Екатерина Барабаш
Алексей Кудрин и Герман Греф: есть ли в их планах российский театр?
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Есть опасения, что дни российского репертуарного театра сочтены. Правительство намерено внести в Госдуму законопроект об организационно-правовой форме театра, вернее, о введении двух новых форм. Одна из них – государственная специализированная некоммерческая организация, другая – автономная некоммерческая организация. Суть одна: государство, которое раньше несло ответственность за финансирование театров, теперь эту ответственность с себя снимает. Театры, которые переходят в новую форму, будут заключать договоры с государством на выполнение определенного объема услуг.
На практике предложено будет не две, а три формы существования. Одни театры назовут национальным достоянием, другим придется выбирать, стать ли им собственником своего здания или остаться бюджетным учреждением культуры. Но первую форму финансирования, наиболее благоприятную, государство «присвоит» только 10–15 театрам. Из них примерно половину «получат» Москва и Петербург (наверняка – Малый, Большой, МХТ им. Чехова, Театр им. Вахтангова, Александринский, Мариинский, БДТ им. Товстоногова). Вторая – «приватизированная» – форма существования пока законодательно не определена, и потому сложно говорить о возможности ее практического применения. Хотя очевидные проблемы такого рода выбора лежат на поверхности: во-первых – очевидная угроза нового передела собственности, так как театры по традиции занимают центральные здания в лучших районах города; во-вторых, став собственником, директор театра или даже худрук скоро поймет выгоду иных форм организации досуга, помимо проведения регулярных спектаклей, и в конце концов немалая часть театров выберет ту самую афишу, из-за которой когда-то в криминальный конфликт переросли взаимоотношения режиссера Леонида Хейфеца, в ту пору – главного режиссера ЦАТСА, с одной коммерческой структурой, предлагавшей три дня в неделю играть спектакли, а три – устраивать дискотеки. Дискотеки – разумеется, не единственная радость в наше время.
Третий путь – наиболее вероятный: театр остается в госсобственности, за это все его доходы, будь то деньги за проданные билеты или же спонсорские вложения, возвращаются в казначейство, затем перераспределяются. Можно похоронить надежду на то, что деньги, выделенные, скажем, спонсором для театра «Сатирикон», вернутся ему из общего казначейского «кармана».
Этот вариант ожидается и воспринимается театрами как возвращение к уравниловке начальных советских лет. Как вариант военного коммунизма.
Отсюда и искренность ожиданий 1 января 2005 года как даты, воспользуемся названием одного из романов Гарсиа Маркеса, «широко объявленной смерти».
Александр Рубинштейн, замдиректора Государственного института искусствознания и один из наиболее авторитетных экономистов в области организации театрального дела, предупреждает еще об одной опасности: «Мало кто знает или помнит постановление правительства от 22 мая 2004 года № 249 «О мерах по повышению результативности бюджетных расходов». Вот это действительно карающий меч».
Действительно, это постановление предполагает, что деньги государственным театрам будут предоставляться под определенный результат, как бы за оказание услуг населению. Например, театр берет на себя обязательство обслужить 20 тысяч зрителей, за каждого зрителя он получит тысячу рублей, то есть итого 20 миллионов – это и будет размер дотации. Впрочем, хочется надеяться, что вряд ли у кого хватит ума довести все это до такой упрощенческой формы, а попросту – до абсурда. В конце концов государство заказывает комплекты боеприпасов для армии, но ведь никому не придет в голову финансировать армию по количеству выстрелов.
Здесь, правда, возникает важный вопрос: как вообще оплачивать театральный труд? Повременно или сдельно? Когда речь идет о предстоящей так называемой театральной реформе, то мы имеем дело со сдельщиной, в связи с чем один из остроумных экономистов сказал: если Алексей Кудрин хочет распространить сдельщину везде, то пусть начнет со своего секретаря. Хороший был бы эксперимент. Сдельная оплата в каких-то областях имеет основания, в каких-то – попросту смешна. Как можно, скажем, финансировать под результат фундаментальную науку? Под открытие законов природы? Или тот же театр? Под количество зрителей? Под число новых постановок? Под содержание зданий?
