Призрак конкурентоспособности

Пока нашим автопроизводителям недоступны внешние рынки, субсидировать бессмысленно.
Фото Дениса Тамаровского (НГ-фото)

По мере того как Россия постепенно выходит из экономического кризиса 90-х годов, в политическом классе страны и в предпринимательском ее корпусе о повышении конкурентоспособности стали говорить как о своеобразном категорическом императиве. К сожалению, само понятие конкурентоспособности оказалось размыто, причем это обусловлено отнюдь не только научными, но и политическими факторами.

Стереотипы и факты

Так, в предисловии к Всемирному докладу по конкурентоспособности (2006–2007 годы) открыто признается, что из девяти критериев конкурентоспособности государств всего четыре сугубо экономических; прочие в той или иной мере имеют «социальное измерение». По сути, понятие конкурентоспособности подменяется представлениями об «успешности» или «состоятельности» страны, о ее привлекательности для инвесторов и граждан других государств мира. Как следствие, согласно этому докладу, семь из десяти самых конкурентоспособных экономик мира находятся в Европе; Китай занимает 54-ю строчку, а Россия – 62-ю.

Есть четыре факта, каждый из которых противоречит принятым ныне представлениям о конкурентоспособности.

Во-первых, конкурентоспособность не тождественна экономической эффективности. Иногда не слишком эффективные хозяйственные системы демонстрируют крайне высокую конкурентоспособность. Так, в Японии 60–80-х годов правительство рассматривало завоевание мировых рынков как свою стратегическую задачу.

Во-вторых, повышению конкурентоспособности может способствовать государственное регулирование, в том числе и создающее протекционистскую закрытость рынка. Имеется в виду искусственное завышение цен, сокращающее спрос и вынуждающее производителей завоевывать зарубежные рынки. Но подобная стратегия показала свою бесперспективность в Латинской Америке, и от этого отказались все нормальные страны.

В-третьих, в условиях глобализации понятие конкурентоспособности имеет смысл только на наднациональном уровне (исключение – услуги, производимые и потребляемые локально). Сегодня никакая отрасль промышленности не может быть конкурентоспособна исключительно внутри страны, поскольку зарубежные конкуренты имеют возможность во все большей мере теснить ее на рынке.

В-четвертых, сегодня о конкурентоспособности надежнее всего говорят результаты соперничества компаний и стран на рынке товаров, производство которых не ограничено особыми условиями, а предпочтения потребителей определяются не только ценой товара, но и его качеством. С этой точки зрения в производстве большинства биржевых товаров (нефти, золота, основных металлов) нет серьезной конкурентной борьбы. Нефть и золото производятся в десятках стран, но ни одну из них не «выдавили» с рынка за последние полвека, хотя структура и территориальное позиционирование мирового промышленного производства кардинально изменились.

Теперь выводы. Во-первых, конкурентоспособной на отдельных направлениях может стать даже не вполне эффективная экономика. Во-вторых, «внутренняя» или «внешняя» конкурентоспособность, обусловленная в конечном счете различными протекционистскими мерами, крайне неустойчива. В-третьих, задача повышения конкурентоспособности может ставиться и решаться только в масштабах глобального, а не национального рынка. В-четвертых, сырьевая экономика не может быть конкурентоспособной.

Неусвоенные уроки

Остановлюсь лишь на нескольких, наиболее очевидных уроках, вытекающих из опыта повышения конкурентоспособности в различных странах мира.

Первый урок: попытки «замещающей индустриализации» продемонстрировали свою неэффективность еще в первой половине 70-х годов. Теоретики «особого пути» предлагали за счет более экономного и эффективного использования средств, получаемых от экспорта, модернизировать национальную промышленность и создавать более современную инфраструктуру. Основными задачами провозглашались опора на внутренние ресурсы, развитие местной промышленности и сокращение импорта, а также взаимная интеграция слаборазвитых стран.

Практически все эти лозунги слышны сегодня в России. Но опыт стран Африки и Латинской Америки показал, что модернизация производств собственными силами не способствует конкурентоспособности, но наращивает издержки. Зато экономически открытые государства Азии стали лидерами по темпам хозяйственного роста.

Вторым уроком стал опыт тех стран Азии, где удалось соединить быструю экономическую интеграцию в мировой рынок с сохранением определенных элементов разумного государственного регулирования. Оказалось, что поддержка государством национальных компаний, поставивших целью быстрое расширение своей доли на мировых рынках, дает хороший эффект. При этом, однако, высокая норма накопления в ВВП фактически означает сдерживание роста доходов населения, так как в ином случае темпы роста способны быстро «затухнуть». Быстрый рост конкурентоспособности азиатских экономик был «куплен» ценой интенсификации использования всех хозяйственных ресурсов, активной эксплуатацией рабочей силы и умеренным ростом уровня жизни.

