По законам военного времени

Это война. Вам сказано русским языком, по-моему, это очевидно; кому неясно – сказано президентом. Люди, которые не верят, что это война, могут требовать внутреннего расследования, они могут еще чего-то требовать, наверное. Но поскольку для меня совершенно очевидно давно было, что это настоящая война, то на войне существуют законы военного времени, в которых некоторые публичные процедуры отменяются.

Погоны срывать надо было давно и надо будет срывать и дальше. Тот факт, что у нас в стране на разных уровнях бардак, по-моему, никто не пытался скрывать. Это свойство российской организации, наверное, даже и векового характера. Конечно, с этим надо бороться, создавать какие-то очаги организации в рамках этого хаоса, особенно в условиях войны. И, наверное, они создаются крайне жесткими методами. Я вообще хочу сказать людям, которые призывают строить, срывать и так далее (причем часть этих людей испытывает некие опасения в отношении своих свобод, прав, характера нынешнего режима): они же должны понимать, что всякое наведение порядка в данном случае связано с усилением именно авторитарной, силовой составляющей. Единственная возможность быстро установить порядок (а когда речь идет о войне, это надо делать быстро) – это, безусловно, усиление авторитарной составляющей. Никаких других средств нет. И это возможно сделать быстро.

У меня, к сожалению, все время создавалось впечатление, что наше политическое руководство не готово принимать жесткие меры – несмотря на то, в чем его любят обвинять различные товарищи. Оно понимает их необходимость, но делать какие-то шаги, действительно серьезные, оно было не готово. Я думаю, что сейчас это его конституционная обязанность. Потому что президент правильно сказал, что на нем лежит ответственность за сохранение страны, целостности ее, за защиту ее безопасности. Это его конституционная обязанность. Он обязан теперь, если он сам произнес слово «война», и я жду от него, что он предпримет некоторые шаги.

Я не хочу расшифровывать то, что сказал президент. На мой взгляд, он прав, что сразу не обрисовал 20 пунктов реформ и не выпустил пакет указов, потому что такие вещи не делаются моментально. Наверное, что-то было подготовлено, что-то не было подготовлено, что-то возникает в процессе. Но то, что логично проистекает, для меня, в общем, довольно понятно. Я начну с простого, а потом перейду к более сложному.

Простое – это то, что называется антикризисная система управления. Антикризисная система управления – это отказ от той настырно сохраняемой квазилиберальной тенденции в экономике, которая у нас есть. Примером ее является наш нынешний бюджет. Это бюджет ультралиберальный, причем государство само не либеральное, и правительство не либеральное, а бюджет либеральный. Либеральный бюджет страны, перед которой нет вызовов, нет никаких угроз, а есть только одна светлая задача – как можно быстрее интегрироваться в крайне дружественное к нам мировое сообщество, которое просто ерзает на стуле и ждет, как мы в него интегрируемся. А мы что-то никак не интегрируемся.

Я очень плохо относился к начальнику Генерального штаба, который отправлен в отставку, но непосредственно перед тем, как его выпихнули, он почему-то вдруг решил сказать правду. На заседании правительства он сказал, что военный бюджет не дает надежд на восстановление обороноспособности. Это правда. Военный бюджет надо увеличивать кратно, и для этого есть ресурсы. Более того, это в принципе в интересах экономического развития. Потому что с оборонным комплексом у нас связаны отрасли, которые единственные – кроме них, ничего нет – составляют инновационный высокотехнологический сектор российской экономики.

Давайте без ерничества, серьезно посмотрим на то, что происходит. Есть Чечня, которая не случайно возникла, не случайно развивалась и представляет собой типично управляемый конфликт, причем во все большей степени. Есть радикальный исламизм, который зрел долго, а вызрел в то, что он сейчас собой представляет, в Афгане на деньги из Залива, то есть монархий Залива, и американского ЦРУ, – примерно паритетное финансирование, они долго финансировали его в огромных масштабах, выкармливали его против СССР. И у тех, и у других были свои цели, в частности у монархий Залива была цель отвести социальный динамит из-под себя в сторону, потому что иначе бы он их взорвал. Ведь взорвать бомбу в Газе или в Эль-Фаллудже нетрудно: взял и взорвал, для этого не нужно ни особой организации, достаточно ячейки, ни особых затрат, ничего не нужно. А для того, чтобы экспортировать эту штуку по миру, нужны центры и средства, центры планирования.

