Леонид Радзиховский Выступление Владислава Суркова перед активистами ЕР (выступал 7 февраля, опубликовано на сайте ЕР 22 февраля) наделало шума – и немудрено. Как ни относись к Суркову, он – чуть ли не единственный (за исключением Путина, естественно), кто пытается формулировать идеологию власти, представить какую-то целостную картину мира, как она видится с Кремлевской стены (взгляд «наружу»). Почему эта привилегия (обязанность? «нагрузка»?) досталась именно Суркову – отдельная тема для кремленологов. Но, во всяком случае, это так.
Единая российская элита
Проблема, к которой Сурков постоянно возвращается в ходе своего выступления (и далеко не только этого), – состояние российской элиты. Тема, очевидно, одна из самых важных – «кадры решают все»┘ особенно при слабой правовой системе. А вот ответ на то, КАК они все решают, получается одним из самых болезненных: «Это национальное позорище» (Д.Медведев о действиях подведомственных ему чиновников). Ну, а уж что говорят о чиновниках подведомственные им граждане – повторить в печати не рискнет никто, но знают все.
Сурков – крестный отец ЕР, партии, которая считает одной из главных своих задач выработать наконец-то адекватную элиту России-XXI. «Напомню, что японская Либерально-демократическая партия около 40 лет доминировала и до сих пор является основной партией Японии. И шведские социал-демократы находились у власти непрерывно с 1932 по 1976-й. Ничего, нормально» (Сурков. Дальше все цитаты – если специально не оговаривается – из текста его доклада).
Такие аппетиты у ЕР. Но тут же сразу следует простое соображение – зачем нам поминать всуе Японию со Швецией, у нас свой опыт имеется. КПСС правила 70 лет! Не пойдет ли ЕР, которую ориентируют на «японскую модель», по пути КПСС? «У нас какую партию ни создаешь – КПСС получается» (Черномырдин).
Надо сказать, что эту опасность Сурков ясно видит. КПСС как инкубатор элиты его совершенно не устраивает – по хорошо известной причине: «Замкнутое общество, в котором результаты оценивались скорее с партийно-догматической точки зрения, а не с прагматической, воспроизводило неэффективную элиту. ┘Это была «мина», заложенная в самой системе: она не могла воспроизводить другую элиту». Больше того. Именно с провалами этой элиты Сурков связывает (хотя, конечно, только к ним не сводит) крах СССР.
Итак: общество а) замкнутое, отгороженное от мира, б) замкнутое в том смысле, что внутри него конкуренция ведется не по рыночным, «прагматическим», а по партийно-догматическим критериям – это общество обречено на воспроизводство неэффективной элиты. Следовательно, альтернатива – в формировании общества, открытого в обоих этих – кстати, взаимосвязанных – смыслах.
Во-первых, открытая страна, открытая элита, не прячущаяся от глобального мира ни за железным занавесом национализма, ни под пуховой подушкой обломовщины.
Во-вторых, конкуренция элит внутри страны по рыночным, прагматическим критериям. В целом это и называется – при всей банальности данного выражения – «построением демократии». Точнее – выработкой элиты демократического общества.
Собственно, весь доклад Суркова и состоит в его анализе трудностей данного пути и возможностей их преодоления.
Причем о второй проблеме – конкуренции элит внутри страны, в том числе конкуренции в рамках партийной борьбы – Сурков в докладе говорит довольно своеобразно. Он выделяет «два основных направления, две основные противостоящие нам политические силы («партия олигархов» и «партия националистов». – Л.Р.). Они могут оформляться в разные партии, коалиции и т.д. Но именно с ними нам (ЕР. – Л.Р.) придется иметь дело в 2007–2008 годах, и именно у них нам надо вырвать победу».
Что ж, возможно (и даже весьма вероятно), что к 2007–2008 годам эти силы укрепятся. Вполне естественно и то, что при любом раскладе ЕР (как всякая партия) стремится к победе. Но жаль, что при этом Сурков не затрагивает достаточно важную тему «пирровой победы», грозящей ЕР.
В самом деле: ЕР может сформироваться в качестве эффективной демократической партии, «не впасть в КПСС» только в условиях конкуренции. ЕР должна конкурировать с сильными партиями. Их сегодня нет – скажем, на выборах в местные законодательные собрания в марте 2006 года о серьезных соперниках для ЕР речь не идет. Должна ли в этом случае ЕР конкурировать сама с собой – или искусственно выращивать для себя конкурентов?
Однако эту тему Сурков не обсуждает. Вернемся к тексту доклада.
Изменилась ли все-таки наша элита – не просто персонально, а качественно по сравнению с советскими временами? Перефразируя классика «изменилась ли элита, решив свой квартирный вопрос»?
