Политтехнология глобального масштаба

'Карикатурная война' порождена готовностью людей собираться в толпы, а не борьбой вокруг религиозных догматов.
Фото Reuters

Сегодня в России повальное увлечение идеями Сэмюэля Хантингтона. Его концепцию «столкновения иудео-христианской и исламской цивилизаций» пытаются приспособить для объяснения множества фактов – от подъема международного терроризма до недавней «войны карикатур». Несколько месяцев назад, в разгар бунтов в арабских кварталах Парижа, я встретил своего знакомого из Института Европы РАН, и он, комментируя те события, на бегу бросил: «А все же Хантингтон прав – это столкновение цивилизаций». Придя домой, я открыл один из политических еженедельников и там обнаружил статью про создателя концепции столкновения цивилизаций Сэмюэля Хантингтона, выразительно озаглавленную: «Философ, который всегда прав». Автор статьи, рецензируя новую книгу всегда правого философа «Кто мы?», излагает ее суть в нескольких тезисах. Первый: «Стержень Америки – белые люди англосаксонского происхождения, протестантского вероисповедания... Америка существует, пока сохраняется это положение вещей, а тут «понаехали латинос», требуют для испанского языка официального статуса, уводят американские денежки за границу...» Второй: американской сплоченности сильно вредят интеллектуальные элиты. «Богема, журналисты, университетский люд заняты международными карьерами и не могут быть хорошими патриотами». И, наконец, третий: «Америка должна иметь врагов и вести войны. Как и любая нация, иначе она распадается. С крушением СССР Америка утратила врага. Поэтому исламский терроризм как раз кстати, а война ради насаждения демократии в Ираке – дело безнадежное, но для внутреннего климата в США полезное».

Всегда ли прав правый философ?

На мой взгляд, эта короткая рецензия лучше отразила суть концепции «столкновения цивилизаций», чем многочисленные философские трактаты на данную тему. Действительно, эта концепция вовсе не инструмент познания, а лозунг, с помощью которого американские неоконсерваторы (Хантингтон – один из главных их теоретиков) пытаются сплотить американскую нацию. Это, если хотите, эскиз проекта формирования новых политических блоков, нового биполярного мира, в котором место бывшего СССР должен занять международный исламский терроризм или даже мировой ислам в целом. Изложено верно, но только непонятно, почему либеральный автор в либеральном журнале называет политического технолога Хантингтона «философом, который всегда прав».

Не только российские западники, но и их заклятые враги антиамериканисты являются поклонниками доктрины Хантингтона. Вот, скажем, наш самый неистовый и громкоголосый борец с американским империализмом, обозреватель Первого, самого массового канала телевидения Михаил Леонтьев, тоже большой поклонник идеи «столкновения цивилизаций». А уж кондовые русские националисты и вовсе должны быть благодарны Хантингтону за верное и точное изложение их мировоззрения. Они ли не согласны с его высказываниями о «понаехавших» иммигрантах, они ли не хотят восстановления биполярного мира? Одно лишь отличает их от американских консерваторов: те Россию как врага в упор не видят («слаба, видишь ли»), а наши Америку по-прежнему считают врагом номер один, против нее и агентов американского влияния только и сплачиваются. Впрочем, есть еще исламский терроризм, вот против них «наши» и «ихние» традиционалисты идут в одном строю.

Когда я пытаюсь определить причину, по которой российские «либералы» и самодержавники, ненавидящие друг друга в большинстве случаев, столь единодушны в почитании Хантингтона, то первой приходит на ум фраза: они россияне, и это многое объясняет. В нашей вертикальной стране, где есть только «верх» и «низ», различия оттенков горизонтального сечения пока незаметны. Культурный детерминизм, выражающийся в принципе: «Назови мне свою национальность или вероисповедание – и я скажу, какой ты», до сих пор характерен для всех слоев российского общества. Отсюда тотальная вера россиян в то, что бывают народы и религии «прогрессивные» и «непрогрессивные», «плохие» и «хорошие». Хантингтон, который исповедует те же идеи, в Америке плывет против течения и получает за свое «понаехали тут» сплошные тычки и зуботычины от либеральной элиты, за это он и записал ее во враги народа. В России он был бы в своей стихии, но ведь не переедет же.

Хантингтон, конечно, широко известен, но маловероятно, что в Америке или в Европе кто-то назовет его «философом, который всегда прав». Это один из самых спорных мыслителей современности. Для западных марксистов – он враг, признанные лидеры теоретического неомарксизма Майкл Хардт и Антонио Негри уж как только его не обзывают: и реакционером, и расистом, и автором доктрины «глобального апартеида». Либералы с ним спорят в более академической манере, но тоже признают «правизну» его политических взглядов, но не правоту научных. Даже неоконсерваторы, находящиеся сегодня у власти в Америке, публично, устами президента Дж. Буша, открестились от концепции «столкновения цивилизаций».