А теперь посмотрим на то, как развивается эта ситуация в России, и мы увидим, что у терактов совершенно не кавказские задачи. Это вообще не терроризм. То, что произошло – я в одном из интернетных текстов эту фразу нашел, – это не терроризм, это диверсия. Это совершенно разные вещи. Террориста интересует общественное мнение, эффект, который он производит, интересует телевизор. Диверсанта интересует цель. Цель – подрыв Российского государства.

Раз за разом государство Российское ставится перед чудовищным выбором, который система нефашистского типа не может выдержать. Либо же мы должны встать на колени перед бандитами, капитулировать, таким образом делегитимизировать власть. Дело не в том, что кому-то стыдно стоять на коленях ради жизни детей, ради жизни людей. Дело в том, что после этого государство исчезает, оно просто исчезает как управляющая структура. Кроме всего прочего, эти требования связаны с системной дестабилизацией в тех точках, которые избраны как точки подрыва, в первую очередь Кавказ. То есть сразу ситуация на Кавказе рушится. И дальше идет домино.

Смотрите на США. Они подверглись страшной атаке. Погибло огромное количество людей. Представляла ли эта атака какую-то опасность для американского государства, для конкретной американской власти, то есть для Буша, для его политических сторонников – неоконсерваторов? Нет, они прямо говорят, что страшно выиграли от 11 сентября. 11 сентября дало им в руки огромное количество козырей. Это факт, признаваемый ими самими. То есть ни перед каким таким судьбоносным выбором, кроме как мочить Ирак в геополитических интересах США или не мочить, Буш не стоял. Выбрал, естественно, лучшее, то, что ему казалось лучшим. Где теракты? Где теракты в Америке? Вы представляете, какая инфраструктура нужна была для того, чтобы организовать 11 сентября? А сейчас там что-нибудь взорвалось? Собачка какая-нибудь, кошечка взорвалась? Порошок белый они рассылали. Потом самим стыдно стало, и куда-то порошок улетучился. История с порошком сама исчезла бесследно. Хотя там даже люди вроде какие-то умерли. Непонятно, что это было. Куда это делось? Так не бывает. Существует частотность. Посмотрите российские взрывы. Посмотрите там. При этом США сейчас долбят Ирак, они штурмуют мечеть имама Али – святыню, и каждый раз, когда они ищут одного террориста, они бомбят ракетами Эль-Фаллуджу. И ничего. Почему?

Я объясняю – почему. Не потому, что международный терроризм, исламисты не хотят что-то взорвать в США. А потому, что для организации таких акций структуры управления должны направить на это определенного рода финансовые потоки. У США и их партнеров в Заливе остаются колоссальные возможности влиять на то, чтобы эти структуры управления, эти финансовые потоки шли в другую сторону, к нам, решая заодно дополнительную задачу – дестабилизации России, которая представляет по-прежнему для них угрозу.

Я сейчас прочитаю одну цитату, чтобы было понятно. Эдмонд Спенсер: «Сама природа образовала этот барьер в скалистых горах и сильных ущельях Кавказа. Именно здесь Россия наиболее уязвима. Развитие событий и природа страны указывают на это нам как на место, где мы можем выступить против нее с уверенностью в успехе». 1830 год. Этой политике британо-американской 200 лет без малого, холодная война длится 200 лет, она не началась ни в каком там 1946 году или 1917-м, и не кончилась она, к сожалению, в 1991-м, как считают люди, у которых советское образование отбило историческую память.

Когда говорят, что исламизм – наш общий враг, это правда. И они это всегда знали. Но вот еще один момент на тему общего врага. Есть такой город Лондон. Великобритания ведет борьбу вместе с США, борьбу плечом к плечу против исламского фундаментализма, против исламизма, против Ирака и так далее. Город набит, наводнен исламистскими радикальными организациями. Ну, чуть-чуть они их начали после 11 сентября под американским давлением внешне прибирать, хотя все они там остаются. Там не только Закаев, там еще очень много интересных персонажей, которые к России пока еще не имели непосредственного отношения, хотя теперь, может быть, имеют. Что-нибудь взорвать в городе Лондоне? В Испании взорвалось, во Франции французское правительство терроризируют, взяв двух журналистов, и рассказывают, что мы тут с бен Ладеном должны посоветоваться, вот как он нам скажет, так и будет. А в Лондоне ничего не взрывается.

