Доклад по Косово, подготовленный спецпредставителем ООН Мартти Ахтисаари, вызвал неоднозначную реакцию в Приштине, Белграде, Москве, Вашингтоне и европейских столицах. В самом Косово его сочли гарантией скорого обретения краем полной независимости; в США план приветствовали как ставящий точку в балканском кризисе; в Сербии неприятие к предложенной стратегии высказали как националисты, так и сторонники прозападных демократических партий. Однако в Москве и Брюсселе отношение к косовскому плану не выглядит таким однозначным – и понятно, почему.
В случае с Косово имеются два немаловажных обстоятельства: во-первых, речь идет о независимости автономии, ранее даже формально не считавшейся достойной суверенитета; во-вторых, речь идет о процессе, ставшем результатом войны между жителями этой автономии (поддержанными извне) и «метрополией». В такой ситуации, признавая независимость Косово, соглашающиеся на это страны, по сути, признают право меньшинств на восстание, право других государств вмешиваться в начинающееся противостояние, а также практическую невозможность метрополии отстоять свои права на собственную территорию – причем такую, которая очевидным образом связана с историей и государственностью ее титульной нации.
Разумеется, в Москве понимают, что непосредственно у границ России имеются два анклава, которые могут счесть Косово удобным прецедентом, – Абхазия и Южная Осетия, стремящиеся к отделению от Грузии. Не слишком далеко Приднестровье и Нагорный Карабах, статус которых также не определен. И, наконец, готовность признания независимости Косово ставит под вопрос легитимность действий Москвы в Чечне, отношение которой к Москве во многом копировало в начале 90-х отношения Косово и Сербии. В Брюсселе также не спешат с окончательным ответом, так как осознают, что итогом станет появление бедного и неуправляемого failed state на границах Европейского союза.
Сегодня ЕС и Россия оказываются связанными стоящими перед ними общими проблемами. Трудно не заметить, что Россия на деле не спешит воспользоваться косовским прецедентом и заявить о признании независимости постсоветских автономий. Европа также не хочет, чтобы во Франции и Испании обострились проблемы Корсики и Каталонии, а Бельгия столкнулась с перспективой пусть и мирного, но разделения на Валлонию и Фландрию. Россия также не готова поддержать независимые Абхазию, Осетию и Приднестровье, так как не имеет серьезных экономических интересов в этих регионах, а ценой поддержки станут серьезные конфликты с соседями.
В этой ситуации было бы наиболее последовательным попытаться решить проблему всех территорий с неопределенным статусом, находящихся в «зонах ответственности» ЕС и России, – а именно: Косово, Приднестровья, Северного Кипра, Нагорного Карабаха, Абхазии и Южной Осетии – на некоей единой основе, которая позволила бы установить четкий статус этих территорий, определить идентичность их жителей и их правовое положение, а также отложить «окончательное» решение вопроса о государственности на 20–30 лет.
Какими могли бы стать эти общие основания? Во-первых, европейские государства (как члены ЕС, так и Россия, а также постсоветские европейские страны, не входящие в Европейский союз) подтвердили бы нерушимость существующих границ – и тем самым отказались бы признать «суверенитет» всех территорий с неопределенным статусом. Во-вторых, они заявили бы, что не считают возможным восстановление суверенитета метрополий над «непризнанными» государствами посредством военной силы. В-третьих, они учредили бы специальные удостоверения личности единого образца для жителей указанных территорий, что лишило бы их необходимости противоправным образом добиваться гражданства России, Румынии, Турции и других стран; соответственно в каждом из «непризнанных» государств Россия и страны ЕС открыли бы официальные консульские миссии для реализации права их жителей на свободу передвижения.
И, в-четвертых, Россия и ЕС могли бы создать объединенные миротворческие силы, ответственные за поддержание порядка в указанных регионах; учитывая, что политические симпатии сторон в большинстве случаев выглядят противоположным образом, можно было бы надеяться на то, что такие миротворцы не заняли бы позицию ни правительства метрополий, ни сепаратистов. Обеспечив не менее двух десятилетий мира, можно было бы начать выработку плана окончательного урегулирования.
Выглядит ли это предложение утопическим? Да. Но оно основывается на нескольких обстоятельствах, которые нельзя не подчеркнуть особо. Во-первых, в случае его реализации возникнет первый случай позитивного взаимодействия ЕС и России в политической сфере – взаимодействия, без которого они все равно не смогут в будущем обойтись. Во-вторых, возникнет прецедент решения европейской по своей сути проблемы внутри «большой Европы», без вмешательства США или ООН, чья заинтересованность в реальном решении проблемы минимальна. И, наконец, Европа сделает заявку на участие в глобальной политической игре, без чего ее политическая идентичность еще много лет останется неопределенной.