Самые ценные ископаемые – в мозгу
Сказав много «теплых слов» про 1990-е годы (кстати, главную их особенность он, на мой взгляд, подметил точно – власть была куда менее «демократична», чем сегодня, в том смысле, что не имела такой, как сейчас, поддержки общества, отсюда и ее «вечные вздрагивания», особенно в самом конце 1990-х), Сурков констатирует: «┘в такой достаточно зоологический период нашего развития к ведущим позициям пробились по-настоящему активные, стойкие, целеустремленные и сильные люди, материал для формирования нового ведущего слоя нации».
Речь, очевидно, идет о тех «молодых волках», которые, по законам социал-дарвинизма, матерели в рыночных джунглях начала 1990-х – то есть в первую очередь не о политиках и чиновниках, а о бизнес-элите. Правда, в последнее время идет мощное движение из бизнеса в политику – губернаторы Хлопонин, Зеленин, министры Левитин, Рейман и т.д. Кстати, и сам Сурков долго работал в бизнесе. Таким образом, бизнес-элита и политическая элита переплетаются, хотя о полном единстве, понятно, говорить не приходится.
Итак, «материал для формирования» есть. Но какие здесь встают трудности?
Сурков опять и опять (это было и в его предыдущих докладах) повторяет: «Здесь есть одно лекарство, по большому счету, – формирование национально ориентированного ведущего слоя общества».
В самом деле, в открытом, глобальном мире что является реальной защитой суверенитета страны? Как стране не превратиться в сырьевой, а еще и в психологический придаток передовых держав, в «пикник на обочине» для «белых джентльменов»?
Сурков верно пишет, что времена изменились (смею думать – необратимо). И прямых военных угроз, против которых традиционно консолидировалась Россия, сегодня нет (опять же от себя добавлю – смею думать, и не будет в обозримом будущем). Готовиться к 22 июня 1941 года – занятие абсолютно тупиковое. Это значит – двигаться в XXI век задом наперед, а точнее не двигаться, а стоять в движущемся потоке, свернув шею назад┘
Нет, оккупация России (как и никакой большой стране) не грозит. Не стоит тратить силы на привычную борьбу с призраками.
Между тем конкуренция в глобальном мире никуда, естественно, не испарилась, в том числе и национальная конкуренция. Причем эти конкуренции, эти технологии подавления «становятся все более сложными, все более, если угодно, мягкими и изощренными». Сурков цитирует статью Иосифа Бродского (что, кстати, любопытно само по себе – Бродский к числу «утвержденно-благонамеренных авторов» до сих пор едва ли относится). Так вот, Бродский: «Подлинным эквивалентом третьей мировой войны представляется перспектива войны экономической ┘ где смысл победы – доминирующее положение. Битвы этой войны будут носить сверхнациональный характер, но торжество всегда будет национальным».
Глобальные финансовые, информационные потоки погранстолбами не разгородишь. В этом мире, где «сила силы меняется на силу слова», танками и овчарками страну не защитишь и ничего никому не докажешь.
По мере того, как конкуренция железа уменьшается, конкуренция менталитета элит в мире резко возрастает. Кстати, ведь и нынешняя «война цивилизаций» есть прежде всего не военная, не экономическая, не политическая даже, а именно психологическая война, столкновение культур, представленных прежде всего элитами, с их ментальностью. Другой хрестоматийный пример: СССР развалился, сохраняя мощнейшую армию в мире, российская элита всю первую половину 1990-х считала своим почетным долгом просто побирушничать по белу свету, а ракеты и бомбы были нужны┘ как аргумент для выклянчивания милостыни у тех, против кого вся эта груда железа создавалась, – «подайте денег, а то окончательно развалится» (как уличный попрошайка – «дай рубль, а не то плюну, а я туберкулезный»). Горькая нужда? Но ведь, что особенно характерно, – когда что-то изменилось даже не в ценах на нефть, а в сознании элит, когда представители России стали говорить в мире немного иным голосом, когда перестали так много занимать у МВФ, ничего страшного не случилось. Наоборот – влияние страны только выросло. Значит, как всегда, – «разруха не в сортирах, а в головах», причины пришибленности были не столь уж объективны, они коренились прежде всего в менталитете «ошеломленной элиты» начала 1990-х.