Давайте вспомним, как в Лондоне взрывалось, когда они имели дело с силой, которую они реально не могли контролировать, – Ирландской республиканской армией. Ничего не могли сделать, взрывалось за милую душу каждый день. Я не хочу, это не какая-то зависть или злорадство, я не хочу, чтобы взрывалось в Лондоне или Нью-Йорке, ни в коем случае. Я просто хочу, чтобы мы раскрыли глаза и обратили внимание на некоторую странную, казалось бы, закономерность. Мы должны понимать, кто реально стоит за направлением движения мирового исламизма. Понимая это, мы должны уметь с этим бороться. Еще раз говорю: общий враг. Гитлер был общим врагом с нашими нынешними союзниками по антитеррористической коалиции. И что-то они не сильно были нашими друзьями. Вот такой простой вопрос: оставалась ли Россия потенциальным противником для США и Англии? Конечно, да. В течение всей войны. И наоборот.

Существует разница между страной, которая умеет объединиться со своим противником против общего врага, и страной, которая идентифицирует себя автоматически со своим потенциальным противником и дает возможность по-братски поделиться общим врагом и себя уничтожить, и решить сразу две задачи одновременно, то есть утопить исламизм в России и утопить Россию в исламизме. После чего можно организовать здесь некий порядок.

Никого нам на свою сторону привлекать не нужно. Мы же как раз все время занимались тем, что привлекали на свою сторону. А они не привлекались. Вся наша политика посвящена этой самой привлекательности, начиная с экономической политики, которая связана с привлекательностью: мы инвестиции привлекаем, в результате у нас ничего не развивается, инвестиций нет; мы имиджем занялись, имиджестроительством, чтобы нас полюбили. Вот непонятно: а за что нас должны полюбить? За то, что мы сильные, мощные и сами можем их в бараний рог скрутить, хотя бы в области экономической конкуренции, или за то, что мы слабенькие и готовы сделать для них все что угодно и встать в любую позу? Вот какой имидж в данном случае дает больший эффект с точки зрения популярности? Если взять конкретные вещи, то давайте откровенно скажем, что мы осуществляли политику на Кавказе не так, как нужно было России, не так, как мы с вами считали нужным, а так, как, мы считали, будет более-менее принято международным сообществом. В этом разница между нашей политикой на Кавказе сейчас, предположим, и 150 лет назад.

Мы не просто были непоследовательны, а мы занимались пиаром, мы были ограничены, мы все время были со связанными руками. Потому что мы хотели привлечь их на свою сторону. Если мы действительно считаем, что у нас общий противник, и они считают, что у нас общий враг, враг страшный и опасный, то они сами привлекутся на нашу сторону, они без нас обойтись не могут. Мы должны быть сильными, мы должны быть самодостаточными в определенной степени, мы должны быть субъектами, простите за выражение. Тогда мы сможем привлекать на свою сторону, тогда мы сможем отстаивать в этом процессе свои интересы, тогда мы можем в том числе и играть на этом поле, в том числе и на исламском поле. Потому что самое худшее, что можно себе представить, – это стравить Россию в лоб с исламским миром.

Они очень не любят, когда Россия начинает выстраивать отношения, например, с отдельными арабскими странами и режимами. Не любят. И это не обязательно те режимы, которые так уж не нравятся США, это иногда их союзники. Это у них вызывает беспокойство и с точки зрения политических контактов, и экономических, и особенно военно-технических. Не дают. Хотя те хотят.

Сами же они не просто выстраивают отношения: Саудовская Аравия – страна, оккупированная США, страна, где стабильность режима обеспечивается исключительно США. Кстати, именно в связи с этим не надо преуменьшать способность США влиять на политику в Саудовской Аравии или, например, в Катаре. Я не знаю, имели ли наши спецслужбисты реально отношение к убийству Яндарбиева или нет. Но это страна, которая не отдавала Яндарбиева, и США откровенно и публично говорят: они сами справились, мы им только информацию подбросили. Это союзник? Это их страна – Катар, она у них полностью в кармане, у них база там находится, которая занимает полстраны, там солдат больше, чем населения. И кого мы должны привлекать? Мы себя должны привлечь на собственную сторону. А не находиться в постоянной войне с собственной властью. Во время войны с собственной властью не воюют, это называется «пятая колонна».

Текст подготовлен по материалам программы «Персонально Ваш», вышедшей в эфир радиостанции «Эхо Москвы» 07.09.04.