Обманчивость здравого смысла

Фундаментальное экономическое образование в России стало реальностью только в последние 10–15 лет. Внедрявшиеся в предшествующие годы в массовое сознание «марксизмы» (в кавычках, поскольку собственно от Маркса в них было не так много) от современной экономической науки были весьма далеки. Представление о том, что действительно делалось и делается в экономической науке, можно было почерпнуть лишь из «критики буржуазной политэкономии» или же из оригинальных зарубежных публикаций, доступ к которым был весьма ограничен.

Поскольку подавляющее большинство российских граждан (включая политиков, публицистов, журналистов) вовсе не являются специалистами в области современной экономической теории, нет ничего удивительного в том, что существующие у нас массовые представления об экономике полны мифами – правдоподобными, но ложными моделями действительности.

Именно правдоподобие этих моделей, то есть отсутствие явных противоречий со здравым смыслом, способствует их массовому распространению, а ведь идея, овладевшая массами, становится, как учили классики марксизма-ленинизма, материальной силой. Поэтому вопрос о том, верна ли идея или только правдоподобна, – это вопрос о том, на что направляется соответствующая сила, на благо или во зло обществу.

Одно из проявлений многочисленных отличий науки от здравого смысла заключается в том, что «очевидные» для нормального человека утверждения далеко не всегда оказываются правильными. Я покажу это на примере некоторых экономических мифов, достаточно широко распространенных ныне среди читающей публики и оказывающих сокрушительное порой влияние на нашу жизнь.

Те формулировки мифических представлений, которые будут приведены далее, не являются цитатами из чьих-то высказываний. Часто миф в явном виде не формулируется, он бытует как общепринятое положение, лежащее в основе других (уже явно формулируемых) суждений, и поэтому его можно только логически реконструировать, что я здесь и попытался сделать. Конечно, как и со всякой реконструкцией, с этими реконструкциями можно не соглашаться, предлагать другие варианты формулировок положений и т.п. Сама дискуссия по поводу этих формулировок представляется очень полезной, поскольку позволит – хочется надеяться – четче понять структуру мифологического экономического сознания россиян.

Вера в частную собственность

Миф первый. «Частная собственность всегда эффективнее государственной». На самом деле это верно только в том случае, если все конкретные правомочия, из которых складываются перечисленные формы собственности, одинаково хорошо определены и защищены (как принято говорить в экономической теории, хорошо специфицированы). Если, например, государство сознательно не защищает частные права собственности, то эффективность госсобственности может оказаться существенно выше. Ведь только защищенные права собственности на имущество обеспечивают стимулы к его производительному, эффективному в долгосрочной перспективе использованию. Если же собственность не защищена, то есть может быть в любой момент отобрана, ее экономическая ценность становится минимальной. Сравните, например, стоимость двух совершенно одинаковых домов, один из которых расположен в стране с вековыми традициями законности, а другой – в зоне локального военного конфликта, где «правосудие» творят полевые командиры. В условиях незащищенных прав собственности разумной реакцией соответствующего формального «собственника» будет модель поведения «урвать и убежать», поскольку долгосрочные перспективы выглядят для него совершенно неопределенными. Поэтому, например, «бегство капитала за рубеж» – это не «непатриотическое» поведение отечественных бизнесменов, а их естественный ответ на слабый уровень защиты прав частной собственности. Если бизнес может быть отобран чиновником, тут не до эффективности.

Между тем в течение всего периода массовой приватизации, да и в последующий период, предметом дискуссий и политической борьбы выступал вопрос о том, кто будет владеть бывшей госсобственностью, а не вопрос о том, как он будет владеть. Другими словами, вне общественного обсуждения оставалось, что именно можно и что нельзя делать с имуществом, кто и как гарантирует защиту имущества от не санкционированного владельцем использования, как и кем будет наказан тот, кто нарушил права собственника или тот, кто должным образом не защитил эти права, и т.п. Между тем именно эти вопросы являются ключевыми для обеспечения у владельца стимулов к эффективному использованию собственности, без которых частная собственность не станет «автоматически» эффективнее государственной.

