Объединенная Европа стала для Украины главным ориентиром при определении курса новой власти.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Одним из главных лозунгов украинской «оранжевой революции» был лозунг вступления в Европу. Придя к власти, сегодняшние лидеры Украины сделали целый ряд заявлений, которые показывают, что этот предвыборный лозунг становится главным приоритетом новой украинской политики. Называются и конкретные сроки. Так, украинское руководство надеется, что уже к 2007 году страна выполнит все требования ЕС, позволяющие получить статус ассоциированного члена и начать переговоры о полноправном членстве в Евросоюзе.
В этом вопросе (впрочем, как и в любом другом принципиально важном) российская элита демонстрирует впечатляющее разнообразие мнений. От ритуальных заверений в том, что Россия будет уважать выбор суверенной Украины, до публичных сожалений по поводу того, что просто «революции вовремя не дали в морду». Особенно показательно по своей беспомощной наивности заявление прежнего (и нынешнего) посла России на Украине о том, что он просто не понимает, «что такое означает вступление Украины в Евросоюз».
Ответу на этот последний вопрос с точки зрения современной цивилизационной теории в значительной степени и посвящена настоящая статья.
═
Что такое ментальность
═
Посмотрим сначала, что говорят об интеграции в Евросоюз украинские лидеры. Вот несколько цитат. «Утверждение независимого правосудия, свободы слова и преодоление коррупции дают возможность существенно углубить отношения с НАТО в ближайшей перспективе». «Работа нового украинского правительства будет нацелена на приведение политической, социальной, экономической и оборонной системы к евроатлантическим стандартам. Мы хотим, чтобы преимущества этих стандартов ощутил и увидел каждый гражданин». «Наш путь – это полная реализация возможностей страны, это утверждение европейских стандартов политики, экономики, социальной жизни».
Достаточно правильные слова. Мало кто будет возражать против независимого правосудия, свободы слова, преодоления коррупции, против европейских стандартов политики, экономики, социальной жизни. Однако возникает один вопрос: если все так ясно и понятно, если все «за», почему же все это не реализовано на Украине за четырнадцать лет независимости? Почему об эти проблемы постоянно спотыкаются и Россия, и все прочие ныне независимые страны СНГ? На что конкретно будет нацелена «работа нового украинского правительства», что здесь требуется сделать? Назначить честных судей? Отправить в отставку проворовавшихся чиновников? Устроить серию показательных процессов и расстрелять в конце концов публично пару зарвавшихся коррупционеров? Увы. Есть все основания полагать, что такими средствами поставленные задачи решить нельзя. Есть все основания полагать, что причины всех неудач (причем и на Украине, и в России!) в попытках построения системы разделения властей, создания структур гражданского общества, основанной на законе судебной системы, не подверженной административному давлению свободной прессы, лежат гораздо глубже. Они в ментальности, в фундаментальных сущностях культуры. А эти сущности нельзя ни отправить в отставку, ни посадить за решетку, ни расстрелять.
В XX веке сформировалась специальная научная дисциплина – цивилизационная теория. Она базируется на идее о том, что в ходе исторического развития на земном шаре формируется ограниченное количество особых, отличающихся друг от друга стратегий человеческого бытия. Каждая из них, доминируя на определенной, весьма значительной территории, оказывается фактором, задающим весь строй жизни. Это и есть локальная цивилизация. В качестве примера можно привести западнохристианскую или евроатлантическую, восточноевропейскую или православную, исламскую, индийскую, латиноамериканскую цивилизации.
Цивилизации формируются на определенной стадии развития человечества, когда возникают города, письменность, появляется государство. Реально мировая цивилизация представляет собой целостность взаимодействующих между собой локальных цивилизаций. Локальные цивилизации взаимодействуют между собой, постоянно конкурируют друг с другом за людей, территорию и ресурсы, а в сумме составляют целое культуры человечества.
Цивилизационная принадлежность конкретного общества легко фиксируется внимательным наблюдателем. Те из наших читателей, кому довелось в советское время ехать из Москвы в Ригу или Таллин, в некоторый момент буквально выпадали из одного мира и попадали в другой. Дело было не в латинском шрифте вывесок. Менялась архитектура, дороги, заборы, люди, идущие по дороге. Жизнь давала наблюдательному человеку урок: цивилизационная граница может проходить через территорию одной страны. Прибалты оставались сами собой и сохраняли исторически присущий им мир протестантско-католической культуры вопреки русско-советскому интеграционному давлению.