Третий урок может быть вынесен из одного только знаменательного факта: в «развивающихся экономиках» не было предпринято даже попыток сделать основой «стратегии прорыва» новые технологии и научные разработки. Даже Япония на пике своего успеха (в конце 70-х – середине 80-х годов) не могла себе этого позволить: объем продаж японских патентов составлял в то время всего 1/8 сумм, которые Страна восходящего солнца тратила на импорт технологических новинок из государств, где солнцу привычнее было заходить.

Специфика «постиндустриального» хозяйства передовых стран требует, с одной стороны, широкого рынка, где есть серьезный спрос на технологии и наукоемкие продукты; с другой – появления «центров средоточения» интеллектуальных кадров, а также высоких стандартов признания и престижности научного труда. Ничего подобного нет в России, и наивно ожидать научного ренессанса в стране, не имеющей собственных массовых технологичных производств.

Силовая пирамида

Сейчас Россия теряет свою конкурентоспособность, а не укрепляет ее. На протяжении 2006 года экспорт вырос на 25,1% в стоимостном выражении, хотя в натуральном объем поставок газа увеличился лишь на 0,9%, а нефти и металлов – даже сократился (соответственно на 2,0 и 4,4%). При этом импорт вырос на 39,3% в стоимостном выражении, а в натуральном – еще больше, поскольку снизились цены на многие потребительские товары с высоким уровнем добавленной стоимости.

В начале и середине 90-х годов страна имела определенные конкурентные преимущества: квалифицированную рабочую силу; в целом здоровую систему мотивационных факторов и ценностных ориентиров экономически активного населения; дешевые природные ресурсы; правовую систему, дававшую предпринимателям значительную свободу маневра; наконец, либеральное внешнеэкономическое законодательство. Однако эти преимущества использованы не были – прежде всего потому, что реформы породили в обществе хаос и дезорганизацию, привели к растрате большой части производственного потенциала и, снизив уровень жизни людей, примитивизировали их возможности и мотивы деятельности. Резко деградировала сфера образования, а система профессионального обучения была практически полностью разрушена.

Повышательная тенденция на сырьевых рынках, наметившаяся после 2000 года, уже практически лишила Россию двух преимуществ, на которых строили свои стратегии повышения конкурентоспособности все страны, добившиеся успеха на этом поприще, – дешевых ресурсов и реалистично оцениваемой рабочей силы. Причем доходы среднего класса выросли настолько, что его представители отвернулись от отечественной продукции.

Сегодня российская экономика практически невосприимчива к деньгам; огромные инвестиционные ресурсы, притекающие в страну в виде платежей по экспортным контрактам, лишь надувают спекулятивные «пузыри» на сырьевом и фондовом рынках и завышают стоимость капитальных активов. Ощущая себя в полной безопасности «под крылом» власти, крупные государственные компании стали привлекать огромные кредиты, на которые нередко приобретают непрофильные активы. В результате в 2003–2006 годах государственный долг РФ снизился с 98 до 66 млрд. долл., или на 49%, зато долги российских банков и производственных компаний увеличились с 31 до 167 млрд. долл., или в 5,4 раза.

В условиях, когда производство и экспорт энергоносителей дают 55–60% поступлений в бюджет, возникает возможность увеличивать расходы по мере роста нефтяных цен. В последнее время расходные статьи бюджета растут на 25–30% ежегодно. Но образование, здравоохранение и даже инвестиционная деятельность не попадают в список приоритетов (потребность сырьевого и финансового секторов в них минимальна), и основное внимание уделяется тем службам, которые призваны поддерживать status quo. Так из спекулятивной экономики рождается паразитическая.

Хотя экономика России до сих пор не вернулась к показателям 1990 года, над ней нависает тень массы «управленцев» и «контролеров»: численность чиновников достигла 1,45 млн. человек и уже превысила численность бюрократов во всем бывшем СССР. Силовые и правоохранительные ведомства объединили почти 5 млн. человек – более 15% мужской рабочей силы, занятой в народном хозяйстве страны. «Оборотная сторона» их усилий – 780 тыс. человек, находящихся в местах лишения свободы или в следственных изоляторах.

Сформировавшаяся за последние годы «силовая олигархия» не вносит позитивного вклада в экономику, так как не способна ни создать эффективную систему защиты собственности граждан (да и их жизни), ни организовать работу судебной системы, ни искоренить коррупцию и произвол. В то же время бюджетные расходы на ее содержание из года в год растут на 20–25% и составляют сегодня 40% всех расходов бюджета (около 7,9% ВВП). С учетом негативного эффекта, который вызван давлением этой пирамиды, ее «цена» для российской экономики может составлять 14–17% ВВП.

Есть ли выход из этого глубокого системного кризиса? На мой взгляд, есть. Но он предполагает серьезный пересмотр целей развития страны и общих методов обеспечения ее экономической конкурентоспособности.

