От империи к сообществу

Новая архитектура мира рождается из террора и глобального насилия, с которыми американские войска не могут справиться.
Фото Reuters

Так, к сожалению, устроено современное мировосприятие: когда журнал «Форбс» публикует список ста богатейших людей мира, это немедленно становится сенсацией. А когда международный опрос ученых знакомит нас со ста умнейшими людьми планеты, это проходит практически незамеченным. Так вот, американский политолог Амитай Этциони состоит в первой десятке этой сотни мудрецов.

Впервые я услышал его имя еще в 1968 году в Москве, в знаменитой курилке Ленинской библиотеки, где проводил в ту пору, готовя докторскую диссертацию, дни напролет. Покойный мой друг Марк Батунский, впоследствии крупнейший специалист по исламу (его книга «Ислам и Россия» опубликована посмертно в Москве в 2001 году), примчался в курилку, сияющий от возбуждения, и воскликнул: «В Израиле появился гений!» Оказалось, что говорил он о первой книге совсем еще молодого тогда Этциони, офицера израильских коммандос, которая называлась не больше, не меньше, как «Теория общественных и политических процессов». Тогда я неважно еще читал по-английски, и потому книга поразила меня главным образом грандиозностью замысла.

Минуло с тех пор почти четыре десятилетия. Автор книги успел за это время эмигрировать в США, преподавать социологию в самых прославленных университетах, опубликовать еще два десятка книг и стать всемирно известным ученым. Проблески гения, которыми сорок лет назад так провидчески восхитился Батунский, теперь общепризнанны. О его новой книге «От империи к сообществу» (From Empire to Community) министр иностранных дел Дании Пер Стиг Меллер пишет: «Впечатление такое, что присутствуешь при беседе провозвестника американской свободы Томаса Пейна с Конфуцием».

Постулат Этциони в этой книге таков: хотим мы того или не хотим, в начале XXI века закончились сразу две эры – эра империй и эра национального суверенитета. А с ними подошло к концу то, что он называет «старой системой» (или «старой глобальной архитектурой»). Она держится лишь по инерции, в самом ее фундаменте зияют огромные, смертельно опасные прорехи. Правительства суверенных государств больше не могут обеспечить своим гражданам самого главного, того, ради чего они существуют, – права на жизнь и права на безопасность.

И тем не менее никто не имеет представления не только о том, как должна выглядеть новая глобальная архитектура, способная по крайней мере минимизировать опасности, с которыми не справляется старая, но и как подступиться к ее созданию. Этциони, однако, полагает, что все не так безнадежно.

═

Происхождение «старой системы»

═

Между империями и национальным суверенитетом есть связь, но есть и существенная разница – во времени. Если империи с нами по крайней мере пять тысячелетий (некоторые эксперты считают даже, что восемь), то о таких вещах, как государственный суверенитет, никто и не слышал до середины XVII века. Точнее, до 1648 года, когда раздиравшая Европу кровавая Тридцатилетняя война между католиками и протестантами завершилась Вестфальским договором. Согласно его условиям, запрещалось вторгаться во внутренние дела любой страны, какую бы религию ни исповедовали ее граждане. Государственный суверенитет был признан в качестве основы международных отношений.

Разумеется, это не остановило ни Бонапарта, ни Николая I, ни Бисмарка, ни тем более Сталина или Гитлера, не остановило даже в наши дни Буша с его вторжением в Ирак. Но, лишив их агрессию моральной санкции, Вестфальская система сделала ее нелегитимной в глазах других государств. В результате за агрессивность своих лидеров жестоко расплатились их страны. Франция была трижды оккупирована иностранными войсками, Германия дважды, Россия заплатила за авантюру Николая крымской капитуляцией, за завоевания Сталина – развалом СССР, Америка за вторжение в Ирак – моральным остракизмом со стороны мирового сообщества.

