Здесь похоронен генерал Зия уль-Хак. Он вовлек Пакистан в войну с Афганистаном и сам погиб при загадочных обстоятельствах.
Ворота без забора
«Мы на Хайберском перевале – воротах из Средней в Южную Азию. Через нее сюда пришли войска Александра Македонского, Тамерлана, Бабура┘ Впереди по обеим сторонам дороги, укрепленные посты пакистанских войск. Через них проходит «линия Дюрана» – прорисованная британским чиновником граница между Пакистаном и Афганистаном», – рассказывает капитан корпуса Хайберских стрелков Шафти Хан.
Мы стоим на смотровой площадке у горного перевала. Рядом зачехленная зенитная пушка. По краям горной расщелины, через которую проходит дорога, безлесные скалы. Впереди – вид на долину, куда, напрягая моторы, уходят по извилистой дороге грузовики и автоцистерны. Где-то там, в нескольких десятках километров, находится афганский город Джелалабад.
Пакистанские пограничные пункты уже не первый год служат местом притяжения для туристов. Раньше Хайбер был вовлечен в войну в Афганистане. В клубе гарнизона хайберских стрелков, что находится вблизи перевала, главным образом с той поры собралась целая выставка памятных фото американских и турецких генералов. Побывали здесь и просто знаменитости вроде принцессы Дианы и киноактера Роберта Де Ниро.
Беседа с командиром корпуса хайберских стрелков (в действительности это не более чем бригада) полковником Мухаммадом Шахидом идет о сегодняшнем дне прилегающей к границе «зоны племен». Его солдаты несут здесь охранную службу, временами подключаясь к войсковым операциям. В горной местности граница никак не обозначена, и ее мало кто соблюдает.
Месяц назад войска перебрасывали в район Джамруда в Южном Вазиристане, что немного далее к югу. Собственно боев не было – солдаты произвели аресты «чужеземцев», пришедших из Афганистана. Об этом договорились с главами местных племен. В приграничных районах, где живут пуштуны, еще с колониальных времен сохранилась система косвенного управления: племенные вожди признают центральную власть в Кабуле и получают от нее средства на местные нужды, а правительство практически не вмешивается в их дела.
– Насколько отвечает система власти маликов (вождей) нынешним условиям жизни в приграничье?
– Не очень, – считает полковник. – Пуштунская молодежь ныне хорошо представляет, как живут люди в других местах. И сама хочет жить так же, иметь возможность учиться в обычных школах, пользоваться хорошими больницами. Иметь у себя нормальные органы власти. Ее уже не устраивает потомственное правление вождей племен.
О том, какова ситуация по афганскую сторону границы, полковник, как и все пакистанские военные, говорит в общих чертах. Ясно лишь одно: кабульские власти мало контролируют страну, на местах правят полевые командиры.
С Хайберского перевала возвращаемся в Пешавар, столицу Северо-Западной пограничной провинции. Вдоль дороги кишлаки, по цвету мало отличающиеся от гор: станы в виде глинобитных прямоугольников, внутри – стены отдельных дворов. Кругом голые скалы или глина. Муссонные дожди, пришедшие в Южную Азию, хлещут где-то над Индией и над югом Пакистана, а сюда доходят жалкие остатки.
Пешавар – большой город с коричневато-серыми домами. В центре старой архитектуры давно не крашенные строения, скопления лавок. Вокруг толпа в национальных одеждах, на которую с опаской посматривают полицейские, – мало ли что здесь может произойти с иностранцами. Автоматы в их руках выглядят как нелишние. Город еще не перевернул окончательно страницу прошлой войны.
Здесь много афганцев, сохранился лагерь беженцев, но многие уже рассеялись по городу, провинции, Пакистану. Они не хотят возвращаться на родину, где все еще неспокойно и где кусок хлеба дается большим трудом, чем здесь. Со своей стороны, пакистанцы жалуются на проблемы, которые порождает это присутствие: преступность, проституцию, наркоторговлю.
При Пешаварском университете действует Центр по изучению России, стран СНГ и Средней Азии, один из группы региональных исследовательских институтов, созданных еще при Зульфикаре Али Бхутто. Его ученые интересуются и проблемами географически близкого Афганистана. Они признают, что пакистанцы были вовлечены в афганскую войну – вместе с США оказывали поддержку моджахедам, а позднее стали спонсорами талибов. Все переменило 11 сентября 2001 года – тогда Пакистан был вынужден отказаться от поддержки талибов и стал на позиции противодействия «Аль-Каиде». Ситуацию в Афганистане эксперты характеризуют как нестабильную. Они неодобрительно высказываются о той части афганского руководства, которая представляет Северный альянс – жалуются на «засилье панджшерских таджиков» в правительстве Афганистана.
Умеренность – главный ориентир Исламабада
Магистраль Пешавар–Исламабад – своего рода выставка пакистанской военной мощи. В одном месте вблизи дороги выставлен самолет – китайский вариант МиГа, нечто вроде указателя пути к военному аэродрому. В другом месте у таблички с надписью «артбригада» стоит пушка. В городе Таксиле возведенный на постамент танк обозначает проходную построенного с китайской помощью танкового завода. Везде военные держатся заметно, они – главный устой режима. Не случайно президент Первез Мушарраф не оставляет поста командующего сухопутными войсками.
Столица страны Исламабад построена как бы для тех, кто не любит переполненности азиатских городов. Аккуратное сосредоточение зданий правительства и несколько просторных магистралей. Вокруг кварталы вилл, обозначенных, как на топографической карте, сочетаниями букв и цифр. Кругом зеленые насаждения. Город построили как столицу – по единому плану в живописных предгорьях.