Примат менталитета над «железом» относится не только к военно-политической сфере. «Объективную», материальную экономику угля/стали все больше сменяет «субъективная» виртуальная экономика знаний – по определению ясно, что в ней решающее место играет ментальный фактор. И речь идет не только о знаниях программистов и конструкторов. Если в менталитете высших менеджеров, высших руководителей страны есть такое «знание» – «наша страна – вечный аутсайдер, где нам суконным рылом в калашный ряд», то это их «знание» станет самосбывающимся пророчеством. А вот если у них есть «знание» того, что у страны, действительно, гигантский потенциал (знание не для ТВ-криков, а для себя!), то тогда┘ тогда картина другая. Победное знание куда труднее сделать самосбывающимся пророчеством, чем капитулянтское, но хотя бы есть шанс!
Менталитет элиты – да, сегодня это важнейший ресурс всякой нации во всем, в сфере безопасности, в экономике, в геополитике. Россия – не исключение. Не случайно доклад Суркова так и называется: «Суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности». Судя по тексту доклада, я бы добавил «конкурентоспособности┘ элит, в огромной степени».
«Крепость Россия» или «офшорная родина»
В менталитете российских элит Сурков выделяет два противоположных полюса.
Один раньше величали «оборонным сознанием»: помесь имперской мании величия и провинциальной мании преследования. «Назову их изоляционистами, потому что слово «патриот», которое они сами к себе прилагают, я бы не пачкал об них. Это такие почти нацисты, люди, которые муссируют дешевый тезис, что и Запад – это страшно, нам Запад угрожает и китайцы на нас наступают ┘». Кстати, с моей точки зрения, эта позиция действительно часто декларируется представителями элиты, но скорее они это делают на распродажу – «пипл хавает». Широкие массы, действительно легко «разводятся» на подобные страхи и ксенофобские эмоции – тут ведь работает почти биологический, племенной инстинкт «против чужака». Что же касается самих «патриотических элит», то образ жизни многих их представителей почему-то находится в полном противоречии с их шумными декларациями. Похоже, что «наркоторговцы ненависти/страха» наедине предпочитают «Мутон Ротшильд».
Второй полюс абсолютно непопулярен в широких массах (может быть, просто потому, что соответствующий образ жизни им недоступен?), зато более чем популярен в российских элитах – всех возрастов, национальностей, конфессий и профессий, которым он, наоборот, вполне доступен.
Сурков величает их «офшорной аристократией» (в другом своем тексте он говорил о «вахтовом методе управления страной» – намек вполне ясный). И уточняет: «Дело не в том, что он имеет счета в офшорах, пусть имеет. Но живет он ментально не здесь, не в России┘ То есть у них не только деньги в офшоре, но и голова там же». Звучит, как невольная евангельская цитата: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
Но парадокс заключается ведь в том, что подлинное сокровище тех самых «офшорных аристократов» находится вовсе не в лондонских особняках и реестровых записях в офшорах, а в нефтяных скважинах Тюмени, угольных разрезах Кузбасса, домнах Тагила, в московской/подмосковной недвижимости, которая «всегда в цене» и даже в головах российских программистов, если речь идет о владельцах еще редких у нас IT-компаний. Ни один наш предприниматель ничего более существенного, чем покупка футбольных клубов и яхт, на Западе так и не предпринял. Не прорвались в большой западный бизнес ни горькие старые русские эмигранты 1920-х, ни сладкие «новые русские» 2000-х. «Таких не берут в космонавты».
Таким образом, на самом деле оторваться от родной земли (даже если есть такое желание) – невозможно. Русский капиталист (любой национальности) без России – что русский писатель без русскоязычной среды. Потеряв эту точку опоры, любой миллиардер превращается в пух, в полукомическую фигурку вроде Березовского. Существовать как влиятельный член элиты, имеющий свой «проект», с которым считаются в мире, российский капиталист может только в системе российской элиты. Вне ее он при любой своей «крутизне» – просто «чужак (чудак?) с деньгами». Поэтому основания для патриотизма у капиталистов куда как весомые – прямо пропорциональные их капитализации. Их капитализация – хотят они или не хотят – неотделима от капитализации России, российского рынка в целом. Тут уж не идеология, не симпатии/антипатии – тут бытие.
Но ведь действительно бытие часто не определяет сознание! «Сокровище» в любом случае в России, а «сердце», приоритеты, долговременные планы, интересы – все равно вне России. Парадокс?
Модернизация сверху
Сурков фиксирует эту проблему. И дает такой ответ: «Причем даже называя многих этих людей «офшорной аристократией», отнюдь не нужно считать их врагами», потому что «у них есть масса причин так себя вести». То есть надо понимать так, что если «причины» отпадут, то и поведение элит изменится.