Вестфальский договор, далее, легитимизировал войны между странами (за национальные интересы) и полностью игнорировал существование империй. Не удивительно, что это бьющее в глаза противоречие между империями и национальным суверенитетом вызвало взрыв освободительных революций. В результате к концу ХХ века империи сделались практически невозможными. Если даже счесть оккупацию Афганистана и Ирака чем-то вроде американской псевдоимперии, то и ей ведь суждено стать самой кратковременной во всей тысячелетней имперской истории: она не продлится и десятилетия.

═

Первые трещины

═

Обнаружилось, однако, что суверенные границы не ограждают население национальных государств от транснациональных опасностей, не защищают его ни от свирепых глобальных эпидемий, несущих смерть миллионам, ни от организованной преступности, давно уже поделившей мир на зоны влияния, ни от деградации окружающей среды, ни – самое страшное – от угрозы ядерного терроризма.

Автор начинает с самого простого – с инфекционных заболеваний. Подсчитано, что если сегодняшние темпы распространения СПИДа сохранятся в ближайшие 15 лет, африканские страны потеряют около трети (!) своего населения. В Китае число зараженных СПИДом достигнет к 2010 г. десяти миллионов. Уже в 2001 г. 4 млн. человек были больны СПИДом в Индии, 1,2 млн. в Средней Азии и в Восточной Европе. В России число зараженных СПИДом подскочило с 10 993 в 1998 г. до 200 тыс. в середине 2002 г., причем в 80% случаев заболели молодые люди в возрасте до 29 лет.

Важнее, однако, то, что правительства этих стран при всем своем драгоценном суверенитете оказались бессильны защитить свои народы от цунами смертельных заболеваний. Мало того, оказалось, что суверенитет не помогает, а мешает борьбе с транснациональными эпидемиями. Этциони приводит слова д-ра Энди Хо из Всемирной организации здравоохранения: «Мы не можем принудить национальные государства даже просто признать факт массовых заболеваний, если они находят его унизительным для своего суверенного достоинства. И даже когда они его признают, конфликты в национальной политике делают борьбу с эпидемиями почти невозможной». Известный эпидемиолог Жак Вудал так обобщает этот парадокс Вестфальской системы: «Она просто непрактична. Комитеты ООН состоят из представителей суверенных государств, и они делают все, что хотят, невзирая ни на какие международные постановления... У ООН нет никакой возможности заставить их делать то, что необходимо». И это еще самая сравнительно безобидная из трещин «старой системы».

═

Трещины становятся прорехами

═

Другая угроза – транснациональная преступность. Она оказывает «разрушительное влияние на политический, экономический и социальный порядок в мире, влияние, которое решительно превосходит способность национальных государств справиться с ним. Во многих странах инфильтрация организованной преступности в политические структуры парализует саму возможность борьбы с нею изнутри». Удивительно ли? Только в семи государствах мира национальный доход превышает доходы от организованной преступности (1,5 трлн. долл.).

Едва ли есть смысл специально останавливаться на всех прорехах «старой системы». Этциони упоминает еще массовую продажу людей в сексуальное рабство, в которую уже сейчас вовлечено 4 млн. человек ежегодно, и продолжающуюся деградацию окружающей среды. И опять-таки ничего не могут с этим поделать национальные государства.

═

Есть ли альтернативы?

═

Но все это в большей или меньшей степени тривиально. И не был бы Этциони выдающимся мыслителем, ограничься он лишь констатацией, что «старая система», основанная на национальном суверенитете, попросту больше не работает. Проблема, в конце концов, заключается в том, что с этим делать. Ясно, что такие формы наднациональной власти, как, скажем, ООН, или «большая восьмерка», или ВТО, справляются с этим шквалом транснациональных проблем ничуть не лучше, нежели сами национальные государства.