Волшебная сила ВВП

Миф второй. «Если ВВП существенно возрастет, благосостояние граждан также увеличится». Между ростом, даже кратным, ВВП и повышением благосостояния граждан (во всяком случае, значительной части граждан) в действительности связи практически нет. Например, вся добавленная стоимость может сосредоточиться у одного-двух частных лиц или же у государства, которое вовсе не обязательно должно делиться со своими гражданами. Например, в такой стране, как Объединенные Арабские Эмираты, для граждан установлен «коммунизм» – как его понимали в СССР в 1980-е годы (бесплатное высшее образование в любом университете мира, государство дарит молодой семье отдельный дом и т.п.). В соседнем же Омане (где, как и в ОАЭ, доходы государства обусловлены добываемой нефтью) граждане в массе своей бедны. Другими словами, объем созданной стоимости и ее распределение между гражданами – это совсем разные вопросы.

Сколько государства нам надо

Миф третий. «Чем меньше государства в экономике, тем лучше для развития экономики». Это утверждение некорректно уже тем, что ставит вопрос о воздействии государства на экономику в чисто количественной плоскости. Соответственно «размер» государства оценивают такими показателями, как объем и доля государственной собственности, доля перераспределяемого государством ВВП (объем собираемых налогов) и т.п. В действительности решающее значение имеет вопрос о том, не «сколько государства», а «как государство влияет на экономику».

Ведь при одном и том же «размере» государства собранный объем налогов может использоваться для обеспечения надежной защиты прав собственности, а может – для финансирования дорогостоящих и неэффективных проектов. При одинаковых объемах перераспределяемых средств государство может как выстраивать бесконечные административные барьеры на путях становления и развития бизнеса, так и создавать систему социальной поддержки тех, кто не может самостоятельно заработать себе на жизнь, за счет других, получающих высокие доходы. Один и тот же объем госсобственности может существовать в форме ГУПов и МУПов, руководители которых экономически никак не отвечают за результаты их работы, а может – в форме вполне рыночных фирм, доходы руководителей которых сильно зависят от прибыльности или рентабельности этих фирм (пример – автомобильная промышленность во Франции). Таким образом, «количество» государства никак не характеризует его качество, т.е. способность решать те проблемы общества и экономики, которые не в состоянии эффективно решить отдельные граждане.

Злоупотребление доверием

Миф четвертый. «Рост уровня конкуренции, если речь не идет о естественной монополии, всегда благотворно сказывается на эффективности использования ресурсов и, следовательно, на росте благосостояния граждан». Этот тезис в явной или неявной форме лежит в основе реформ образования и здравоохранения, проводимых в настоящее время в России. На самом деле он верен только для случаев производства так называемых исследуемых и опытных благ.

Исследуемыми принято называть блага, свойства которых, существенные для потребителя, последний может без каких-либо издержек узнать и правильно оценить до момента покупки. Опытные блага – те, свойства которых он может правильно оценить непосредственно после начала потребления.

Однако, кроме названных, в мире потребительских благ (и прежде всего услуг) важное место занимают так называемые доверительные блага, свойства которых открываются их покупателю зачастую только спустя много времени после того, как услуга уже оказана.

По этой причине у производителей доверительных благ появляются широкие возможности для привлечения покупателей путем недобросовестной конкуренции – ложной рекламы, неисполняемых обещаний и т.п., поскольку прямой контроль качества их продукции со стороны как потребителей, так и различных контрольных органов практически невозможен. Поэтому в сфере производства доверительных благ мощные силы рыночной конкуренции негативно сказываются на эффективности использования ресурсов – ресурсы расходуются скорее на «производство впечатления» о деле, чем на само дело.

Когда придет конец у.е.

Миф пятый. «Обеспечение полной конвертируемости рубля – задача Центробанка и финансовых органов». На самом деле полная конвертируемость рубля возникнет тогда, когда в мировой экономике появится устойчивый спрос на рубль. То есть в России начнут производиться такие товары – товары в широком смысле слова, включая ценные бумаги, услуги и т.п., – которые удобнее будет покупать за рубли, так как продавцы таких товаров будут назначать их цены в рублях и стремиться к тому, чтобы именно в рублях получать оплату за проданный товар.

Пока же мы наблюдаем противоположную картину – все стремятся номинировать свои цены в у.е., несмотря на запреты финансовых властей и относительную устойчивость рубля в последние годы, снижающуюся инфляцию и т.п. Так что можно сказать, что достижение полной конвертируемости рубля – это не целевая задача какого-то одного органа власти, а естественное следствие выхода экономики страны на траекторию устойчивого роста, сопровождающегося прогрессивными качественными преобразованиями в технологической структуре хозяйства.

