Александр Лукоянов
Вооруженные отряды исламистов сумели установить контроль над большей частью территории Сомали.
Фото Reuters
Так случилось, что за последние недели пришлось мне просмотреть десятки российских сайтов всех политических направлений – консервативных и либеральных, националистических и религиозных, экстремистских и умеренных. И ни на одном из них ни разу не нашел я даже упоминания о том, что на смену мрачному, средневековому афганскому «Талибану», ставшему, как мы помним, «крышей» для «Аль-Каиды» и разгромленному в 2001 г. американцами, возникает на наших глазах более чем реальная угроза формирования нового государственного убежища исламского терроризма.
Такое безразличие российских средств массовой информации к тому, что происходит в Сомали, удивляет меня бесконечно. Тем более что тамошние исламисты, практически захватившие контроль над страной, принадлежат в отличие от афганских к той же ветви ислама, что и преобладающее большинство мусульман России, – суфизму.
Объединение и раскол
Внешне ситуация в Сомали почти буквально напоминает афганскую после того, как советское вторжение разрушило традиционную структуру власти. До нынешнего лета там царила безнадежная анархия. Страна распалась на куски. Временные правительства сменяли друг друга, но их власть, как правило, не распространялась за пределы столицы – Могадишо. А потом, как и в Афганистане, пришли исламисты. И власть их, как и в случае с «Талибаном», за несколько недель охватила всю страну.
С тех пор новое правительство Сомали, называющее себя Советом исламских (шариатских) судов, пытается навести в стране какой-то порядок. И отчасти ему это удается. Воздушный и морской порты в Могадишо снова открылись. Цены на рынках резко снизились. Мусор, которым были забиты улицы, начали убирать. Вымогательств, похищений людей и убийств стало меньше. Публичные казни большей частью отменяются Верховным исламским судом. Дети снова пошли в школы. Все, короче говоря, указывает на то, что новое исламское правительство устраивается всерьез и надолго.
Проблема, однако, в том, что, едва захватив контроль над страной, само исламское движение раскололось. Причем конкурируют в нем за власть не только возглавляемые шейхом Шарифом Ахмадом умеренные (то есть лидеры, прислушивающиеся к голосу мирового сообщества) и сторонники шейха Хасана Дахира Авейса – радикалы (предпочитающие этот голос игнорировать), но и экстремисты, прошедшие школу тренировочных лагерей «Аль-Каиды» в Афганистане. Эти не желают слышать ни о чем, кроме джихада против неверных. Прежде всего против соседней Эфиопии, единственного христианского государства в Африке, но не только. По сообщению «Нью-Йорк таймс» от 14 ноября, 720 сомалийских джихадистов приняли участие в июльской войне «Хезболлах» против Израиля. В обмен «Хезболлах» (и стоящий за ней Иран) обязались снабжать сомалийских джихадистов оружием. И контролировать их новый режим Могадишо действительно оказался не в силах.
Возглавляет их известный на Ближнем Востоке головорез Аден Хаши Фара Эйро, боготворящий Усаму бен Ладена. Он уже организовал в Сомали тренировочные лагеря террористов по образцу афганских. Эти лагеря открыты для иностранных джихадистов и на глазах превращаются в международные центры террора, готовящие, как опасаются эксперты, опытных, идейных и дисциплинированных диверсантов для засылки в Канаду, где проживает многочисленная сомалийская диаспора, и – в надежде на симпатии суфийских единоверцев – в Россию.
Два пути
В свое время СССР поддерживал диктаторские режимы Менгисту Хайле Мариама в Эфиопии и Мохаммеда Сиада Барре в Сомали, заявлявшие целью построение «народной демократии» в этих странах. С распадом советской империи обе диктатуры почти одновременно пали. Но если путь Сомали привел к хаосу и анархии, то в Эфиопии произошла своего рода оранжевая революция, провозгласившая страну демократической федеративной республикой и немедленно сменившая политический курс на прозападный.
Как всегда в таких случаях, после революции дело не пошло гладко. Одна из провинций страны подняла мятеж против центрального правительства и объявила себя (примерно так же, как Чечня в России) независимым государством Эритреей. И новое правительство Эфиопии, которое при всей своей оранжевости наследовало все-таки не только «народно-демократической» диктатуре, но и вековой имперской традиции (последний император Хайле Селассие I отрекся от власти только в 1974 г.), сделало точно такую же ошибку, что и правительство Ельцина.