Ясно, далее, что нужна какая-то принципиально иная, не основанная на национальном суверенитете глобальная архитектура, способная в отличие от сегодняшней справиться с транснациональным хаосом. Но какая? И откуда она возьмется, если иметь в виду, что при нынешнем уровне государственного национализма о мировом правительстве не может быть и речи? Какое, в самом деле, мировое правительство, если большинство современных государств относятся к национальному суверенитету как к священному символу своей независимости и готовы защищать его, подобно Николаю I, до последнего рубля в казне? И если самое националистическое из них, США, с трудом терпит даже и нынешнюю ООН и категорически отказывается признать авторитет Международного уголовного суда или присоединиться к Киотскому протоколу? (Впрочем, и вторая ядерная сверхдержава, Россия, по той же причине не желает, в отличие от большинства своих бывших союзников, даже обсуждать присоединение к Европейскому союзу, единственному в мире альянсу государств, отважившихся ограничить национальный суверенитет во имя сообщества.) Но если не мировое правительство, то что?

═

Предпосылки решения

═

Прежде всего Этциони отрекается от радикальных скоропалительных заключений (или мировое правительство, или хаос). Он понимает, что речь идет о самой трудной в истории революции, о революции в мировоззрении, в чем-то подобной той, что 350 лет назад привела к рождению национального суверенитета и Вестфальской системы. Но ведь той революции предшествовали тридцать лет войны! И поэтому он ставит перед читателем (и перед самим собою) совсем другие вопросы. Во-первых, существует ли в принципе в современном мире материал для создания новой архитектуры мира? И во-вторых, если существует, то с чего это строительство начать?

Этциони исходит из опыта того же Европейского союза, который начался со скромного Объединения угля и стали, состоявшего лишь из шести государств. Прошло полвека – и перед нами почти 400-миллионное сообщество, включающее 25 стран и намеренное принять Конституцию объединенной Европы. Другими словами, он полагает, что создание новой глобальной архитектуры будет иметь свою собственную логику. И что, раз начавшись и получив первоначальный толчок, оно может обрести неостановимую инерцию.

═

Две политики

═

Логика ученого немилосердна. «Не имеет значения, – пишет он, – то, что нам хотелось бы, чтобы новая архитектура мира начиналась при других обстоятельствах. На практике она рождается из террора и глобального насилия. Мы не можем стереть это начало и заново вернуться к чертежной доске, словно бы мир – это tabula rasa и нет в нем ни террористов, ни оружия массового разрушения, ни националистических сверхдержав». Нужно исходить из того, что было. А было 11 сентября.

Ответом администрации Буша на него стали две не только разные, но и противоположные политики. Сначала – объявление войны международному терроризму, получившее поддержку в мире, а затем – одностороннее вторжение в Ирак, которое мир отверг. Совет Европы осудил это вторжение как противоречащее всем принципам международного права. Опрос, проведенный в марте 2003 г., показал, что против иракской войны было 69% немцев, 75% французов и 87% русских. В России, как всегда, протест зашел дальше, чем повсюду. Один опрос показал даже, что большинство желало победы Ираку и популярность президента Буша упала до 24%, тогда как популярность Саддама Хусейна подскочила до 83%. Впрочем, в Бельгии и в Греции число оппонентов вторжения в Ирак превысило 95%. В Индонезии и в Турции доля тех, кто относится к США благосклонно, упала с 60 до 15%. Шведская газета «Экспрессе» писала: «Сегодня мы все иракцы». (Сравните с восклицанием французской газеты «Монд» 12 сентября 2001 г.: «Сегодня мы все американцы».)

Раскололось общественное мнение и в самой Америке. Если 60 виднейших ее интеллектуалов подписали открытое письмо в поддержку войны с террором, то 51 из них – и в том числе сам Этциони – отказался подписать аналогичное послание в поддержку вторжения в Ирак.

