Секрет американского проекта

В последние годы дискуссии и обсуждения, в которые вовлекаются эксперты со всего мира, ведутся по весьма ограниченному кругу вопросов. Достаточно взглянуть на названия книг и тематику международных конференций, чтобы получить исчерпывающее представление о том, что говорит и о чем думает международное научное сообщество. В тройку лидеров входят проблемы терроризма/исламского фундаментализма, американского империализма (обсуждаемого с самых разных сторон), а также укрепления демократии и соблюдения прав человека в мире.

При этом среди исследователей сложился консенсус. Большинство из них считают современный миропорядок однополюсным, а терроризм – важным фактором мировой политики. Многие полагают, что авторитарных лидеров и диктаторов необходимо принуждать к демократии и соблюдению гуманитарного права. Очевидная ограниченность дискуссионного поля наводит на мысль о стереотипности, заданности самой дискуссии, порождая вопрос о том, кто и как ее формирует.

Все три доминантные темы присутствуют во внешнеполитической повестке дня лишь одного государства – Соединенных Штатов Америки. Иными словами, глобальная повестка дня по содержанию и по форме совпадает с американской. Такое совпадение не случайно. Для США сохранение их нынешнего положения единственной сверхдержавы – абсолютный приоритет. Доминирование на интеллектуальном пространстве становится важнейшим инструментом, позволяющим вcтроить американские интересы в международно-политический контекст. Ибо что может быть лучшей гарантией доминирования, как не навязывание политической повестки дня остальному миру?

И если демократию и права человека Соединенные Штаты внедряют силовыми методами, то обеспечение интеллектуального доминирования остается инструментом тонкой настройки, весьма чувствительным к политической конъюнктуре. Американская гегемония в определении интеллектуальной повестки дня закономерна по ряду причин, которые заслуживают рассмотрения.

Похоже, что лишь американские исследователи способны сегодня предложить остальному миру глобальный универсалистский проект, открытый для участия любого государства, соответствующего ряду политических критериев. После краха коммунизма ни одно государство, ни один регион не смог предложить идеологии, сопоставимой по масштабу и амбициозности с американской мечтой в ее экспортном варианте. Китай остается весьма замкнутой, интравертной цивилизацией одного государства; Европейский союз зарезервирован для стран Старого Света; Россия, перестав быть сверхдержавой, тщетно пытается хоть чем-то привлечь бывшие советские земли под свое крыло. США устами своих исследователей и экспертов предлагают международную систему, построенную на тех же принципах, которые составляют основу самого американского социума и его политической структуры – демократии, уважения к правам человека, секуляризма, свободы торговли и т.д.

Агрессивность США в навязывании собственных принципов государствам, чуждым западной культурной и экономической традиции, порождает сильные антиамериканские движения, среди которых славу наиболее опасного приобрел исламский фундаментализм. Однако все они содержат в себе вирус контрпродуктивности, поскольку строят свою идеологию не на идее, а на ее отрицании. То, что предлагают сторонники всемирного халифата или же антиглобалисты, оказывается еще менее понятным и привлекательным, чем американский проект.

Чем же обусловлен вакуум идей, который естественным образом избавляет американскую мечту от опасных конкурентов? Мое объяснение заключается в том, что концепция полярности сохраняет привлекательность не только для США, но и для великих держав. Они поддерживают существующую систему, руководствуясь различными мотивами. Для России сохранение статус-кво гарантирует место хотя бы в четверке великих держав, равноудаленных от единственной сверхдержавы. Китайцы, окрыленные экономическими достижениями, охотно поддерживают сложившийся миф о собственном величии и о скором превращении во вторую сверхдержаву. Логично, что государство, стремящееся подняться на высшую ступень пьедестала, не может быть заинтересовано в разрушении сложившейся системы. Для Японии, до сих пор не преодолевшей последствий затяжного экономического кризиса и к тому же не обладающей жаждой мирового доминирования, ее нынешнее положение верного союзника сверхдержавы весьма выгодно. Как следствие, она также не заинтересована в демонтаже однополярной системы. Остается лишь Европа, которую рассматривают как единый центр силы, несмотря на политическую разобщенность и наличие в ее рядах государств, обладающих статусом великой державы.

Хотя ЕС не способен заставить мир отказаться от концепции полярности, он может предложить ему кое-что новое. Трудности с определением политического статуса единой Европы стали хрестоматийными. Между тем корень проблемы состоит в том, что традиционные для эпохи полярности дефиниции неприменимы к европейской общности. Понять суть происходящих в Европе процессов возможно, только отказавшись от многих ключевых для теории международных отношений тезисов – к примеру, о неприкосновенности принципа государственного суверенитета, о доминировании фактора силы в отношениях между странами, наконец, о приоритетности государства как оптимальной формы политической организации. Первопроходцы уже появились. Благодаря им научное сообщество, пусть и медленно, свыкается с мыслью о том, что политическая общность вовсе не обязательно должна быть государством; что ради собственной безопасности и благосостояния государства могут жертвовать своим суверенитетом; что на мировую политику можно влиять, оставаясь гражданским, а не милитаризированным обществом; более того, что демократический транзит возможен без вооруженной агрессии и массовых жертв; наконец, что борьбу с международным терроризмом надо начинать с собственного государства.

В обозримом будущем европейские maоtres d’esprit вряд ли смогут изменить вектор внешнеполитического мышления. Однако европейцы теперь не боятся перечить Америке, формируя собственный образ будущего мира, привлекательный для многих. Для России это повод задуматься о том, сколько еще лет она сможет претендовать в мире хоть на какую-то роль, не продуцируя никаких идей, кроме, быть может, оригинальных схем по отмыванию нефтяных миллиардов.