Александр Кынев
На уровне лозунгов всеобщее избирательное право незыблемо.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
В ходе кампании по подготовке к предстоящим 11 марта в регионах Российской Федерации выборам депутатов законодательных собраний резко возросло по сравнению с предыдущим избирательным циклом (осенним 2006 г.) число случаев отказа в регистрации списков и снятия партий. Отсев составил 31% – вместо прежних 10%.
Во многих случаях отказ мотивируется неудовлетворительными итогами проверки подписных листов. Что же касается другого пути – внесения залога, то суммы его в этой кампании оказались велики как никогда. Формально в Московской, Орловской и Самарской областях, Ставропольском крае действует более либеральная норма и избирательный залог составляет 10% от установленной законом предельной величины расходов избирательного фонда, тогда как во всех иных регионах, где пройдут выборы 11 марта, – 15%. Однако на практике реальный размер залога зависит в первую очередь не от его процентной доли в избирательном фонде, а от заданного законом предельного размера избирательного фонда – и если последний очень велик, то сумма залога все равно будет большой.
Особенно вопиющая ситуация сложилась в Санкт-Петербурге, где при полной ликвидации одномандатных округов (и, соответственно, лишении граждан права на самовыдвижение) избирательный залог для партий составляет 90 млн. руб. В Орловской области он равен 2 млн. руб., в Дагестане (там тоже отменены округа) – 1,5 млн., в Мурманской и Омской областях – 2,25 млн. руб. Вряд ли такие различия между Санкт-Петербургом и остальной страной соответствуют разнице между ними по уровню доходов и цен. При этом партиям, представленным в Госдуме РФ, не нужно вносить залог и собирать подписи, т.е. система цензов фактически направлена против оппозиционных партий и кандидатов и является, по сути, коррупционной. Ведь, освободив себя от внесения залога или сбора подписей, депутаты даровали себе льготу, имеющую прямой денежный эквивалент.
Таким образом, избирательная система страны как никогда ранее приобрела цензовый характер.
Между тем избирательные системы стран, которые принято называть демократическими, последние столетия неуклонно двигались от первоначально жестких цензов, когда реальным избирательным правом обладали немногие, к всеобщему избирательному праву – как активному (праву избирать), так и пассивному (праву быть избранным). Избирательная же система Российской Федерации развивается в прямо противоположном направлении – от всеобщего избирательного права и фактически уведомительной процедуры регистрации к системе все более усложняющихся и дорогостоящих барьеров. Поправки 2005–2006 гг. в избирательное законодательство стали настоящим апофеозом этой системы многоуровневых цензов.
Существенно, что цензы стали не только имущественными, но фактически и образовательными. В условиях, когда в подписных листах должно быть не более 10% брака и недействительные (т.е. реально поставленные реальным человеком, но имеющие технические недочеты) подписи приравниваются к недостоверным (т.е. фальсифицированным), регистрация через внесение подписей становится возможной только при заведомо доброжелательном отношении комиссии к партии, подавшей документы.
Систематические отказы в регистрации вынуждают партии дополнительно ориентироваться на внесение залога. Партии же, не имеющие на это денег, и кандидаты, не входящие в список, лояльный администрации, в такой ситуации могут быть зарегистрированы только случайным образом.
Отдает архаикой и нигде в цивилизованном мире сейчас не встречающаяся система «императивного мандата», когда депутат лишается своего мандата в случае выхода из той партии, от которой он выдвигался. Вступить в другую партию он не может, даже если его прежняя партия ликвидировалась. Это даже не «императивный мандат», каким он был когда-то в некоторых странах. Это настоящее крепостное право партий и регистрирующих органов над депутатами.
Подобные цензы, несомненно, разрушают государство, так как, по сути, уничтожают его основу – равенство прав и обязанностей граждан, делают невозможным формирование в стране нормальной политической культуры. Взять, к примеру, привязку в федеральном законе суммы залога к предельному размеру избирательного фонда. Увеличение избирательных фондов стимулирует «белое финансирование» избирательных кампаний и ликвидирует стимул к использованию черного нала, однако при этом резко возрастают размеры залога – то есть вводится имущественный ценз на участие в выборах. Уменьшение фондов делает более свободными условия для участия граждан в выборах, но тогда невозможно, ведя активную кампанию, уложиться в размер фонда и черный нал становится неизбежностью. Казалось бы, надо просто отменить увязку размера залога и размера избирательного фонда, но почему-то ее не отменяют.
Странно для России, которая претендует на место среди стран-лидеров в эпоху высоких технологий и расширения возможностей человека, доставать из пыльного шкафа истории механизмы электорального манипулирования XVIII и XIX веков, ныне встречающиеся только в африканских автократиях. Сколько бы ни пытались прикрывать законодательный регресс рассуждениями о некоей мифической «суверенной демократии», вернуться в прошлое не получится, и история с ухмылкой подставит подножку манипуляторам, забывшим, в каком они находятся веке.