═

Коалиция против террора

═

Между тем коалиция, образовавшаяся в ответ на призыв США объединиться в борьбе с террором, превосходила все, что мы видели в ХХ веке, включая даже антигитлеровскую и антикоммунистическую. На громадной ночной демонстрации в Тегеране люди несли тысячи свечей, отдавая последний долг невинным жертвам в Нью-Йорке. Американское посольство в Китае было завалено цветами. 200 тысяч человек прошли под Бранденбургскими воротами в Берлине, демонстрируя единство с Америкой. В мечетях Рима мусульмане молились за души убиенных. Звонили колокола Нотр Дам в Париже. К возглавляемой США коалиции присоединились даже страны, прежде поддерживавшие террористов, такие, как Судан, Сирия, Иран, Йемен и Пакистан.

Больше того, «антитеррористическая коалиция, руководимая США, действовала, – пишет Этциони, – как некое всемирное агентство, не всегда считаясь с национальными границами и суверенитетом». Во всяком случае, террористы, пойманные в одной стране, отправлялись в другую даже прежде, чем национальные суды разрешали их экстрадицию. Сотрудничество между разведками США, Англии, Иордании, Израиля, Австралии и десятков других стран оказалось вдруг несопоставимо теснее, чем, скажем, между ФБР и нью-йоркской полицией.

Короче, по мнению Этциони, коалиция против террора и была на практике первым опытом новой глобальной архитектуры, де-факто глобальным антитеррористическим правительством. В обоих смыслах слова: оно институционализировано и, в отличие от вторжения в Ирак, безусловно легитимно. И, что еще важнее, мы получили здесь ответ на первый вопрос Этциони. Материал для строительства новой глобальной архитектуры уже есть. Вопреки всем ожиданиям, оказалось, что всемирное общественное мнение, моральный консенсус, своего рода глобальное гражданское общество, существует. Оно не только ясно отличает одну политику от другой, но и способно легитимизировать одну из них и отвергнуть другую.

Не менее важно, что здесь следует искать ответ и на второй вопрос: с чего начать создание новой архитектуры мира. С антитеррористического правительства, говорит ученый. Ибо оно получило поистине глобальное признание и одинаково легитимно во всех концах света. Ибо Восток играет в нем ничуть не меньшую роль, чем Запад. Таиланд, Пакистан, Филиппины и Индонезия работают в нем на равных с Испанией, Австралией, Германией и Россией. А Саудовская Аравия и Йемен наряду с Норвегией даже кардинально перестроили свои вооруженные силы, чтобы соответствовать разделению функций в антитеррористической коалиции.

═

Главная прореха

═

Все прорехи «старой системы», о которых говорил до сих пор Этциони, бледнеют, однако, по сравнению с главной – с неспособностью национальных правительств защитить свои народы от ядерного терроризма, который может за считаные часы стереть с лица земли Манхэттен, Тель-Авив или Москву. В ликвидации этой прорехи, следовательно, одинаково заинтересованы США, Израиль и Россия. И это обстоятельство создает почву для следующего шага в создании новой глобальной архитектуры – для перерастания всемирного антитеррористического правительства в глобальное правительство безопасности.

Имеется в виду единый мировой орган, ответственный за изъятие у стран-изгоев всех средств массового поражения и за надежную защиту ядерных арсеналов великих держав. Может ли такое правительство стать: а) глобальным, б) постоянным, в) легитимным? Этциони исходит из того, что в сегодняшнем хаотическом, «гоббсовском», как он выражается, мире безопасность превалирует над всеми другими ценностями. И поэтому у глобального правительства безопасности ничуть не меньше шансов, чем у всемирного антитеррористического правительства. А будь оно создано, у него возникнет возможность заняться и всеми другими прорехами «старой системы», с которыми не могут справиться национальные правительства.

Таков, по мнению Амитая Этциони, путь к созданию поствестфальской архитектуры мира. План американского ученого, как видим, предельно заземлен, исходит из сегодняшних реалий и едва ли, я думаю, покажется очередной утопией даже самому завзятому скептику.