С другой стороны, в проекте нового закона есть, конечно, и некоторые разумные моменты. Сейчас учреждения культуры работают в условиях сметного финансирования. То есть деньги, выделенные на карандаши, нельзя потратить на ластики. Если же театр станет некоммерческой специализированной организацией и деньги будут выделяться одной строкой, он станет самостоятельным в использовании этих денег. Другой вопрос: обязательно ли эти деньги дадут?
Самое поразительное в этой «реформе» – то, что начинается она в тот самый момент, когда в стране нет каких-то особых финансовых прорех (кроме необходимости всячески оптимизировать войну с терроризмом), а «злополучные» цены на нефть зашкаливают за все воображаемые пределы.
Впрочем, больше всего задуманная реформа напоминает не экономическую, а именно идеологическую «смену вех». Ведь нет и речи о смене собственника или формы собственности.
Вообще сам принцип финансирования на плановый результат возвращает нас к плановым временам 50–60-х гг. В 70-е годы планировалось число спектаклей, количество зрителей, которых обслужит театр, количество новых постановок и дотации, которые все это обеспечивали. Сейчас ищут примерно то же самое. Но раньше, кстати, существовала определенная свобода – скажем, экономия дотации позволяла за счет этих средств финансировать стимулирующие надбавки в театре. Сейчас же предполагается еще одно нововведение: все, что театр заработал за пределами бюджета – например, деньги, которые он получил от продажи маек с эмблемой театра, от реализации билетов, – все это будет рассматриваться как доходы собственника. Все сэкономленные или привлеченные деньги приведут только к уменьшению дотации.
Вместо привлечения новых денег в культуру, в данном случае – в театр, государство и само готово сэкономить и других призывает к тому же самому.
Та форма, в которой сегодня существуют театры и театральные организации, возможно, себя изживает. По Закону «О некоммерческих организациях», принятому в 1995 году, все театры относят к учреждениям культуры. Если в середине 90-х эта форма была достаточно новой и театры в ней могли существовать, то с введением новых положений – Налогового кодекса, Гражданского кодекса и так далее – стало понятно, что театры как учреждения существовать не могут. Учреждения культуры – это библиотеки, например, словом, те, у кого нет продукта на продажу. А театр ежедневно продает свой продукт – свой репертуар. И та форма, в которой существуют театры – в первую очередь казначейское финансирование и отчетность, – сегодня плохо приемлема. Другое дело, что та форма, которую сейчас предлагают, будет вести к ужесточению внутри театра, но теперь собственник сможет делать с театром все, что сочтет нужным, то есть над театром установится экономический диктат. А экономический диктат неизбежно влечет за собой диктат идеологический. Вряд ли, конечно, наступят времена, когда будут опять диктовать, какие пьесы ставить, а какие не ставить, но гипотетически собственник может потребовать все, что угодно.
В конце концов переход финансирования театров на программно-целевые рельсы поставит театры перед взаимоневыгодным выбором: то ли закрываться, то ли искать пути рыночных отношений (например, сдавать помещение под дискотеки). Нечто подобное сейчас переживают цирки России, где одно-два представления в неделю «компенсируется» многочисленными коммерческими мероприятиями. «Когда говорят о том, что кто-то должен решать, что должны делать театры, сразу вспоминается Госплан, – говорит Александр Рубинштейн. – Кто будет решать, что должен делать театр? Госплан все всегда знал. Если сейчас мы вернемся примерно к такой системе, когда, например, г-н Греф будет решать, какие спектакли нужны, а какие нет, то все мы знаем, чего тогда вообще можно ожидать от театра, и не только от него».
На наш письменный запрос на имя помощника министра экономического развития и торговли Российской Федерации Аллы Борисенковой об истоках и составных частях театральной реформы нам ответили: в Минэкономразвития к подготовке реформы российского театра никакого отношения не имеют, и переадресовали нас в Федеральное агентство по культуре и кинематографии. Мы попросили руководителей федерального агентства прокомментировать сложившуюся ситуацию.