Возникает вопрос: каким образом самосохраняются цивилизации? Как им удается воспроизводить себя, противостоять внешнему давлению, отвечать на вызовы истории? Ответ на этот вопрос подводит нас к часто употребляемому в последнее время понятию «ментальность». В общем смысле под ментальностью понимают стиль или тип мышления, задающий все наши действия. Ментальность впитывается с молоком матери, представляется чем-то естественным и единственно возможным и не рефлексируется. Ментальность – это не то, что мы думаем, в том числе и по поводу самих себя, а то, что задает характер нашего мышления. «Мы не то, что мы думаем о себе, – мы то, что мы думаем».
Ментальность обеспечивает устойчивость системообразующих признаков, которые в культурологии называются культурным ядром. Тем самым она обеспечивает сохранение самотождественности цивилизации и оформляет канал эволюции культуры. Конкретная цивилизация возникает в тот момент, когда складывается устойчивая ментальность. При этом переживающее цивилизационный синтез общество переходит из аморфного в структурированное состояние, становится устойчивым к внешним воздействиям. Возникшая цивилизация развивается, отвечает на вызовы истории. В процессе этого развития ментальность может переживать крупные структурные подвижки, которые позволяют адаптировать общество и культуру к радикально изменившимся условиям. Когда же ментальность исчерпывает возможности дальнейшего развития и утрачивает адаптивность – то есть перестает работать как эффективный механизм, обеспечивающий выживание человека в изменившихся условиях, – цивилизация угасает. Ее население и территория могут быть «разобраны» соседними цивилизациями, либо стать полем следующего цивилизационного синтеза.
═
Цивилизационный проект и цивилизационный выбор
═
Может возникнуть вопрос: а что дает эта теория в практическом плане? Многое, применительно к теме нашего обсуждения – понимание того, что цивилизации представляют собой системные целостности. Сумма признаков – культурное ядро – задается качественными характеристиками целого. Иначе говоря, размышления типа «хорошо бы русскую удаль соединить с немецкой деловитостью да прибавить японскую аккуратность, так нам бы цены не было» проходят по ведомству пустых мечтаний. Если ставить перед собой задачу выбора характеристик культуры (а значит, и всего того, что вытекает из культуры – национального характера, исторической судьбы), то реальный выбор возможен между устойчивыми пакетами взаимосвязанных характеристик. Близка вашему сердцу душевная широта и бесшабашная удаль – в комплекте с ними идут ничтожная цена человеческой жизни (и своей, и чужой), неуважение к закону, гигантская ресурсорасточительность, массовый алкоголизм, лужи урины в лифтах, взяточничество, раздолбанные дороги, покосившиеся плетни и многое, многое другое. Немецкая деловитость обязательно сопрягается с расчетливостью, умеренностью, обывательской основательностью, с формальным стилем человеческих и даже родственных отношений, непостижимой для русского человека скрупулезной законопослушностью. Одним словом, со всем тем, от чего веками мутило русского путешественника, костерившего на чем свет стоит бесконечно пошлый, бескрылый и самодовольный мир немецкого мещанина.
Чтобы понять, что Евросоюз есть союз стран, объединенных общей цивилизационной спецификой, достаточно обратить внимание на то, что он в течение нескольких десятилетий успешно развивался исключительно как объединение католических и протестантских стран. Православная Греция, вступившая в ЕС в 1982 году, до сих пор находится на периферии. Болгария и Румыния только что вошли и, по-видимому, готовы принять все европейские ценности. Мусульманская Турция, хотя и секуляризованная еще в 20-х годах и создавшая институт гастарбайтеров, через который прошли миллионы ее граждан, и член НАТО с момента основания, тем не менее ведет переговоры о вступлении в Евросоюз уже многие годы.
Таким образом, можно сделать вывод, вынесенный в заголовок настоящей статьи: вступление Украины в Европу – чисто цивилизационный проект. Никакого иного способа интеграции Украины в Европу не существует. А выбор Украиной европейского вектора развития есть, по сути, стратегическая трансформация, представляющая собой цивилизационный выбор.