Теория красивая, но не информативная

Пожалуй, самым убедительным критиком идей Хантингтона сейчас является Амартия Сен, нобелевский лауреат по экономике и один из теоретиков современного либерализма. Это он назвал знаменитое эссе Хантингтона «Культура имеет значение» той «четвертью правды, которая хуже откровенной фальсификации». В качестве примера «урезанной правды» индийский экономист приводит некорректное сравнение Ганы и Южной Кореи, которое провел американский философ в попытке доказать, что различия в экономических успехах этих стран объясняются культурно-цивилизационными особенностями. Амартия Сен показал, что такой анализ вычеркнул из рассмотрения огромное количество факторов, определивших существенные особенности развития обоих государств, а именно: различия структуры хозяйства, социального состава, образовательного уровня населения, а главное, объемов зарубежных инвестиций. Ведь в корейской войне 1950–1953 гг. именно южная часть полуострова была плацдармом США и уже тогда, как и в последующие годы, получила немалые инвестиционные вливания, которые в решающей мере определили саму возможность южнокорейского экономического чуда.

Хантингтон вслед за Максом Вебером считает протестантизм венцом модернизации и основой экономического прогресса. Критикуя этот тезис, Амартия Сен показывает, что в послевоенные годы католические страны – Франция, Италия, а затем и Испания – по темпам развития опережали протестантские (Англию и Германию). В зону интенсивного экономического развития втягиваются страны с православной культурной традицией – Греция, Болгария, Словения, Сербия. Японское же экономическое чудо нанесло этой концепции сокрушительный удар. Затем последовали экономические успехи Китая и стран Юго-Восточной Азии. Последним по времени примером чрезвычайно быстрого и эффективного экономического развития стала Индия, причем в зону интенсивного развития в этой стране входят как индуистские, так и исламские районы.

Концепция «столкновения цивилизаций», создававшаяся прежде всего для объяснения вспышки локальных и региональных конфликтов второй половины XX века, как раз в этой части и проявляет в наибольшей мере свою слабую информативность. По мнению Хантингтона, границы соприкосновения иудео-христианской и исламской цивилизаций определяют очаги возникновения основных конфликтов. На первый взгляд может показаться, что палестинский, косовский, карабахский, осетино-ингушский и чеченский конфликты подпадают под эту теорию, хотя при внимательном анализе такие представления быстро улетучиваются. Я много занимался чеченским конфликтом (не только теоретически) и утверждаю, что его возникновение вовсе не имело отношения к религиозным различиям. Еще труднее объяснить с этих позиций грузино-абхазский конфликт. Грузины и большая часть абхазов православные, на стороне абхазов выступали как христиане (жители Абхазии – русские, армяне, украинцы, греки – и казаки, прибывшие из России), так и мусульмане, представители народов Северного Кавказа. Но ведь одновременно развивался приднестровский конфликт, субъектами которого были только группы одной конфессии. Дальше совсем плохо для теории: конфликты в Средней Азии, в Африке и Латинской Америке развивались исключительно внутри одной конфессии. Три четверти мировых конфликтов никаким боком не могут быть втиснуты в рамку теории Хантингтона.

Незавершенная модернизация

Популярность Хантингтона и доверие к его теории сильно возросли после 11 сентября 2001 г., но давайте разберемся: объясняет ли его теория нынешнее развитие международного терроризма и экстремизма? Большая часть участников современного терроризма действительно выступает под знаменем ислама, но в 1970-х гг. основная масса террористических актов совершалась выходцами из христианского мира, которые тогда прикрывались идеями марксизма. После ослабления мирового коммунизма «борцам» потребовались новые идеологические прикрытия.

Сама инфраструктура того, что сегодня принято называть «исламской солидарностью», создавалась усилиями обеих сторон холодной войны. После ее окончания инфраструктура исламской солидарности не захотела умирать и легко нашла смысл своего существования в том, для чего ее создавали, – в борьбе с врагом, благо в однополярном мире образ врага кристально ясен.

