«Нулевая отметка» в Нью-Йорке: зримый образ всемирного разрушения.
Фото Reuters
В современном мире мы вынужденно пользуемся понятиями и категориями, содержание которых существенно изменилось. То, что кодируется сегодня словом «терроризм», в действительности терроризмом – в прежнем понимании данного термина – уже не является. Фактически это особый политический инструмент, элемент системы управления, которая носит динамичный, «акупунктурный» и неопределенный, «хаососложный» характер.
В мире складывается несколько футуристических конструктов, моделей глобального организма. Наиболее простой и чаще всего используемый – концепт глобальной империи, понимаемой как американская империя (или «империализм по Бушу»). Это достаточно прописанная и внятная схема. Другой подобный концепт обычно связывают с понятием «транснациональная элита», которая выстраивает асимметричный геоэкономический универсум – систему глобального контроля над ресурсными потоками планеты.
Следующий уровень, становящийся все более влиятельным, связан с экспансией сетевых организаций, базирующихся на существенно иных принципах. Это гибкие, амбициозные корпорации, выступающие как вполне самостоятельные, динамичные субъекты, и производят они порой чрезвычайно эффективные действия. Сетевые организмы функционируют на основе паутины множества горизонтальных связей. В качестве внятной аналогии я бы сослался на «вирусные» атаки или на поведение «червей», «троянов» в электронном пространстве.
Эти и другие социальные новации стимулируют аналитиков выстраивать новый категориальный аппарат, ибо в настоящий момент отсутствует адекватный динамичной реальности язык для описания соответствующих явлений. Государственные аналитические службы и административный аппарат не смогли справиться с вызовом времени, требующего выраженного креативного, а не бюрократизированного подхода. В результате страна оказалась не в состоянии перестроиться на борьбу с новыми, нешаблонными видами угроз. Государство в возрастающей степени вкладывает средства в «борьбу с терроризмом», однако граждане (включая сотрудников госаппарата) все меньше полагаются на меры коллективной безопасности, отдавая предпочтение системам индивидуальной защиты.
Главная примета происходящих перемен – уровни риска возрастают столь сильно, что уже не страхуются привычными средствами и существующими институтами.
═
Диффузная война
═
Итак, в динамичном и меняющемся мире возник принципиально иной класс угроз. Это борьба не только в сфере политики и экономики, финансовых и технических возможностей, организационных принципов и технологических решений, но прежде всего борьба интеллектов, мировоззрений, борьба кодекса поведения прежних институтов цивилизации – и начал какой-то иной культуры. В не ограниченной моральными и административными препонами деятельности легальных и иллегальных организаций неформальный стиль и гибкость оказываются существенным преимуществом. Именно с этим столкнулось государство и в «феномене 11 сентября», и в трагедии Беслана.
К тому же чрезвычайные ситуации предоставляют уникальные возможности для решения – под прикрытием момента – каких-то побочных или вовсе посторонних задач, притом с трудом реализуемых в обычных условиях. Противостоять подобным искушениям оказывается совсем непросто.
Мир испытывает воздействие весьма диверсифицированных, определенным образом мотивированных организованностей, использующих для достижения своих или чужих стратегических целей террористические методы и широкий спектр средств, созданных высокоиндустриальной/постиндустриальной цивилизацией. Политический и идеологический компоненты, а также концептуальное и стратегическое целеполагание продуцируют максимальные усилия членов подобных организованностей, вплоть до готовности совершать чудовищные с точки зрения человеческой морали деяния. Обильное финансирование – другой важный компонент.
В середине 90-х гг. Иоанн Павел II предупреждал о распространении в мире «культуры смерти»; сейчас данное определение приобретает дополнительный и, пожалуй, более мрачный смысл. Цивилизация столкнулась с широким спектром агрессивных действий прямого и косвенного характера, против которых у нее нет адекватной защиты.
Нынешние системы обеспечения общественной безопасности были созданы для борьбы с системами нападения государств или их коалиций, по крайней мере с агрессией отчетливо выраженных институтов, с чем-то, что как минимум имеет географически локализуемую институциональную структуру. А против нового класса угроз, против типологически новых, «распыленных» по планете субъектов эти системы не работают, их мощь уходит в песок.
На планете возникает феномен «диффузных войн», происходит диффузия временных и пространственных границ конфликтов, их субъектов и объектов, применяемых средств, мишеней и методов ведения боевых действий.
═
Эффект бабочки и принцип домино
═
Сетевая типология позволяет быстро адаптироваться к меняющимся внешним условиям. Именно в этом направлении действуют сейчас некоторые крупные транснациональные корпорации, приспосабливаясь к изменчивой геометрии глобальной экономики и новым формам конкуренции.
По понятным причинам корпорации – образования куда менее инертные, чем бюджетные структуры, к которым относятся и вооруженные силы, и спецслужбы, и общественные системы безопасности в целом. Но теперь им также приходится перенимать сетевые правила игры, сравнивать ключевые преимущества/пороки децентрализации и автономии с конкурентоспособностью привычных вертикальных командных линий.
