Вероника Чернышева
Ренате Литвиновой не больно. Она – лучшая.
Фото Андрея Петрова
В Сочи завершился XVII открытый фестиваль «Кинотавр». Победил провокативный Кирилл Серебренников. Его фильм «Изображая жертву», по одноименной пьесе братьев Пресняковых, что идет во МХТе, получил главный приз. Еще один дебют в кино театрального режиссера отметили специальным дипломом жюри за особую экспрессию – он достался фильму Ивана Вырыпаева «Эйфория». Впрочем, привычно беспощадные к дебютантам киноведы единогласно постановили, что фильм Вырыпаева – это совершенно иной уровень художественного мышления. И даже больше – звучали и такие мнения, мол, пришел человек из театра и рассказал что-то новое о кино тем, кто думал, что все о нем уже давно знает.
Лучшим же дебютом конкурсной программы признана картина Авдотьи Смирновой «Связь», продюсировал ее Алексей Учитель. Ренату Литвинову наградили за лучшую женскую роль в фильме Алексея Балабанова «Мне не больно». На победу в этой номинации претендовала также Анна Михалкова, сыгравшая главную героиню любовной драмы «Связь». Приз имени Григория Горина за лучший сценарий вручили Игорю Порублеву за фильм «Живой». За лучшую режиссуру отметили фильм Бориса Хлебникова «Свободное плавание». Об итогах фестиваля обозревателю «НГ» рассказал председатель попечительского совета «Кинотавра» Александр Роднянский.
– Александр Ефимович, еще до начала фестиваля вы озвучили цель: превратить пляжную тусовку в жесткий профессиональный тренинг. Насколько, на ваш взгляд, он удался? Был ли конструктивным?
– Мне кажется, во многом это было конструктивно. Ну, во-первых, все смотрели кино. Этого раньше на «Кинотавре» не было. Я уже не говорю о международном конкурсе, где бывало три-четыре человека, включая жюри. Я сам хорошо это помню, мне доводилось в этом участвовать. Был низкий интерес и к национальному конкурсу, за исключением пары картин-фаворитов, никто ничего не смотрел. Сейчас полные залы. Был зритель и у ретроспективных программ – у «Русской эйфории» Андрея Плахова, ходили и на программу «90-е. Кино, которое мы потеряли». Честно говоря, вполне серьезно выглядели киноринги – это была не просто режиссерская попытка объясниться напрямую с критиками, но настоящие дискуссии. Это всегда полезно.
– Разочарования есть?
– Не будем лукавить, фестивальное кино не всегда зрительское. Фестивали придуманы, в том числе, и как инструмент продвижения кино, нуждающегося в объяснении. Очевидно, что фильмы сказочника-Спилберга не нуждаются в фестивалях, и даже «Список Шиндлера» найдет своего зрителя совершенно спокойно. Если же речь идет о кинематографе авторском, кинематографе с подписью, где помимо внятных драматургических историй есть еще стиль, ритм, атмосфера, интонация, свое представление о мире, которое хочется передать определенному зрителю, то фестиваль – идеальное пространство для привлечения своего сегмента зрительской аудитории. Если говорить вообще о зрителе, то основным разочарованием для него станет отсутствие в конкурсной программе так называемых блокбастеров. Потенциальных хитов кинопроката. Для зрителя же заинтересованного, который в последние годы требует все более и более разнообразного кинопредложения, которому интересно читать разные книжки и смотреть разное кино – от Индианы Джонса до Ким Ки Дука, фестиваль – замечательная возможность оценить, в каком состоянии сейчас авторское кино. Понять, насколько оно интересно и привлекательно. Современно ли оно, соответствует ли пейзажу за окном, токам нашего времени. Я думаю, что программа 17-го «Кинотавра» была одной из самых удачных за всю его историю.
– Как зритель, какой из фильмов программы вы назвали бы самым заметным событием?
– При том, что как продюсер и в кино, и на телевидении я увлечен фильмами, претендующими на внимание многомиллионной аудитории хотя бы потому, что отечественная индустрия должна вернуть себе позиции, сданные некогда в борьбе за большую аудиторию, я с симпатией отношусь к «Эйфории» Ивана Вырыпаева. Событием назвал бы еще и фильм Кирилла Серебренникова «Изображая жертву». В меньшей степени, но для меня важен также и «Живой» Александра Велединского. Пожалуй, только это я бы выделил из всей конкурсной программы. Хотя, безусловно, с уважением отношусь и к новой работе Балабанова «Мне не больно». Она достойная. «Эйфория» же – это очень свежо, в ней есть особая магия кино. Есть на сегодняшний день только один волшебник, который превращает кинопространство в поистине волшебную ткань – это Сокуров. Вырыпаев работает на его территории. Это талантливо и современно. «Изображая жертву» – это остроумно, иронично и в наибольшей степени соответствует моему представлению о современной драматургии, о новых отношениях к старому.
– На одном из кинорингов вы сказали, что в 90-е выпускали 10 картин в год, сейчас – 150, но сущностно мало что изменилось. Кинематограф хоть и простился с прошлым, но никак не может осознать настоящее. В то же время здесь постоянно звучит сочетание «актуальное российское кино», как бы вы сформулировали критерии актуальности в этом контексте?
– Я бы не включал в это понятие обязательную упакованность кино в современную одежду, быт, диалоги героев. Современные географические и материальные миры нашего обитания также не обязательны. Актуальность российского кино, на мой взгляд, это система смысловых контекстов, которые могли бы суммировать или скорее даже моделировать определенные типы отношений, принятых в современном обществе и, главное, между людьми. В конечном счете кинематограф, помимо того что задается вопросами про время, или, как говорит Константин Эрнст, «проговаривает время», прежде всего проговаривает людей в этом времени. Актуальность российского кино случится тогда, когда мы поймем что-то про себя, узнав людей на экране. Даже если эти люди будут помещены в иные исторические периоды или одеты иначе, чем мы с вами. Поэтому я не люблю разговоров о том, что современное российское кино обязательно должно представлять собой новую драму. Это неправда. Иначе бы не ставили классику.
– В рамках фестиваля проходил эксперимент – питчинг, попытка продажи сценарных заявок действующим продюсерам. О чем сейчас говорят молодые сценаристы и режиссеры? Был ли, на ваш взгляд, кто-то из них по-настоящему внятен?
– Два-три человека. Имен называть не буду. Одна любопытная идея – жанровая остроумная история, из нее можно сделать что-то человеческое, если хватит таланта. Вторая идея любопытна с точки зрения содержания. Попытка выстроить систему реалий сегодняшнего дня со всеми его напряжениями. Речь о многонациональном, многоэтажном обществе, о межэтнических отношениях в нем. Вообще питчинг надо развивать. Это было начало.
– «Кинотавр» для новых хозяев – это вольер для чистого искусства или все-таки площадка по сближению художников с менеджерами, а потом всех их вместе с реальностью, с общественной дискуссией?
– В киноиндустрии вообще нет менеджеров. Здесь все творческие люди, они не существуют отдельно. И продюсеры, и дистрибьюторы должны быть креативными персонажами, иначе ничего не случится. Главная идея фестиваля – обеспечить для всех изолированных кинематографических сообществ пересечения. Создать диалог, который поможет отрефлектировать и время, и себя в этом времени. И кинематографический процесс.