Если же рассматривать украинский «проект Европа» только лишь как совокупность юридических, дипломатических, военно-технических и прочих усилий, то этот проект обречен на провал. (В этой связи вспоминается анекдот, услышанный в Киеве несколько лет назад, когда возникла первая волна разговоров о вступлении Украины в НАТО. «Вот когда прапорщик Пилипенко получит должность начальника вещевого склада НАТО где-нибудь под Мелитополем, тогда НАТО поймет, что такое интеграция».)
Успех всего интеграционного проекта может быть достигнут только при условии выравнивания ментальных установок украинских и западноевропейских. Причем, поскольку суть проекта в интегрировании Украины в Европу, а не наоборот, это выравнивание не может означать ничего другого, как корректировка неадаптивных установок культурного ядра, присущих украинской ментальности.
Вообще говоря, в такой постановке вопроса нет ничего сверхъестественного. Как уже отмечалось, ментальность способна к существенным адаптационным подвижкам. Только инерционность мышления заставляет фиксировать в общественном сознании ныне существующие ментальные установки как последние. Более того, история знает примеры успешной их трансформации. Достаточно упомянуть Турцию, осуществившую в 20-х годах прошлого века глубокие перемены, связанные с деятельностью Кемаля Ататюрка, которому удалось разрушить зашедшую в тупик традицию и выстроить на месте веками противостоявшей Европе Османской империи национальное государство – новую, секулярную Турцию, ориентированную на европейские ценности. Успех этих реформ был бы невозможен без корректировки ментальных установок. Причем такая корректировка не разрушила турецкое общество, не обернулась потерей идентичности, но обеспечила впечатляющую динамику. Сам факт нынешних переговоров о вступлении Турции в Евросоюз свидетельствует о том, что современная Турция гораздо ближе к Европе, чем к фундаменталистским мусульманским режимам.
С другой стороны, можно привести примеры перенастройки ментальных установок, которые происходят «естественным» путем в процессе эволюции. Так, средневековое европейское общество обнаруживает множество черт, схожих с современной русской традицией. Однако, пройдя эпохи Реформации и Контрреформации, Просвещения и великих буржуазных революций, Европа рассталась с наследием Средневековья. При этом существенным образом изменились ментальные установки. На место системы привилегий традиционного сословного общества приходит равенство всех граждан перед законом. Утверждается уважение к частной собственности, к человеческой личности, этика личного успеха. Эти и другие сдвиги в системе базовых установок позволили создать современное динамичное общество, обеспечить те стандарты, стремление к которым Украина объявляет сегодня своей целью. Подчеркнем, что эти структурные подвижки, принеся с собой глубокие перемены, не разрушили западноевропейскую цивилизацию, сохранили ее самотождественность. Однако этот «естественный» процесс занял в Европе несколько веков.
Этих веков у сегодняшней Украины нет. Поэтому успех реализации «европейского проекта» всецело зависит от возможности проведения в сегодняшней Украине продуманной, целенаправленной корректировки тех ценностей, установок, стереотипов мышления, которые блокируют перспективы ускоренной модернизации украинского общества.
═
Почему Украина не Россия
═
Посмотрим, каковы «исходные позиции», определяющие для Украины возможности решения обозначенного нами вопроса. То, что у Украины и России в цивилизационном плане много общего, – это тривиальный факт, который можно даже не обсуждать. При этом не обязательно даже ссылаться на общие исторические корни и общность исторических судеб. Достаточно просто посмотреть на процессы, которые параллельно разворачиваются и в одном, и в другом государстве последние четырнадцать лет. Такое совпадение в череде коррупционных и приватизационных скандалов, заказных убийствах и заказных же расследованиях не может быть простой случайностью. За подобными совпадениями стоит общность глубинных ментальных сущностей.
Что же касается вопроса о том, какова дистанция между русскими и украинцами и что общего между украинцами и европейцами, то взвешенный, лишенный ангажированности анализ этих вопросов просто отсутствует. В России эта тема для обсуждения табуирована. На Украине, напротив, дискутируется с перехлестами, которые мешают сформулировать внятные и объективные выводы. (Отголоском этих дискуссий стал программный 600-страничный труд бывшего президента Украины Леонида Кучмы «Украина НЕ Россия», в создании которого, очевидно, принимали участие компетентные специалисты.) Укажем на некоторые моменты, которые беспристрастный научный анализ данной проблемы в обязательном порядке должен учитывать.
