Западная критика: эмоции и резоны

Сегодня российско-европейские отношения переживают глубокую стагнацию, и структуры ЕС многими у нас воспринимаются как чуждые и враждебные.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

Те, кто регулярно знакомится с материалами западных СМИ о России (например, на сайте www.inosmi.ru, где в переводе представлены наиболее характерные статьи европейских и американских газет и журналов), могут наблюдать «веселенький» пейзажик – порицания и осуждения в связи с «делом ЮКОСа», ходом чеченского конфликта после Беслана, перипетиями президентских выборов на Украине. Если лидеры ведущих держав Запада – Джордж Буш, Герхард Шрёдер, Жак Ширак, Тони Блэр – достаточно аккуратны в своих комментариях действий Кремля, то СМИ и задающие в них тон представители общественного мнения нисколько не стесняются, поскольку ведут свою игру, не скованы дипломатическими рамками и государственной ответственностью. Что же это – фонтан застарелой ненависти, заинтересованный голос болеющего душой партнера или всего лишь проявление традиционной неприязни?

Если критику на личном уровне можно определять как впечатление, пропущенное через собственный интерес, то в политике ее диапазон (политика и деньги, честность и мораль, политический театр) гораздо шире. Помимо прямого оппонирования курсу президента РФ и его команды в преддверии 2008 г., тут целый комплекс чувств, идей и намерений – привычное уже, увы, нутряное непонимание наших реалий и коренных традиций, сожаление об упущенных возможностях, горечь политических ошибок, сочетание корыстных расчетов и объективных оснований. В основе этой гаммы ощущений – безусловно, остаточные страхи от «советской угрозы» и русского имперского экспансионизма, призрака коммунизма, который все еще где-то бродит. Или, быть может, своего рода отражение пропагандистского слоган-проекта «Русские идут».

Кроме здорового недоверия и скепсиса в отношении событий в России, на Западе звучит, конечно, немало содержательных мыслей и суждений, направленных на то, чтобы помочь партнеру, находящемуся в трудном состоянии трансформации своей политической и экономической системы. И в то же время очевидно, что зарубежные наблюдатели привычно игнорируют фундаментальное стремление основной массы россиян (подтвержденное результатами выборов в Госдуму 4-го созыва и высоким президентским рейтингом) противодействовать ослаблению роли государства как главного политического и экономического института, озабоченного не просто умножением национального богатства, а его социально сбалансированным перераспределением.

Западная критика России отражает, возможно, недовольство ментора способностями «неумелого ученика» воспринимать вековой опыт «триумфа капитализма и либеральной демократии», который, впрочем, отнюдь не обязательно годится для всего человечества. Россия пугает Запад неизведанностью своих перспектив – бесстыдное использование социальных привилегий немногими и безграничная власть денег в страдающей постсоветским синдромом стране, как предупреждал Александр Солженицын еще в 1993 г., означают, что «в будущем кровавый смерч рискует повториться с новой силой». Экономическая деятельность, как теперь хорошо усвоили «дорогие россияне», не существует и не может существовать вне более широкого контекста определяемых ею последствий.

Российские элиты прекрасно и довольно быстро поняли, как ни цинично это звучит, что есть принципы и есть интересы, есть демократия и есть ее технологии. Украинское фиаско Москвы, будем надеяться, – лишь временный эпизод геополитической борьбы России с Западом, а не их фатальный исторический клинч. Все европейские правительства, например, уже давно действуют в рамках тех же реалий: если отдать будущее Евросоюза в руки простых избирателей, результаты окажутся скорее всего неблагоприятными или, во всяком случае, непредсказуемыми.

Наших контрагентов даже как-то повергает в трепет такая начавшая проявляться понятливость и «обучаемость» политического класса России, который преуспел в освоении традиционного инструментария политстабильности и начал противостоять системным угрозам путем создания своих собственных средств защиты. Президентские политические реформы отражают помимо прочего наметившийся в обществе и государстве акцент скорее на общественное благо, нежели на права личности, что вполне в духе традиций нашей централизованной госбюрократии, тогда как с позиций Запада это недопустимое отступление и замедление демократического процесса.

В основе раздраженно-критических суждений наших партнеров лежит скрытое признание того, что российско-европейские отношения, по большому счету, находятся в состоянии глубокой стагнации. Причина этого кроется прежде всего во внутренних процессах, которые идут в России и Евросоюзе. Москва до сих пор, видимо, не сделала выбор ментально и инструментально: пойдет ли она с Западом или же изберет некий «третий путь». В Европе ситуация еще тяжелее. ЕС должен стратегически (да уже и тактически) определиться в своих отношениях с США и с агрессивно-исламским фактором. Процесс исламизации Старого Света начинает приобретать необратимый характер, делая будущее Евросоюза туманным и неопределенным. Каждый в отдельности (Париж, Лондон, Берлин и Москва) хочет наладить сотрудничество с Соединенными Штатами. Параллельно Берлин и Париж хотели бы восстановить «мотор евроинтеграции» и взять на себя инициативу построения военной и оборонной политики ЕС, упорядочить его структуры, но стремятся действовать так, чтобы их не заподозрили в антиамериканизме.

В нынешнем хоре неприятных Москве мнений, безусловно, доминируют голоса тех сил Запада, которые, мягко говоря, не особенно заинтересованы в том, чтобы Россия крепко встала на ноги и уж тем более далеко вырвалась вперед. Они хотели бы стабильно держать ее на коротком поводке, в качестве только ресурсодобывающей страны. В свою очередь, Москва стремится дать Евросоюзу понять, что Россия, учитывая ее материальные, технические, людские, интеллектуальные ресурсы, является не только партнером, но и долгосрочным стратегическим макрофактором, от которого серьезно зависят будущая безопасность и экономическое развитие всей Европы. Тем не менее Брюссель сдержан – то ли тактически, то ли стратегически – в своих ответных проявлениях сотрудничества с Москвой. Одновременно и в России чувствуется влияние тех, кто считает, что наша страна – самодостаточная величина и самостоятельный игрок, который способен собственными силами выйти из кризиса, справиться с трудностями без влияния, опыта и потенциала Запада. Эти две позиции конкурируют, как видно из ведущихся дискуссий, в европейской и российской политике, мешая гармоничному движению навстречу друг другу. С благодарностью за столь обильную критику – по сути, столь необходимый внутрицивилизационный диалог, который объективно не может травмировать, – стоит сделать вывод: бывает и так, что, если два партнера спорят о принципах, оба правы. А здоровое общество, разумеется, успешно перенесет даже нездоровую критику.