═
Владимир Мишарин, начальник отдела театрального искусства Федерального агентства по культуре и кинематографии
═
Федеральное агентство по культуре и кинематографии по регламенту правительства Российской Федерации не имеет возможности выходить с какими-либо законодательными инициативами, это компетенция Министерства культуры и массовых коммуникаций. Проекты документов, которые касаются введения новых организационно-правовых форм профессиональных организаций культуры, к нам на рассмотрение не поступали. Пока грядущую реформу можно представить лишь в самых общих чертах.
Как известно, вскоре бюджетным организациям культуры будет предложено выбрать одну из трех новых организационно-правовых форм.
Учреждение культуры. Организация будет работать исключительно через казначейство по жестко утверждаемым сметам, и все доходы, которые это учреждение будет иметь в результате своей деятельности, будут засчитываться в бюджет организации и распределяться в соответствии с утвержденной учредителем сметой. При этом государство несет и субсидиарную ответственность за деятельность учреждения.
Вторая и третья формы – автономные учреждения и государственные (муниципальные) автономные некоммерческие организации. Принципиальное их отличие друг от друга – в вопросах, касающихся собственности. Автономное учреждение будет иметь возможность получать государственную собственность в виде здания, например, в оперативное управление, а ГАНО (МАНО) – в собственность (за исключением памятников архитектуры). В обоих случаях государство не будет нести никакой субсидиарной ответственности по обязательствам этих организаций, но и контролировать доходы от собственной деятельности также не будет. Для двух последних организационно-правовых форм государственное финансирование перестанет быть гарантированным┘ Каждая из этих форм будет иметь возможность «бороться» за государственные субсидии и получать их они смогут на основе конкурса.
За «полную свободу» распоряжаться своими средствами надо будет «платить» необязательными госсубсидиями. Есть организации, которые ждут этой реформы с оптимизмом. Есть менеджеры, которые готовы получить в собственность здания, так как уже сейчас в бюджете театра доля госфинансирования не является стратегической. Примером может служить Российский государственный театр «Сатирикон». Насколько мне известно, менеджмент театра готов к тому, чтобы оформить здание в собственность и работать с государством на условиях получения субсидий.
Но одномоментно «переход» произойти не сможет, так как бюджет страны на 2005 год сверстан без учета грандиозных реформ, а значит, в течение следующего года каждая организация, в случае принятия Государственной Думой закона, сможет выбрать для себя наиболее приемлемую форму. Реально реформа сможет «заработать» только в 2006 г.
═
Михаил Швыдкой, руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии
═
Если говорить серьезно, то ни о какой театральной реформе речи не идет. Не понимаю, откуда эта паника, почему все так нервничают. На самом деле все это выдумки. Другое дело, что, возможно, будет принято решение о расширении организационно-правовых форм, в которых могут развиваться и работать учреждения бюджетной сферы, в частности, те же театры. Речь ведь идет только о форме дотаций, а сами дотации остаются. Суть в следующем: если вы хотите оставаться традиционным учреждением культуры, у вас, несомненно, будут свои права, но и обязанностей прибавится. Государство должно внятно и жестко руководить процессом. Жестко – это значит, что должна быть прозрачность. Пока прозрачности нет. А наши театры хотят жить одновременно и при социализме, и при капитализме. Так не бывает. Попробую пояснить.
Театр всегда был государственным учреждением, всегда был – я грубо скажу – собесом. Огромная труппа, много артистов, очень трудная смена поколений в труппах. Сегодня театр выполняет еще и социальные функции, потому что пожилым народным артистам невозможно жить на пенсию в 2000 рублей. Театры их держат и правильно делают, на мой взгляд, помогая им выжить в материальном плане.
Это все – нормальные процессы, но – при одном условии. На протяжении последних лет, уже в новой России, мы платили театрам за существование. Не за то, что они делают, не за то, какая к ним публика ходит, не за то, какой там репертуар, а за то, что они есть. Открывались все новые и новые театры, и сколько их в Москве, до конца никто не знает, и сколько их в Петербурге, точно тоже никто не знает, и у каждого – своя аудитория┘
Может ли государство выдержать все это в нынешнем виде? Думаю, нет.
