегия уволенного не так давно министра обороны Дональда Рамсфелда. Он не желал слушать талантливых командиров на местах – например, генерала Дэвида Петреуса, сумевшего еще в 2003 году с помощью новой контртеррористической стратегии поставить под контроль правительства крупнейший нефтяной центр Мосул. В результате генерал Петреус назначен новым главнокомандующим в Ираке и численность американских войск доведена до 173 тысяч человек. Послушать пропрезидентские СМИ, так Петреус отныне национальный герой Америки, единственная надежда (если не страны, то президента).
Новая стратегия имеет, однако, свои уязвимые точки. Во-первых, умиротворенный в свое время Петреусом Мосул теперь кишит террористами. Во-вторых, Петреус сосредоточен на Багдаде, а большинство регионов страны по-прежнему контролируются шиитскими милициями. В-третьих – и это самое главное, – генерал честный человек и сам назначил себе deadline: если новая стратегия не сработает к концу лета нынешнего года, значит, справиться с гражданской войной бессильна скорее всего и она.
Таким образом, президент попал в собственную ловушку: отчаянно сопротивляясь всем deadlines, установленным «советом мудрецов», он оказался в плену deadline Петреуса. Одним словом, воевать в Ираке до «победного конца», оставив преемнику нерешенный конфликт, Бушу, похоже, не удастся. Демократы обречены на победу.
О чем на самом деле спор?
Все это, однако, на поверхности вашингтонского конфликта. Суть его куда глубже. Ибо на самом деле в Ираке терпит сейчас поражение сверхдержавный выбор Буша. И многие демократы уже понимают, что им предстоит изменить не только курс его внешней политики, но и самую роль Америки в современном мире. Дать ей возможность сделать вторую попытку отказа от сверхдержавности в пользу мирового лидерства. В конце концов преимущество демократии не в том, что она не делает ошибок, но в том, что она умеет их исправлять.
Конечно, если демократам это удастся, то все усилия по возрождению международной анархии («многополярного» мира), кем бы они ни предпринимались, окажутся потраченными впустую. Но зато заколдованный круг сменявших друг друга сверхдержавности и анархии, который преследовал человечество на протяжении пятнадцати поколений, будет прорван.
Так что зря, мне кажется, не обращают российские СМИ внимания на конфликт между президентом и законодательной властью в Вашингтоне. К нашему будущему он имеет самое прямое отношение.