На самом деле глобальная причина одна – бизнес-элита в России не уверена в своем будущем в своей стране. Потому часто и чувствует себя «внутренними эмигрантами». Жуткое прошлое, да и сегодняшняя ситуация не такие, чтобы придать уверенности крупным капиталистам. И что же это – как часто говорят, государство душит, бюрократия душит в своих корыстных целях? Нет, утверждает Сурков, причина куда глубже.
«Когда говорят о противоречиях бизнеса и государства, это глубочайшее заблуждение. У бизнеса противоречия с обществом, потому что чиновник воспринимает сигналы от общества». Иными словами – если (когда) бюрократическая машина «наезжает» на крупный частный бизнес, она действует не только «корысти ради» (в этом бюрократию легко и часто винят), но и «волею пославшей мя массы избирателей, общества» (а вот этот момент критики власти стараются замалчивать).
Это действительно одна из серьезных и трудно разрешимых проблем.
У страны нет никакого будущего (точнее, есть – колониальное) без национальной элиты. Все объективные причины для «национализации сознания» элиты, для того, чтобы «офшорная аристократия» «выделалась» в полноценную национальную элиту, есть – но общество расколото, оно отторгает элиту, а элита боится общества. На том месте, где должна быть «среднерусская возвышенность» мощного среднего класса, пролегает овраг (на дне ручеек того самого среднего класса), по обе стороны которого стоят и смотрят друг на друга «верхи» – и «низы». Две России ┘ Вечная проблема. А две страны в одной – это многовато даже для такой большой страны, как наша.
Каков выход?
Как сцементировать страну?
Традиционный ответ – свинтить административными гайками, да затянуть их потуже, до хруста. Так и будет держаться ┘ пока не заржавеет.
Ответ проверенный, вполне практичный. Только вот – применим ли он в XXI веке?
Сурков предлагает более мягкий, вполне политкорректный вариант. «Нужно развивать нашу демократию, и здесь основные направления видятся в укреплении, конечно же, структур гражданского общества».
Сказать это легко, но вот можно ли построить гражданское общество «над оврагом», разрезающим общество?
Однако вполне банальный совет «развивать нашу демократию» в контексте всего вышесказанного наполняется достаточно внятным смыслом.
«Пути демократии не всегда прямые. ┘Все знают о Веймарских ротозеях, которые допустили к власти Гитлера. Демократическим способом. Предлагаю рот не разевать и не зевать. И не дать поклонникам олигархии разрушить демократию с помощью демократических процедур. То же касается и поклонников национал-диктатуры».
Кто немного знает Владислава Юрьевича, понимает, что это – не пустые слова. Он умеет ходить и «не всегда прямыми» путями, а вот «разевать рот и зевать», насколько известно, не склонен. И другим едва ли предоставит такую возможность.
Если же перевести эту иронически-простоватую речь (любимый стиль Суркова, иногда слегка пародирующий одного известного оратора, которого я из скромности не назову) на более сухую политологическую прозу, то мы сталкиваемся примерно с такой системой аргументации.
России нужно сделать «государственную прививку» для той жесткой, брутальной, конкурентоспособной элиты, которая «с честью вышла» из бешеной пены 1990-х на берег 2000-х. «Государственная прививка» – это ощущение надежности своего существования в своей стране, вера в «долгие проекты» в своей стране. Для этого нужна надежная, стабильная власть – залог стабильной страны. В открытом глобальном мире старые методы административной стабильности ненадежны и нестабильны. Поэтому – не для реверансов в чью-то сторону, а на самом деле – необходимо постепенное создание того самого гражданского общества, как показывает опыт, только и способного к саморегуляции. Причем гражданского общества в европейском смысле: Россия – страна европейская, многократно подчеркивает Сурков. Но это процесс «не всегда прямой». Опасность нестабильности, национал-популизма снизу + феодально-олигархические кланы сверху вполне актуальна. Отсюда мораль: управляемое сверху построение гражданского общества, в том числе с использованием структур ЕР. И при этом не быть «Веймарскими ротозеями» и не допускать разрушения демократии демократическими методами.
В общем, эта идеология «либеральной бюрократии» для России хорошо известна. Она сводится к формуле Пушкина о правительстве «как первом в России европейце». Кстати, Пушкин писал про правительство Николая I┘
* * *
Такую систему взглядов счел необходимым публично изложить один из ведущих идеологов Кремля. Во многом я бы с ней согласился (необходимость «национализации» элиты, опасность национал-популизма), во многом нет (главный вопрос – о внутренних противоречиях самой государственной машины, о «начинке» того самого «первого европейца»). Открытым остается и вопрос о том, каковы альтернативы такой стратегии.
Очевидно, у других людей будет совсем иное отношение к тем же идеям. Но, во всяком случае, прежде чем спорить, иногда не мешает понять. Что я и попытался сделать.