Системный терроризм имеет несколько аспектов. В частности, новый терроризм учитывает взаимосвязанность мира, системный характер протекающих в нем процессов, предъявляя соответствующую стратегию угроз. Его акции строятся на принципе домино, а менталитет организаторов напоминает стиль мышления опытных шахматистов, способных просчитывать последствия, идти на обманные комбинации и конъюнктурные жертвы.
Обращает на себя внимание значение символических объектов, жестов и процедур в новой стратегии действий. В сложном, глобализированном обществе неизбежно возникает эффект бабочки, когда внешне незначительное событие в одном месте способно вызвать лавинообразные последствия в другом. Скажем, в сфере общественного сознания или в среде финансово-экономических операций, хотя и хорошо управляемой, но все же достаточно уязвимой для подобных системных воздействий.
Меры же, предпринимаемые в борьбе с системным терроризмом, подчас напоминают поведение слона в посудной лавке. Бюрократия умеет избегать провалов, по крайней мере публичных, но реальному развитию соответствующих структур и механизмов это явно не способствует.
В свое время на Бишкекской встрече по безопасности в Центральной Азии (2001 г.) автором была сформулирована «эколого-антитеррористическая концепция» – основанная на экологических постулатах методология противодействия терроризму, наркотрафику и другим негативным явлениям. Суть концептуальной схемы – отход от рефлекторной политики (пассивной по своей идеологии «борьбы с симптомами») и переход к системным действиям, типологически схожим со стратегией противостояния вирусным эпидемиям или экспансии нежелательных популяций: «обеспечение социально-экономического благополучия населения», «разрушение социального потенциала антисистемы», ее «финансовая стерилизация», «подрыв патогенной среды обитания» и т.п.
═
Исчерпание технологий
═
Феномен «нового терроризма» меняет скорее восприятие окружающего мира, нежели сам мир, являясь, в свою очередь, симптомом более глубоких и фундаментальных перемен. Это напрямую связано с другой актуальной темой – дефектом существующих систем стратегического анализа и планирования.
Иррациональность мира измеряется в конце концов степенью нашего невежества относительно реального положения вещей. Дело даже не в том, что глобальная трансформация долгое время не осознавалась в своей неоднозначной полноте. Равно непознанными оставались ее корни и катализаторы – бюрократический механизм в принципе плохо приспособлен к преадаптации, к борьбе с тенью будущего, то есть к реальному противостоянию еще не реализовавшимся угрозам.
Кроме того, упускается из виду, возможно, центральное обстоятельство – заметную роль играют не только совершенство процедур, но и состояние критических для ситуации личностей, не только технологии и замыслы, но также ценности и мотивации.
Цивилизация, переходя в иное качество, сталкивается с новым классом угроз всерьез и надолго. Разрабатываются и апробируются различные средства и техники обеспечения безопасности. Но и здесь отчетливо присутствует привкус технологического, «инженерного», оперативно-тактического подхода. Сейчас, однако, приходится задумываться не столько о повышении эффективности существующих систем и подходов, сколько о принципиально иных путях обеспечения стратегической стабильности, об альтернативных концепциях действий, о целенаправленном изменении самих правил игры. Именно постижение складывающейся структуры мира и начал ее идеологии может дать ключ к повышению эффективности борьбы с терроризмом как явлением в целом.
Дефицит стратегического мышления проявляется не в отсутствии грандиозных целей, а в непонимании взаимосвязи происходящих событий, их логики. И, соответственно, – в мистификации, мифологизации, драматичном упрощении реальности. Подобное положение вещей сплошь и рядом вызывает управленческую фрустрацию, а в итоге слишком часто приходится сталкиваться с гипертрофией прежней логики, с надеждами на совершенствование уже существующих подходов и технологий, что означает их фактическую консервацию, правда, «на новом уровне».
Сейчас, в новой психологической атмосфере, ведутся активные дебаты о жизненной необходимости ограничить некоторые ключевые свободы, о разрешении спецслужбам доступа к приватной информации. И вновь надежды возлагаются на технологии – информатику, биометрику, цифровые коды, телекоммуникационные системы, эволюция которых начинает угрожать основной ценности современной цивилизации – свободной личности. Подобное стимулирование продвижения к универсальному («тотальному») уровню контроля над социальным пространством меж тем входит в противоречие с базовыми принципами гражданского общества, ведет к его окостенению.
Это порочный круг. Подобный сценарий является на деле тупиком цивилизации, ее логическим концом. Это ответ ржавеющего охранительного механизма растущему организму, стремление переломить, а не оздоровить логику развития. Возможно, с технологической точки зрения задача тотального контроля и может быть решена, но приведет она к созданию еще большей угрозы. При таком подходе в конечном счете получается, что основной источник опасности – сама свобода.