Государство должно давать возможность жить тем театрам, которые составляют системообразующую часть русской театральной культуры. Это в первую очередь театры, которые раньше назывались императорскими, теперь их несколько больше. Они известны всем. В России таких театров не больше 10–15, в каждом регионе есть свой такой театр. Такие театры нужно содержать как бюджетные учреждения, как национальное достояние, платить полным рублем. Не должно стоять вопроса, содержать или не содержать МХАТ, Малый театр, Большой, Александринский или Мариинский театр. Можно менять в этих театрах руководителей, помогать выстраивать репертуарную политику, но не может стоять вопроса, содержать ли их как национальное достояние.
Остальные должны работать по системе договора с государством. Государство заказывает два детских спектакля и одну русскую классику и за это платит.
Речь не о том, чтобы уничтожить репертуарный театр. Вовсе нет. Просто надо понять, что можно платить за результат работы. МХАТу, Малому, Александринке можно платить за то, что они есть, это – национальные институты, без которых русского театра не существует. А есть театры, которые должны доказать свое право получать государственные деньги. Это право должны определить не чиновники, а нормальные экспертные жюри. Так происходит везде, во всем мире.
Деньги получают на постановку, на год репертуара или на три года репертуарного театра, контракты с руководителями подписываются срочные на три года. Хорошо работает руководитель – театры получают деньги, контракт с ним продлевается, не работает хорошо – он меняется, и так далее, и так далее.
Когда говорят, что русская традиция – это репертуарный театр, я согласен, но при одном обстоятельстве: традиция русского театра – многообразна. Она состоит из системообразующей элиты – условно говоря, императорских театров, хотя МХАТ или БДТ не были таковыми. Далее, это антреприза, которая тоже была разной: была очень культурная, как, например, антреприза Синельникова, а была некультурная. Антреприза существовала в России весь XIX век, а уж после отмены крепостного права – просто расцвела. И были художественные театры, которые занимались художественными поисками. Таким был Художественный театр, который был частным и создавался как антитеза императорским.
Вот это многообразие и нужно сохранить. Но государство, если берет на себя ответственность за театр, должно платить ему нормальные деньги. Артисты императорских театров получали на порядок, а может, и на два порядка больше, чем в частных театрах и антрепризных. Платить артистам деньги, на которые те просто не могут существовать, неправильно.
«НГ» обратилась к руководителям нескольких ведущих московских театров, попросив их прокомментировать предстоящую «театральную реформу». Были заданы два вопроса:
1. Что вы знаете о театральной реформе: сроки, содержание, последствия?
2. Если для вашего театра будет существовать реальная угроза, что вы будете делать?
═
Сергей Арцибашев, художественный руководитель Театра им. Владимира Маяковского
═
1. Я, как говорят, не в теме. Никакой конкретной информации нет. Государство нам и так не много помогало, а теперь что же – вообще все погубить? Мне кажется это совершенно непродуманным. Уже достаточное время и так заставляют театры заниматься не творчеством, а выживанием. Что же делать, если у государства нет денег, чтобы содержать культуру. Ну будет, как в прошлые времена, несколько театров – талантливым молодым актерам невозможно будет туда пробиться. Совершенно не останется возможности для развития, роста, для творческого разнообразия. Нам кивают на Запад, а Запад всегда смотрел на нас и завидовал: государство поддерживает репертуарные театры, актеры имеют возможность годами играть хорошие роли в замечательных спектаклях. Что ж, теперь будут вынуждены играть уже в других пьесах на потребу публике. Если думать о развитии театра, то надо вкладывать и вкладывать, а не оставлять в живых несколько театров.
2. Про будущее думать сложно. Кто сможет выкрутиться, будет существовать, а кто не сможет – не будет.
═
Лев Дуров, главный режиссер Московского драматического Театра на Малой Бронной
═
1. Конкретно про реформу ничего не знаю, нам ведь ничего не говорят, но уверен: как любая реформа в нашей стране, она будет со знаком «минус». Репертуарные театры будут брошены и тихо физически погибнут. Даже самые кассовые театры без дотации не выживут.