Оно отправило в Эритрею войска, положив начало многолетней, жестокой и бесплодной войне. В результате оранжевая демократия претерпела, разумеется, существенную деформацию, а мятежная провинция, добившаяся-таки своего, превратилась во вполне независимое, однако, по мнению экспертов, и вполне тоталитарное государство, одержимое одной, но пламенной страстью: как можно больше навредить бывшей метрополии. Нечего и говорить, что возникновение на южной границе Эфиопии лагерей сомалийских экстремистов, одержимых той же страстью, стало для эритрейских властей именинами сердца. Неудивительно также, что они поставляют сомалийским джихадистам оружие и вообще оказались их главными вдохновителями.
Но сегодняшняя Эфиопия – одно из самых сильных и хорошо вооруженных государств в Африке, по сути – региональная сверхдержава. Босоногая партизанская армия Сомали, вооруженная главным образом легким стрелковым оружием, не имеет ни малейшего шанса против танковых дивизий и авиации Эфиопии.
С другой стороны, что станет делать победительница Эфиопия с побежденной и оккупированной соседкой? Как мудро заметил Колин Пауэлл, предупреждая Буша перед вторжением в Ирак, «you break it, you own it» (что сломали, за то и отвечаем). И вообще –
Что делать с Сомали?
А об этом никто понятия не имеет. В этом, собственно, и состоит суть вызова, брошенного сегодняшними событиями в Сомали мировому сообществу.
Как мне представляется, выбор возможных ответов на сомалийский вызов исчерпывается тремя. И ни один из трех не обещает – и уж тем более не гарантирует – благоприятного исхода. Можно, допустим, уважая суверенитет сомалийского народа, не вмешиваться в то, что происходит в стране. Звучит благородно? Именно такой ответ предпочло мировое сообщество в Афганистане после вывода советских войск. Кончилось это «Талибаном» и «Аль-Каидой». Иначе говоря, возникновением государственного убежища всемирного терроризма.
Второй возможный ответ сводится, по сути, к тому, чтобы оплатить Эфиопии расходы на свержение исламского режима в Сомали. Однако то, что происходит в Афганистане после свержения «Талибана», свидетельствует: такой выбор обещает скорее перманентную гражданскую войну, нежели стабилизацию. Конечно, за спиной у исламистов Сомали нет пакистанских гор, населенных многочисленными племенами, симпатизирующими «Талибану». Но зато у них есть воинственная союзница Эритрея, которой ничто не помешает ударить в спину бывшей метрополии, ввяжись та в войну с исламским режимом Сомали. А внутри самой Эфиопии есть новое повстанческое движение в пустыне Огаден, вдохновленное примером Эритреи.
Последний, как я это вижу, возможный ответ на победу исламизма в Сомали, – попытаться заключить своего рода неформальный союз с умеренным крылом нового режима в надежде, что шейху Шарифу Ахмаду удастся при поддержке мирового сообщества обезвредить джихадистов, сняв таким образом угрозу формирования нового «Талибана». Боюсь только, что охотников до такого союза окажется немного. По двум причинам.
Во-первых, это означало бы, пусть косвенно, согласиться с практикой средневекового шариатского правосудия, от которой ни при каких условиях не откажутся даже самые умеренные исламисты. А это зрелище не для слабонервных. Достаточно сказать, что первым декретом Верховного исламского суда было разрешение мальчику, сыну убитого крестьянина, публично зарезать убийцу – на глазах у толпы.
А во-вторых, у нас все равно нет никакой гарантии, что даже с поддержкой мирового сообщества умеренное крыло режима выиграет схватку как с радикалами, так и тем более с экстремистами. Например, российский опыт с независимой Ичкерией с 1996 по 1999 г. свидетельствует, что вероятность обратного результата далеко превосходит шансы на умиротворение. В том смысле, что исламское движение, предоставленное самому себе, стремится скорее к радикализации, нежели к умеренности. Тем более что джихадистам будет нетрудно изобразить умеренных не только оппортунистами, но и коллаборантами, готовыми на сделку со смертельными врагами Ислама, «крестоносцами».
* * *
Впрочем, может быть, я не прав. Может быть, действительный выбор ответов на вызов, брошенный миру ситуацией в Сомали, вовсе не исчерпывается теми тремя, которые я здесь описал. Обидно ведь, согласитесь, наблюдать, как на наших глазах складывается новый «Талибан» – и ощущать свое бессилие предотвратить беду.
Между тем вот что пишет второй человек в «Аль-Каиде» Айман аль-Завахири в книге «Рыцари под знаменем пророка»: «Самая важная сейчас стратегическая цель «Аль-Каиды» состоит в том, чтобы добиться контроля над [каким-нибудь] государством или частью государства в мусульманском мире... Если мы не добьемся этой цели, все наши усилия могут быть сведены к нулю».