Монетизация vs. оптимизация

Миф шестой. «Льготы в натуральной форме – пережиток социализма, в то время как монетизация льгот, предоставляя более широкие возможности выбора потребителю, положительно скажется на его благосостоянии». Это было бы верно, если бы среди множества благ и услуг, которые производятся и потребляются в экономике, не было такой группы, как социально значимые блага. К ним относятся те блага, которые потребляются частным образом, однако это потребление сопровождается ощутимыми внешними эффектами, т.е. факт потребления именно данного блага положительно или отрицательно воздействует на других людей и общество в целом. Если какое-то «положительное» социально значимое благо недопотребляется каким-то индивидом – страдает не только он, но и другие граждане. Наоборот, если какое-то «отрицательное» социально значимое благо чрезмерно потребляется некоторыми индивидами – страдают не только они, но и другие граждане.

Примером негативных последствий недопотребления «положительных» социально значимых благ может служить образование: если родители ребенка в условиях платного образования сочтут, что учиться ему ни к чему, а сэкономленные деньги используют, с их точки зрения, более эффективно (например, на покупку водки), в проигрыше останется не только ребенок, но и общество, в экономике которого спустя соответствующее число лет не обнаружится адекватного предложения на рынке труда. Поэтому даже в самых отсталых странах (за исключением разве что «несостоявшихся государств», где царит полная разруха) начальное и среднее образование делают бесплатным – чтобы «сообразительные» родители не «оптимизировали» за счет детей использование своего бюджета.

Аналогично обстоит дело со здравоохранением, поскольку здоровый гражданин ценен не только для самого себя, но и для (разумного) государства. Монетизация услуг здравоохранения неизбежно приведет – через «оптимизацию» использования частного бюджета – к недопотреблению этих услуг.

Почему слово «оптимизация» взято здесь в кавычки? Потому что общественно оптимальным будет не то количество услуг здравоохранения, которое будет выбрано отдельными гражданами, – ведь в своем выборе они не учитывают внешних эффектов своих решений, – а то их количество, которое будет желательным с точки зрения общества, то есть с учетом внешних эффектов. Только те государства, которые не думают о внешних эффектах или не ожидают, что таковые возникнут, готовы полностью передать на усмотрение самих граждан принятие решений в области здравоохранения. Так что полная «монетизация льгот», значительная часть которых относится именно к здравоохранению, как раз и означает самоисключение государства из стимулирования потребления гражданами данного вида социально значимых благ (или вообще его отказ от признания того, что общественно значимые блага существуют).

Говорят, что в связи с предоставлением льгот в натуральной форме сложилось много злоупотреблений, здесь действует своя мафия. Вполне возможно, что это так, однако выбранный правительством метод борьбы со злоупотреблениями в данной сфере – не что иное, как борьба с насморком путем усекновения головы.

Необходимость оппозиции

Миф седьмой. «Наличие сильной политической оппозиции препятствует осуществлению реформ, поэтому подавление оппозиции и недопущение ее появления (например, путем установления высокого процентного барьера для прохождения политической партии в законодательный орган) – меры, способствующие успешному ходу реформ». На самом деле, поскольку все люди обладают неполными знаниями и не в состоянии точно предсказывать последствия своих решений и действий (как принято говорить в экономической теории, все люди ограниченно рациональны), любое реформаторское решение может нуждаться в уточнении и даже пересмотре по результатам начала практического его осуществления.

Разумеется, для этого необходимо располагать правдивой информацией с мест, непосредственно оттуда, где реформы проводятся в жизнь. Для государства сбор и обработка информации стоят денег; кроме того, в государственных структурах всегда вероятно искажение информации, когда наверх передаются те сведения, которые там хотят услышать, а не те, которые говорят о том, что происходит на самом деле. В свете этого сильная политическая оппозиция чисто экономически выгодна государству, проводящему реформы.

Во-первых, обсуждение планов реформ с критически настроенной оппозицией позволяет вовлечь в их разработку новую информацию из экспертного сообщества оппозиции, причем информацию, оплачиваемую не государством, а оппозицией.

Во-вторых, оппозиция будет – опять же за свой счет – поставлять государству информацию о ходе реформ, поведении государственных функционеров и т.п.

Поэтому, если государство действительно заинтересовано в осуществлении реформ, которые положительно скажутся на уровне благосостояния большинства населения, оно не может не быть заинтересованным и в существовании сильной, «неуправляемой» оппозиции. Если же цели государства (т.е. находящихся во власти политиков) иные – тогда, разумеется, сильная оппозиция ему совсем ни к чему.