Новый Голиаф

Джорджа Буша не назовешь популярным в мире лидером, но роль возглавляемой им Америки оспорить невозможно.
Фото Reuters

Как известно, согласно библейской легенде Голиаф был знаменитый богатырь филистимлян, их Илья Муромец, если хотите, которого соотечественники выдвинули для единоборства в споре с израильтянами за Землю обетованную. Народ Израиля противопоставил ему простого пастуха Давида. Все, кто читал Библию, знают, чем кончилось их единоборство. Эту метафору положил в основу своей новой книги «В защиту Голиафа» (The Case for Goliath) ведущий либеральный мыслитель современной Америки, профессор Университета Джона Гопкинса в Вашингтоне Майкл Манделбаум.

Смысл странной на первый взгляд метафоры раскрывается не сразу. Поначалу она даже вводит в заблуждение. Автор признает, что если представить, что в библейские времена проводились опросы общественного мнения, то рейтинг сегодняшней Америки в мире был бы, вероятно, не выше, чем рейтинг Голиафа среди израильского народа. И тем не менее, говорит он, на протяжении почти двух десятилетий после окончания холодной войны и вопреки всей предшествовавшей истории мир по какой-то причине не спешит выдвинуть нового Давида против столь откровенно нелюбимого им нового Голиафа. Почему?

Проблема баланса

В конце концов, начиная с библейских времен и кончая ХХ веком, на каждого Голиафа непременно находился свой Давид. Еще в конце XVIII века, когда история, казалось, сулила Великобритании судьбу сверхдержавы, крупнейший английский консервативный мыслитель Эдмунд Бёрк так предостерегал своих соотечественников от этой опасности: «Меня не пугают мощь и амбиции других держав. Ужасает меня наша собственная мощь и наши собственные амбиции. Мы можем уверять, что не злоупотребим своей силой. Но другие все равно будут думать, что злоупотребим. И потому раньше или позже воздвигнется против нас комбинация держав, которая нас сокрушит».

Не перечесть в истории случаев, подтверждающих предсказание Бёрка. И впрямь ведь воздвиглась могущественная «комбинация» против французской сверхдержавы при непобедимом, казалось, Наполеоне, разрушившая его империю. И российскую сверхдержаву при Николае I постигла в середине XIX века печальная участь: она тоже вынуждена была капитулировать перед очередной «комбинацией». Всем известны могущественные «комбинации» ХХ века, сокрушившие Третий рейх и советскую империю. Но сопоставимой по мощи «комбинации», способной уравновесить сегодняшнюю Америку, не создано. И дело не только в огромной военной мощи нового Голиафа. Ведь Америка еще и тратит на научные исследования 40% от мировых расходов на эти цели, а в области медицинских и биотехнологических исследований тратит больше, чем все остальные страны мира вместе взятые. И в результате производит около трети мирового валового продукта.

Империя?

Нужно иметь в виду, что в либеральной части интеллектуального спектра современной Америки Манделбаум представляет собой такую же величину, как, скажем, Чарлз Краутхаммер, вдохновитель Буша, в консервативной. И нынешняя администрация – такая же головная боль для Манделбаума, как и для всех американских либералов. Именно поэтому он с удовольствием, надо полагать, цитирует заключение самой авторитетной сейчас глобальной организации по исследованию общественного мнения Pew Global Attitudes Research Center, что «люди, неприязненно относящиеся к Соединенным Штатам, большей частью основывают свои мнения на чувствах, которые они испытывают к президенту Бушу».

По той же причине, однако, Манделбаум столь же резко отрицательно относится к буквально наводнившей США в начале XXI века разоблачительной литературе, которая предпочитает называть американскую внешнюю политику имперской. Все известные истории империи, говорит он, обладали тремя основными чертами, ни одна из которых не присутствует в американской политике – даже при Буше.

Классические империи предполагают прежде всего субординацию: периферия в них никогда не равна метрополии, так же как солдат не равен генералу и не может не подчиняться его приказам. Далее, империя предполагает угрозу насилия. Наконец, между метрополией и контролируемой ею периферией всегда есть различия, будь то этнические, культурные, религиозные или расовые. Короче, империя есть форма диктатуры – с тем отличием, что диктатура эта иностранная.

«Как всякая диктатура, – говорит Манделбаум, – империя стремится разрушить главную норму политической справедливости – самоуправление». Но Америка конца ХХ – начала XXI века даже в случаях, когда добивалась непосредственного контроля над какой-либо территорией (как на Балканах в 1990-е или сейчас в Ираке), делала это в отличие от классических империй не для того, чтобы разрушить самоуправление, а напротив, чтобы его воссоздать. К тому же классические империи неизменно пытаются увековечить свой контроль над чужими территориями, тогда как Америка изо всех сил старается побыстрее освободиться от необходимости контроля (в случае, скажем, с Гаити в те же 1990-е). И вообще американская политика этого периода никоим образом не соответствует общепризнанному определению империи как «отношения политического контроля, навязанного одним государством другому». Даже в случае Ирака она не посмеет не подчиниться требованию его суверенного правительства освободить, так сказать, помещение.