Элементы возможной стратегии

Экономическая конкурентоспособность государств отличается от экономической конкурентоспособности предприятий или корпораций. Главный фактор, обусловливающий эти отличия, – геополитическое позиционирование страны: ее масштаб, емкость рынков ее самой и сопредельных стран, динамика собственных трудовых ресурсов и ситуация у соседей, наконец, общая нацеленность внешнеэкономической деятельности и степень интегрированности в региональную и глобальную экономику.

Американские компании активно переносят свои производства в Китай и другие страны АТР и постоянно увеличивают объемы импорта из этой части мира. Соответственно доллар играет здесь роль основной резервной валюты. В Восточной же Европе посткоммунистические страны пошли на стремительную интеграцию с государствами ЕС-15 и всего за 15 лет фактически стали для Западной Европы тем же, чем Китай для США. Уже сегодня новые государства ЕС производят более трети всей его бытовой электротехники, а в 2008 году они превзойдут «старые» страны ЕС и по выпуску автомобилей.

В таких условиях России необходимо определиться в выборе союзника, в блоке с которым она собирается конкурировать в мире XXI века. Основным партнером России должен стать Европейский союз, так как только для него наша страна является экономически дополняющим субъектом, значимым рынком сбыта, площадкой для дальнейшего перенесения относительно высокотехнологичных производств и потенциальным геополитическим союзником. Только ориентируясь на Европу и втягиваясь в экономический союз с нею, Россия сможет реализовать свои естественные конкурентные преимущества в наибольшей мере.

Вторым важным шагом в повышении конкурентоспособности страны должен стать радикальный пересмотр всех элементов той политики, которая в последние годы привела к необоснованному, спекулятивному удорожанию факторов производства. Как это ни печально, следует признать, что экономически активное население страны получает сейчас гораздо больше, чем зарабатывает. Отсюда следует, что необходимо восстановить те ценовые параметры конкурентоспособности основных факторов производства, которые имели место в середине 90-х годов. Иначе о какой-либо конкурентоспособности России можно будет забыть: в мире есть сотни миллионов людей и десятки государств, где готовы работать лучше и за меньшие деньги, чем наши соотечественники, и управлять своим народным хозяйством с учетом глобальной конъюнктуры и в интересах развития страны, а не только в личных интересах.

Третье направление – наращивание конкуренции на внутреннем рынке. Во-первых, не следует бояться притока в страну импортных товаров, но при этом необходимо делать их все дешевле и дешевле. Отрасли, которые не смогут конкурировать на внутреннем рынке, никогда не станут конкурентоспособны на внешнем. Необходимо лишь сознательное ограничение конкуренции в ряде социально значимых отраслей (например, в сельском хозяйстве). Во-вторых, нужно с максимальной жесткостью бороться с монополиями в сфере ресурсодобычи и производства сырьевых товаров и полуфабрикатов. Сделки, подобные слиянию РУСАЛа, СУАЛа и Glencore, должны быть отменены, а за полученные незаконные выгоды руководители этих компаний должны быть наказаны не менее жестко, чем владельцы ЮКОСа – за уклонение от уплаты налогов. Институт уполномоченных поставщиков нефти и нефтепродуктов в отдельные регионы должен быть немедленно отменен. Нужно снять все ограничения на перемещение по стране рабочей силы, включая систему регистрации и приглашений на работу. И так далее.

Четвертым фактором повышения конкурентоспособности я назвал бы применение мер господдержки к тем компаниям, которые ставят своей целью выход на мировой рынок и добиваются этого. Масштаб поддержки должен обусловливаться успехами фирмы в глобальной, а не локальной конкуренции. АвтоВАЗ может получать госсубсидии, лишь если он начнет расширять сбыт за границей. Создавать компании, конкурентоспособные только в пределах собственной страны, – значит просто обманывать себя и других.

Пятым направлением повышения конкурентоспособности должно было бы стать совершенствование государственных и общественных институтов. В конечном счете конкурентоспособными бывают не государства или компании, а люди, деятельность которых обусловливает успехи или неудачи тех и других. К сожалению, сегодня конкурентности в подборе персонала на всех уровнях бюрократической иерархии в России гораздо меньше, чем в экономике в целом. В отсутствие политической конкуренции возникает система «отрицательного отбора», в которой отсутствие таланта и умений – не недостаток, а достоинство претендента на тот или иной пост, делающее его менее опасным для тех, кто уже находится около «кормушки». Поэтому профессионализм принимаемых решений катастрофически снижается, и бюрократический аппарат работает все хуже, даже если плохая работа и не является его целью.

Наконец, Россия должна отказаться от представлений, будто ее место в мире уникально и никто и ничто, кроме «высшей силы», не может определять этого места. Увы, именно эти представления воплощаются сегодня практически во всех серьезных действиях руководства РФ во внутренней и внешней политике, и надеяться на перемены, похоже, не следует.