Большая часть нынешних палестинских организаций формировалась как левые антиимпериалистические, а, скажем, «Аль-Каида» – как антикоммунистическая. Сегодня и те, и другие стали защитниками ислама. Сама легкость смены лозунгов показывает, что они носят сугубо инструментальный характер и слабо связаны с содержанием политической доктрины, а уж тем более с особенностями вероучения. Разумеется, в религиозных текстах, написанных много веков назад, нетрудно при желании отыскать идеи, которые сегодня можно трактовать как призывы к войне, к насилию. Вот, скажем, пятьсот видных представителей русской общественности, в том числе 20 депутатов парламента, отправили в январе 2005 года обращение в Генеральную прокуратуру РФ с просьбой закрыть все еврейские организации в стране лишь на том основании, что они отыскали в средневековых сводах еврейской этики «Кицур Шулхан Арух» идеи, оскорбительные для современного православного населения России. В то же время Бен Ладен с легкостью отыскивает оскорбления исламу в текстах, связанных с христианской религией. Но в истории религий нетрудно найти и примеры позитивного сотрудничества народов. Так, пророк Мухаммед, став в 622 г. судьей и устроителем в Медине, разработал первый устав общины, в соответствии с которым иудеи и язычники признавались такими же полноправными ее членами, как и последователи его учения. Как отмечал академик Бартольд, «Мухаммад не задавался целью обратить всех мединцев в свою веру, напротив, впервые после многих столетий человечеству было объявлено: «Нет принуждения в вере».

Скажите на милость, чем отличается поведение толпы погромщиков датских посольств, оскорбленных карикатурами на пророка Мухаммеда, от поведения русских защитников православия, разгромивших в начале 2003 г. выставку картин «Осторожно, религия!»? Причем российский суд в марте 2005 г. признал виновными в этом не погромщиков, а устроителей выставки – директора Музея и общественного центра имени Сахарова Юрия Самодурова и сотрудницу центра Людмилу Василовскую. Еще раньше, 4 декабря 1998 г., погрому подверглась выставка Авдея Тер-Оганьяна «Юный безбожник», а в 2000 г. судебное дело было возбуждено против другого антиклерикального художника – Олега Мавромати. Оба художника были вынуждены покинуть Россию.

Мракобесие не меняется от того, что прикрывается разными религиозными доктринами. Не поможет разбор догматов исламской религии понять причины массовости беснующихся толп в ходе «войны карикатур». Для этого нужно обратиться к анализу сущности тех обществ, в которых люди быстро сбиваются в толпу и становятся послушным орудием вполне рациональных политических сил.

Так, если мы возьмем для анализа страны и регионы, в которых сосредоточено свыше 3/4 всего исламского населения (Индонезию, Пакистан, Иран, Афганистан и арабские страны), то без труда заметим специфические формы их развития, прежде всего незавершенность и деформированность модернизационных процессов. Примером может служить урбанизация, которая привела во всех этих странах и регионах к гигантской концентрации недавнего сельского населения в городах, но не дала новым горожанам возможности культурной адаптации к городской среде, поскольку сами города утрачивают черты городской культуры. Такая среда обеспечивает расширенное воспроизводство маргинальных слоев населения – массовой социальной базы экстремизма.

В этой же части мира не завершены процессы национально-государственной консолидации, что порождает целую цепь последствий, благоприятствующих развитию экстремизма. В таких условиях религия выступает не только основой хоть какой-то консолидации племен и народов, но и оспаривает у светской власти ее роль в управлении государством. Но когда какая-либо религия или другое «единственно верное учение» определяет государственную политику, общество начинает деградировать.

«Ресурсная модернизация» – доминирование нефтяной индустрии в арабских странах, Иране и в Индонезии, производство и распространение наркотиков в Афганистане и Пакистане – также приводит к маргинализации культуры. Возможность жить за счет природной ренты подавляет развитие личности и общества, не стимулирует комплексных изменений культурных навыков, ценностных ориентаций, социальных связей. В зонах такой модернизации особенно заметно распространение различных форм мракобесия и экстремистских политических течений.

Если бы человечество приняло идею столкновения цивилизаций, основанных на различиях религий, то ему ничего не оставалось бы, кроме как ждать глобальной войны. Уж религиозные доктрины не переделаешь, да и стремиться к этому глупо. Но если оно осознает, что нынешний глобальный кризис есть лишь продукт неравномерности модернизационных процессов, то появляется шанс найти выход из такого кризиса. Скажем, если бы основные мировые потребители нефти действительно нашли способ радикально уменьшить свою зависимость от привозных энергоресурсов, то это существенно убавило бы геополитические амбиции нефтяных шейхов и баронов, подорвало бы их возможности финансирования сетей терроризма и показательных выступлений бесчинствующих экстремистов, а главное, сняло бы с нефтяной иглы народы развивающихся стран, стимулировало бы рационализацию их сознания и уменьшение влияния фундаментализма во всех его проявлениях.