Но если Америка не империя, то что она? И как же все-таки объяснить, что ни одно уважающее себя государство не пытается создать «комбинацию», способную низвергнуть нового Голиафа? В ответе на этот вопрос как раз и заключается принципиальная инновация книги Майкла Манделбаума.

Проблема «общественных благ»

Правительство – термин еще более распространенный, чем империя. Правительства есть у каждого из почти двухсот суверенных государств, составляющих ныне мировое сообщество. В этом смысле можно представить себе ООН как своего рода профсоюз правительств. Только вот управлять этим профсоюзом – ввиду суверенности каждого из его членов – ООН не может. Тем не менее кто-то же должен эту функцию исполнять! Иначе мир превратился бы в войну всех против всех. Так кто же исполняет эту функцию в современном мире?

С точки зрения экономистов, правительства рассматриваются как поставщики услуг для общества, тех, которые отдельные его члены обеспечить не могут. Экономисты называют эти услуги «общественными благами» (public goods). Главное из этих «благ» есть, конечно, личная безопасность граждан. Правительство гарантирует ее, поскольку обладает монополией на вооруженную силу. А поскольку монополия эта – дело не дешевое, правительство принуждает всех, кто этими «благами» пользуется, за них платить. Не принуждало бы, не платили бы. И за проезд, скажем, в метро не платили бы тоже, ехали бы зайцами (для обозначения таких умников автор использует английскую идиому freeriders).

Взглянув на дело с этой стороны, мы вдруг обнаруживаем, что Америка, хоть и не обладает, в отличие от правительств суверенных государств, монополией на вооруженную силу, не говоря уже о праве принуждать кого-либо платить за «общественные блага», тем не менее гарантирует многие из них мировому сообществу. Например, оставаясь в Европе после окончания холодной войны в составе НАТО, она гарантирует (причем бесплатно) европейским странам безопасность от потенциальной угрозы со стороны России. И точно так же гарантирует она России (причем тоже бесплатно), что ее могущественный противник в двух мировых войнах, Германия, никогда больше в ее пределы не вторгнется. Хотя едва ли кто-нибудь в России ценит эту бесплатную услугу.

Другое дело Китай. Там никто, в отличие от России, не закатывает истерик по поводу присутствия американских войск на его границах, скажем, на Корейском полуострове или в Японии. Напротив, не желая «ехать зайцем» за американский счет, китайцы готовы за эту «услугу» платить. На китайско-американской конференции в Пекине в 1997 году китайский делегат так ответил на вопрос, следует ли Америке сохранять свое военное присутствие в Азии. «Если бы США, – сказал он, – нужно было, допустим, 5 долларов на то, чтобы содержать войска в Азии, и они попросили нас за это заплатить, Китай разбил бы всю сумму на пять частей и оценил бы каждый потраченный доллар отдельно.

Первый доллар – за то, что Япония больше никогда на нас не нападет, – мы заплатили бы охотно. Второй доллар – за сохранение мира между двумя Кореями – заплатили бы тоже. Третий доллар, потраченный на защиту Тайваня, мы, естественно, платить бы не стали. Не стали бы платить и четвертый – за присутствие в Южно-Китайском море, то есть за вмешательство в наши внутренние дела. Зато пятый доллар – за обеспечение безопасного транзита нефти с Ближнего Востока – отдали бы с радостью, потому что иначе нам пришлось бы это делать самим».

Но если США гарантируют сообществу суверенных правительств те же «общественные блага», которые эти правительства гарантируют своим гражданам, то у нас, по мнению Манделбаума, есть все основания считать секрет «дефицита Давидов» в современном мире раскрытым. Ибо Соединенные Штаты представляют собой в этом случае не что иное, как...

Суррогат мирового правительства

Тем более что роль Америки в мире не ограничивается гарантией безопасности в Европе и в Азии. Не забудем о «пятом долларе», который готовы были бы оплатить китайцы. Патрулируя оба великих мировых океана, Америка служит также и гарантом международной торговли. Того, например, что контракты, заключенные между странами-продавцами и странами-покупателями, как правило, исполняются. И того, что нефтеналивные танкеры, от которых зависит энергетическая безопасность многих стран, исправно доходят до мест назначения.

Больше того, без США не мог бы состояться, например, «прорыв» в мировую экономику восточноазиатских стран, целиком основанный на экспорте. Не случайно ведь все «азиатские тигры» были так или иначе связаны с Америкой. В Южной Корее размещены американские войска, Тайвань – ее неформальный военный союзник, Индонезия поддерживала с ней теснейшие отношения, даже крохотные Сингапур и Гонконг регулярно принимали у себя корабли ее военного флота. Они были уверены, что обидеть их не посмеет никто.

Это не говоря уже, что «американский доллар, по сути, является единственной настоящей мировой валютой». Я, конечно, цитирую Дмитрия Медведева, первого вице-премьера России. Впрочем, и Манделбаум тоже говорит о долларе как о резервной мировой валюте, относя его таким образом к числу «правительственных услуг», которые США оказывают миру. А поскольку все эти «общественные блага» предоставляются бесплатно и выглядят обыденным течением жизни, они и воспринимаются как должное.

