Первый порядок эпохи ядерного оружия

Принято считать, что мировой порядок после Второй мировой войны опирался на серию официальных и неформальных взаимопониманий между великими державами. Советский Союз, США и Великобритания договорились о принципах послевоенного управления миром на двух конференциях 1945 года – в Ялте, а потом в Берлине (его пригороде, Потсдаме). Но порядок на основе ялтинско-потсдамских компромиссов и решения Сан-Францисской конференции 1945 года о принятии Устава ООН регулировал вплоть до распада СССР в 1991 году лишь часть международных отношений – их политическую составляющую. Экономическая часть международного взаимодействия регулировалась бреттон-вудской системой глобальных соглашений, заключенных при участии советской делегации в июле 1944 года в Бреттон-Вудсе (США). Вот почему правильней сказать, что глобальный мир и мирохозяйственное развитие с 1945 по 1991 годы обеспечивались тремя параллельно функционировавшими комплексами согласованных принципов и основанных на них отношений: собственно ялтинскими и потсдамскими договоренностями (территориальный раздел мира); решениями о создании ООН (механизм всемирного политического сотрудничества) и, наконец, бреттон-вудскими решениями (учреждение Мирового банка и Международного валютного фонда, а в 1947 году – системы Генерального соглашения о тарифах и торговле, из которого выросла Всемирная торговая организация.

Как многие до него, ялтинско-потсдамский порядок был основан на силе больше, чем на праве. Но в известном смысле ему «повезло». Это был первый порядок эпохи ядерного оружия. Вот почему цена риска при развязывании большого конфликта была столь чудовищно велика, что даже наиболее авантюристические лидеры великих держав были вынуждены приучать себя к некоторой сдержанности внешнеполитического поведения. Регулярно делая угрожающие заявления и иногда допуская рискованные выходки, они в целом очень внимательно следили за тем, чтобы случайно не оказаться в состоянии атомной войны друг с другом. Ядерный конфликт в рамках ялтинско-потсдамского порядка стал синонимом всеобщего взаимного гарантированного уничтожения. К 1970-м годам идеология неприемлемости ядерной войны как средства решения рядовых споров и разногласий прочно утвердилась в отношениях между ядерными державами. Правда, держав этих было всего пять. Может быть, поэтому ценой рискованных проб и ошибок им (сначала СССР и Соединенным Штатам, а потом – Советскому Союзу и Китаю) все таки путем удалось договориться между собой о негласных, но строгих правилах взаимно непровоцирующего поведения. Конечно, добиться этого было бы куда сложнее, окажись в мире в те годы ядерных держав не пять, а десятка полтора или два.

Фактическая установка ядерных держав на избежание ядерной войны создавала предпосылки для развития переговорной культуры, стратегий компромисса, регулирования международных отношений через право и нормотворчество. Хотя ялтинско-потсдамский порядок был силовым, он был основан на довольно осмотрительном, избирательном и дозированном применении силы. Не только малые и средние страны знали, что может и что не может «сойти им с рук» в случае войны против соседа, но и великие державы понимали, насколько далеко они могут пойти в рискованной конкуренции за преобладающее влияние во всемирном масштабе. «Культура неприятия ядерной войны», стратегическая культура отношения к атомному оружию как к исключительно последнему, крайнему средству борьбы были едва ли не главными долговременными политическими итогами второй половины ХХ века. Все политики непрестанно твердили о ядерном оружии и накапливали его запасы. Но все они прекрасно понимали невозможность его применения иначе, как в целях устрашения потенциального противника.

Факт несомненного существования этой культуры заставляет по-новому видеть идеологическую конфронтацию между СССР и США. Эта конфронтация с начала 1960-х годов (Карибский кризис) носила во многом формальный характер: под ее прикрытием существовала солидаристская идеология неприятия ядерного конфликта, которую вольно или невольно разделяли и Брежнев, и Никсон, и Горбачев, и Рейган, и Громыко, и Киссинджер. Ни советским, ни американским руководителям не хотелось признавать де-факто солидаристский характер этой идеологии, и их официальные идеологи с охотой постулировали тезисы и непримиримость коммунизма и либерализма. Непримиримость и вправду была. Но международные отношения определяла в основном не она.

Драма современного международного порядка состоит в кризисе стратегической культуры ялтинско-потсдамской поры. Отчасти это связано с расширением в 1998 году круга фактических ядерных держав за счет «откровенных нелегалов» в лице Индии и Пакистана. Но и кроме них в мире насчитывают около десятка пороговых стран, не говоря о таких «специфических случаях», как Северная Корея и Иран: КНДР называет себя ядерным государством, но ей не верят, а Иран, напротив, клянется в отсутствии у него стремления приобрести атомное оружие, но все его как раз в этом подозревают.

Как бы то ни было, приверженность к «культуре неприятия ядерного конфликта» фактически доказали только пять старых ядерных держав (Россия, США, Франция, Великобритания и Китай). Смогут или не смогут приобщиться к этой культуре Пакистан с Индией – вопрос открытый. В отношении всех остальных сомнений больше – а отсюда и более острое ощущение утраты ядерной стабильности в современных международных отношениях.

Распространение атомного оружия за счет появления новых ядерных государств – действительно факт международной жизни, а миниатюризация ядерных зарядов повышает вероятность их попадания в распоряжение транснациональных террористических сетей. Что тогда может остановить ядерный конфликт в современном миропорядке? Может, максимум возможного состоит лишь в ограничении масштабов атомных конфликтов, исключить которые в принципе современный международный порядок не в состоянии?

Столкнувшись с подобными вопросами, невольно ощутишь искус вспомнить добрым словом ялтинско-потсдамскую старину. Прежний порядок создавали сильные, расчетливые и по-своему очень циничные люди. Но им было присуще обостренное чувство ответственности за собственную безопасность, которую они – может быть в силу непомерных собственных глобальных амбиций – не мыслили в отрыве от судеб остального мира.

Распад старой авторитарной, но основанной на биполярном двуначалии структуры мирового регулирования, как видим, не гарантировал пришедшему ему на смену механизму единоначального мироуправления прежнюю эффективность. На фоне одиночества единственной сверхдержавы – США, которая стремится управлять миром произвольно, нарастает потенциал глобальной нестабильности. Появление нового класса рассредоточенных угроз смешанной «внешне-внутренней» природы (именно такова природа террористической деятельности в Великобритании, России и США), активизация криминальных транснациональных сетей, деятельность которых приобретает изощренные формы и может сопрягаться с применением оружия массового поражения, – симптом явного несовершенства современного миропорядка. Его упрочение требует возвращения к солидарной культуре компромисса и согласованных действий, которую мир стал утрачивать по мере республиканизации американской внешней политики.