Прежде всего население Украины веками включало в себя значительное количество представителей европейских народов – болгар, венгров, греков, итальянцев, немцев, поляков. Отдельные регионы Украины шестьсот лет входили в состав Речи Посполитой и Австро-Венгрии. В городах Украины (Львов, Киев, Чернигов, Полтава и целый ряд других) с XIV века распространяется так называемое «магдебургское право» – модель городского самоуправления, сложившаяся в средневековой Европе. Это задавало неведомый Московии корпоративный характер украинского общества, в рамках которого жизнь человека, условия профессиональной деятельности, его права и законные интересы обеспечивались корпорацией. С XV века на Украине существовал такой классический институт феодального европейского города, как цехи, которые ничем не отличались от цехов на Западе.
Вся история Украины вне Московии и России – это история полонизации и окатоличивания. Российская аудитория совершенно упускает из виду то обстоятельство, что со второй половины XVI века на территории Украины работали иезуиты, и это была очень серьезная и основательная работа. Орден иезуитов располагал кадрами и средствами, имел в стране свои монастыри и школы. Местные жители, обратившиеся в иезуитские коллегии, бесплатно получали прекрасное европейское образование, а заодно и воспитание в духе воинствующего католицизма. Сверх того, иезуиты издавали книги, устраивали публичные диспуты, говорили блестящие проповеди. Одним словом, иезуиты работали на перспективу.
На западе Украины политика трансформации культуры и самосознания в стратегическом плане увенчалась успехом – распространение греко- и римокатоличества фиксировало европеизацию ментальности западноукраинского общества. В центре страны (Правобережная и Левобережная Украина) подобная коррекция не была завершена. Однако уже Богдан Хмельницкий, вынужденный бороться с польской короной, мыслил и действовал как польский пан, отстаивавший свои законные права. В отношении к таким сущностям, как власть и закон, – а это системообразующие, задающие характеристики цивилизационного сознания моменты, – между Хмельницким и современным ему московским боярином пролегала пропасть. В этом отношении субъективное противостояние украинцев Польше (на уровне предубеждений сохранившееся до сегодняшнего дня) ничего не меняет. «Московиты» веками боролись и с Ордой, и с Казанью, но впитали многие ключевые моменты ордынской политической культуры (что в большой степени и сейчас определяет многие черты российской политики, вплоть до отношения нашей элиты к новым государствам СНГ).
Сегодня более четверти населения Украины – греко- и римокатолики (в советское время большинство этих людей скрывали свою конфессиональную принадлежность, но реальность от этого не меняется). Одним словом, западная и центральная Украина – это глубоко провинциализированная окраина Европы, в которой переплелись западноевропейские и специфически российские признаки, качества и характеристики. Цивилизационный синтез (то есть формирование устойчивой культуры) проходил здесь в XIV–XVII веках, когда эти территории входили в Европу. В России цивилизационный синтез проходил в то же самое время, что и в западных и центральных областях Украины, но в качественно иных геополитических условиях, диктовавших другие характеристики культуры, что и задало различия между нашими странами.
Оговоримся, что восток страны (Слободская Украина) и Новороссия – тема особого разговора. Устойчивая славянская колонизация этих краев происходила сравнительно поздно, опыта жизни в рамках европейских государств население заново освоенных территорий не имело. Значительная доля местного населения – этнические русские. Одним словом, здесь сложилась особая мозаика факторов, сформировавшая культурную и психологическую близость восточных и причерноморских территорий к России.
Сегодня среди части академической и интеллектуальной элиты Украины есть понимание масштаба задач и осознание того, что необходим именно цивилизационный проект. В стране есть интеллектуалы, которые сознательно работают в этом направлении.