2. Что можно предпринять, не знаю. Искать богатых коммерсантов, спонсоров – не умею. У артистов все оружие – пипетки, а у них – танки и ракетки. Так что все знают, чем кончается сопротивление из пипеток, – брызнем пару раз и все. Когда им надо помочь, они просят: ребята, придите, поддержите... А потом в одну минуту все забывают и пытаются экономить именно на культуре. Некоторые режиссеры, обязательно такие найдутся, у кого есть богатые друзья, скажут, что это замечательно – им легко это говорить.
═
Марк Захаров, художественный руководитель Театра «Ленком»
═
1. О реформе театра ничего не знаю. Знаю только, что у нашего мэра на этот счет существует свое мнение, которое я разделяю. Он считает, что театр сам живет и сам умирает. И главное – не мешать ему жить и не мешать умирать. Я когда-то уже давно думал и говорил о том, что при московском правительстве нужно было бы создать независимый экспертный или попечительский совет, состоящий не только из режиссеров и актеров, но и из представителей других направлений искусства, авторитетных деловых, общественных деятелей, которому можно было бы доверять. В таком мегаполисе, как Москва, теоретически, думаю, подобное возможно, как, например, у наших друзей в Германии. Там долго существовал театр Шаубюне, который долго возглавлял Петер Штайн. Но в один момент совет решил, что должен прийти другой человек, – и ничего не случилось. А как на самом деле может сложиться – не знаю.
2. Как поведу себя, если будет умирать мой театр, – не знаю. Театр ведь живой, он рождается, поднимается, попадает в кризис, возрождается... Но у нас пока, слава Богу, все как будто бы нормально.
═
Роман Козак, художественный руководитель Театра им. А.С. Пушкина
═
1–2. Коротко могу сказать, что последствия будут незамедлительны и катастрофичны. Казначейство – убийство существующих репертуарных театров. Кстати, нашего театра последствия уже коснулись. Я всеми путями ищу способы выживания, но отношусь к этим поискам совершенно пессимистично. Найти пути выживания без дотации репертуарному театру невозможно.
═
Юрий Любимов, директор и художественный руководитель Театра на Таганке
═
1. Я плохо знаком с содержанием театральной реформы, так же, как, полагаю, и мои коллеги. Но, думаю, прежде чем начинать какие-то реальные действия, составлять какие-то списки дотационных, являющихся «национальным достоянием» театров, нужно поговорить с режиссерами, директорами театров. Инициаторы реформы должны хорошо подумать, кого пригласить для диалога. Разговор сначала должен проходить в узком кругу, иначе получится базар, а потом уже более широкое обсуждение. И обязательно разумное, спокойное, с точным обменом мнений нашего театрального начальства с приглашенными. Надо реально смотреть на вещи – хозяева они, они правят, а не мы. Элитарный репертуарный театр – действительно достояние страны. Но многие театры, которые государство не в силах прокормить и которые не приобретут своего зрителя, сами исчезнут.
2. Что касается социального заказа, то для меня главное – могу я или не могу действовать самостоятельно. Если заказ для меня будет интересен – приму, а не интересен – не приму. Но сегодня без контрактной системы, конечно, в театре ничего не получится.
═
Михаил Ульянов, художественный руководитель Театра им. Евг. Вахтангова
═
Разговоры о театральной реформе слышим друг от друга, никто ничего конкретно не говорит. Ну понятно, что будут поддерживать некоторые театры, а кого и как их будут отбирать – непонятно. Хочется, конечно, надеяться попасть в этот список – шансы-то у нас у всех одинаковые. Совершенно ясно, что театров станет намного меньше. Думаю, у властей такая мысль: а давайте попробуем, авось что и получится. Мы же привыкли сначала все рушить до основания, а затем...
2. Будем что-то делать, пытаться выжить. Вы представляете Арбат без Вахтанговского театра?
Опрос подготовила Нелли Поспелова