В конечном счете аргумент Манделбаума в защиту нового Голиафа – всего лишь версия известного афоризма Черчилля, согласно которому демократия есть худшая из форм правления, за исключением всех остальных. Вариант Манделбаума: «Соединенные Штаты есть лучшая форма глобального правительства просто потому, что в первом десятилетии XXI века другого правительства у мира нет».

Разумеется, Америка не филантроп. Как у всякого суверенного правительства, у нее есть свои собственные национальные интересы. Главный из них, само собою, – обеспечение безопасности собственных граждан. Но и свободный транзит нефти с Ближнего Востока тоже входит в число ее национальных интересов. Однако, как трезво заметил в 1997 году китайский делегат, точно так же эта свобода транзита является национальным интересом всех других государств, чья энергетическая безопасность от нее зависит. Разница лишь в том, что Америка согласна за эту свободу платить, тогда как другие норовят за ее счет «проехать зайцем».

И так ли уж мало стоят эти невидимые «правительственные услуги» со стороны государства, которое никто на должность мирового правительства не избирал, которое, стало быть, лишено в этом качестве какой бы то ни было легитимности (о чем не устают ему напоминать все «зайцы») и которое зависит исключительно от доброй воли своих налогоплательщиков?

Мир без Америки

Допустим, однако, что настанет день, когда американским налогоплательщикам надоест оплачивать роль нового Голиафа в мире, который клянет их на каждом перекрестке (и продолжает при этом «ехать зайцем» за их счет). В конце концов технологические возможности современной Америки вполне позволяют ей освободиться от пагубного пристрастия (addiction, как назвал его недавно даже сам Буш) к ближневосточной нефти. Освободилась же от него Бразилия. И сумел ведь президент Кеннеди еще полвека назад мобилизовать эти возможности, чтобы послать человека на Луну. Будь президентом США не Буш, а кто-нибудь вроде Кеннеди и употреби он хоть те десятки миллиардов долларов, что потрачены на войну в Ираке, на освобождение страны от нефтегазовой зависимости, уже в ближайшие годы исчезла бы для Америки надобность оказывать миру столь дорогостоящую «правительственную услугу», как обеспечение безопасности транзита ближневосточной нефти, услугу, которую все равно никто, кроме разве китайцев, не ценит.

Так вот, предположим, что американские налогоплательщики проголосуют за то, чтобы вернуть в отечество вооруженные силы, размещенные за его пределами (а размещены они в 125 странах), и положить конец усилиям, направленным на то, чтобы воспрепятствовать распространению ядерного оружия в мире, держать открытыми рынки для международной торговли и гарантировать безопасность в Европе и в Азии.

Тем легче это допустить, что однажды – после Первой мировой войны – такое уже случилось. Американские налогоплательщики решили тогда, что их стране лучше оставаться на периферии мировой политики. И что же, наступили для всех других стран счастливые денечки? Увы, едва ли кто-нибудь из современников припомнит худшие времена, чем между двумя мировыми войнами. В Германии пришло тогда к власти экстремистское правительство, ориентированное на завоевание Европы, включая, естественно, и Россию. Практически одновременно пришло к власти аналогичное правительство в Японии, и на уме у него было завоевание Азии. И кончилось дело самой кровопролитной в истории войной.

Конечно, в XXI веке повторение этого зловещего сценария едва ли возможно, даже если Америка опять покинет центр мировой политики. Что, однако, возможно и, более того, вероятно, так это гигантская, беспрецедентная гонка ядерных вооружений. Япония, разумеется, сочтет себя не защищенной перед лицом ядерного Китая, Германия – перед лицом ядерной России, Южная Корея – перед лицом ядерной Северной Кореи, Египет и Саудовская Аравия – перед лицом ядерного Ирана.

Короче, то, что происходило в ХХ веке между Соединенными Штатами и Советским Союзом и держало мир в заложниках возможной ошибки, размножится десятикратно, внося полную сумятицу в мировую политику. Какова в этом случае будет вероятность, что кто-нибудь, то ли по злобе, то ли из страха или фанатической ненависти, то ли просто по некомпетентности, взорвет первую бомбу?

Не следует забывать и об экономике, которая в мире без Америки окажется деморализована тотальной гонкой ядерных вооружений. При этом в США разрушительная экономическая депрессия 1930-х, приведшая к мировой войне, повториться, по общему мнению экономистов, не может. Как сказал Аллан Блайндер, бывший вице-президент Федеральной резервной системы, «для того чтобы в Америке произошла серьезная рецессия, не говоря уже о депрессии, руководители страны должны сначала сойти с ума». Но мир без Америки не застрахован и от повторения 1930-х.

Вот почему, отвечает на свой главный вопрос Манделбаум, как бы ни была неловка, неуклюжа, временами невыносима американская политика, здравомыслящие правительства знают, что без нового Голиафа их жизнь станет несоизмеримо хуже. Потому-то, надо полагать, и не «комбинируют» они усилия, чтобы выдвинуть против него нового Давида.