Осознают ли масштаб проблемы сегодняшние украинские лидеры – пока непонятно. Из их риторики этого не следует. А ряд первых шагов новой власти, таких, как поголовная замена старых чиновников, массовая реприватизация, суетливая поспешность вокруг раскрытия резонансных преступлений, лежат в другом смысловом ряду. Быть может, они по тактическим соображениям не педалируют обозначенную тему сознательно, не фиксируют на нынешнем этапе проблемы и задачи. А быть может, действуют в соответствии с известным высказыванием Оливера Кромвеля: «дальше всех зайдет тот, кто не знает, куда он идет». На наш взгляд, и тот и другой вариант представляется ошибочным. Для успеха задуманного необходим именно досконально разработанный проект, подкрепленный мощными усилиями государственной машины. Во всяком случае, все успешные проекты подобного типа, реализованные в XX веке, были организованы именно так (Турция, Япония, Тайвань).
═
Есть ли у России шанс?
═
Что же означает украинский «проект Европа» для России? Он означает бесконечно много. Представляется, что сама История подготовила «экспериментальную площадку», на которой чужими руками и чужим опытом проверяется, способно ли общество, близкое по своей культурной специфике к российскому (но в то же время и гораздо более близкое по сравнению с российским к европейскому) адаптироваться к современной Европе. (Здесь существует глубокая аналогия с социалистическим экспериментом в СССР, за которым с таким интересом следили западные интеллектуалы.) А результат этого эксперимента имеет для России без преувеличения судьбоносное значение. Ибо успешное завершение проекта в цивилизационном плане будет означать, что Украине удалось осуществить адаптационную коррекцию культурного ядра, сохранив свою цивилизационную идентичность.
Реализация подобного проекта в России представляет собой гораздо более сложную задачу. Это связано с особенностями ее цивилизационной специфики, в большей мере насыщенной установками, препятствующими вписанию нашей страны в европейскую целостность. Однако успешное завершение украинского проекта явилось бы мощнейшим политическим и психологическим фактором, способным ослабить позиции изоляционистов и сторонников «особого пути».
Неудачное завершение украинского проекта независимо от того, по какой причине и как это получилось (вмешаются внешние силы, заварится общая «буза», отложатся восточные области, через пять лет придет другая власть), будет означать либо цивилизационную несостоятельность, либо по крайней мере историческую несвоевременность проекта. В первом случае из этого будет следовать, что качественная дистанция между доминирующим на Украине типом ментальности и теми фундаментальными установками, которые необходимы для успешного вписания в Европу, оказалась непреодолимой и не может быть преодолена в принципе без разрушения целого (для того чтобы стать Европой, Украина должна перестать быть Украиной). Во втором случае это будет означать, что сегодняшнее украинское общество не было в достаточной мере интегрировано, либо оказалось недостаточно вестернизованным, и т.д.
Неудача Украины будет означать, что у России в обозримом будущем нет либо критически мало шансов реализовать подобный проект. Другими словами, для России в этом случае перспектива коррекции неадаптивных ментальных сущностей, блокирующих модернизацию российского общества, отодвигается в неопределенное будущее.
В этом случае будет решаться вопрос о том, способна ли существующая ныне устойчивая культура российского общества, ее ядро, обеспечить историческую динамику, которая является условием выживания России. Из положительного ответа на этот вопрос будет вытекать некая идеология особого пути, о котором несколько веков говорят русские традиционалисты и несколько десятилетий – евразийцы. Отрицательный ответ будет означать, что цивилизация, не способная к корректировке своих фундаментальных ментальных сущностей и не способная на их основе обеспечить историческую динамику, сходит с исторической сцены.
Среди современных отечественных исследователей есть и такие, кто готов рассматривать процессы, происходящие в нашей стране, как движение по пути схождения с исторической арены. Их позиция широко аргументируется не только обширной негативной статистикой, но и множеством исторических примеров. Людям свойственна счастливая иллюзия относительно вечности «их» народа, «их» веры, государства, цивилизации. История же свидетельствует о другом: ничто не вечно под Луной. В эпохи относительно стабильные люди могут себе позволить тешиться иллюзиями. Во времена масштабных кризисов (а мы переживаем именно такое время) необходима предельная мобилизация всех интеллектуальных и духовных ресурсов, а также трезвый, беспощадный взгляд, позволяющий называть вещи своими именами. Только на этом пути возникает шанс (не гарантия, а всего лишь шанс!) преодолеть тупиковую историческую инерцию, найти ресурсы, необходимые для требуемого самоизменения общества, и войти в будущее.