В исламабадских правительственных канцеляриях и в авторитетном Институте стратегических исследований (ИСИ) при МИД Пакистана разговоры в основном касаются новой политики страны.
«После 11 сентября 2001 года Пакистан взял курс на решительную борьбу с международным терроризмом, – говорит министр информации страны шейх Рашид Ахмед. – При этом мы считаем, что неправильно называть террористов исламскими, ведь существуют экстремисты, исповедующие другие религии». Согласно разъяснениям министра, Пакистан ныне стремится вести активную внешнюю политику, направленную на обеспечение развития страны. В этих целях в дополнение к существующим близким отношениям с Китаем и США взят курс на развитие связей со странами Евросоюза, Россией, на разрешение проблем с соседней Индией.
Министр упомянул установку Мушаррафа на «просвещенную умеренность». Это часто звучит в Исламабаде. В сочетании с названием страны Исламская Республика эти слова отражают идеологию режима: умеренный исламизм. «Умеренность» предполагает борьбу с экстремизмом, однако власти на многое не решаются, очевидно, из-за боязни раскачать лодку. Так, правительство уже давно грозит закрыть радикальные медресе – рассадник экстремизма, однако до сих пор на это не пошло.
В соседнем правительственном здании заместитель министра образования Саид Хассан сообщил о выработанном его ведомством плане «финансовой подпитки» медресе из госбюджета: школы нанимают преподавателей естественных наук, а государство платит им зарплату. Иными словами, взят курс на инкорпорирование частных религиозных школ в общую систему образования и оказание влияния на их программы.
В этих условиях вывеска «исламский» не всегда имеет сугубо религиозное содержание. Таков, например, Международный исламский университет, разместившийся на территории просторной мечети короля Фейсала в Исламабаде: большинство его выпускников получают дипломы, к теологии отношения не имеющие.
В Исламабаде, как и на улицах других городов, много охраны: военных, полицейских и частных лиц с оружием и в форме. Кое-где перекрыты целые кварталы. Так, в посольский район столицы, в том числе в российское посольство, можно проехать лишь в сопровождении дипломатической машины. В Карачи по тихой улице Аль-Рашида не пройти – там генконсульство США. Постовые предлагают сделать большой крюк и «нигде вокруг ничего не фотографировать». Решительность этих указаний подкрепляет броневик, стоящий напротив.
И все же главное измерение антитеррористического курса Пакистана – внешнее. После 11 сентября Исламабад отвернулся от талибов и получил за это от Вашингтона статус «союзника, не входящего в НАТО». Теперь от «невходящего» добиваются большего.
– Собираетесь ли вы послать своих миротворцев в Ирак?
– Нет, мы к этому не готовы.
Так ответил высокопоставленный руководитель пакистанского МИДа, но тут же поспешно оговорился:
– Это не интервью.
Буквально в те же дни в Дели и Исламабаде побывал заместитель госсекретаря США Ричард Армитедж. Официально с ним «вопрос о направлении пакистанских миротворцев в Ирак не обсуждался». Но неофициально стало известно, что в это же время сюда пришел запрос на миротворцев от генсека ООН Кофи Аннана. Президент Мушарраф такие просьбы окончательно не отвергает, но оговаривается: пусть откликнутся и другие, особенно исламские, страны. США, как известно, прямо и через иракцев обращаются и к «другим», притом не только к исламским странам вроде Египта и Турции, но и к Индии.
Колебания Мушаррафа можно понять, поговорив с представителями пакистанской политической элиты. В разговорах с ними обнаруживается, что многие симпатизируют Саддаму как «жертве агрессии», некоторым даже Усама бен Ладен по душе. Иракская война лишь усугубила исламистские симпатии, в частности, из-за того, что была начата со ссылкой на ложные данные о программах ОМУ в Ираке, говорят эксперты. Политологи Лахорского университета менеджмента, во всех отношениях современные и знающие люди, не верят, что глава «Аль-Каиды» мог устроить теракты в США. Он идеолог, выступавший с политическими призывами, а не практик, уверяют они.
Аргумент, что известны конкретные исполнители сентябрьских атак, связанные с «Аль-Каидой», на собеседников не действует. Подтасовка, затеянная «врагами ислама», да и только, парируют они.
Есть, правда, и иные мнения. «Конечно, к терактам причастен бен Ладен, – говорит Рауф Шейх, редактор влиятельной газеты The News в городе Лахор. – Я его видел лично – в свое время брал у него интервью. Это незаурядный человек, сотрудничавший с американцами во время афганской войны на юге Афганистана. Позднее американцы потеряли к нему интерес, и бен Ладен поднял оружие против них». В ответ на вопрос, правда ли, что бен Ладен нашел себе убежище в «зоне племен» в Пакистане, журналист качает головой. «Нет. Главарь «Аль-Каиды» в действительности скрывается в малодоступной местности в Афганистане, куда даже американцы не решаются высадиться. Он там настолько хорошо обосновался, что разместил в нескольких местах оборудование для проведения медицинского диализа – у бен Ладена больные почки». Рауф Шейх говорит, что не раз подвергался угрозам со стороны исламистов за публикацию в своей газете статей об источниках финансирования пакистанских экстремистских группировок.
Эксперты исламабадского Института стратегических исследований (ИСИ) в Ислабамаде подчеркивают, что антитеррористический курс Мушаррафа носит долгосрочный характер. По их словам, Пакистан будет и далее развивать сотрудничество с США, но в то же время будет исправлять наблюдавшуюся в прошлом односторонность внешнеполитических интересов. С этим связаны визиты Мушаррафа в страны Европы, его прошлогодний приезд в Россию. У пакистанцев возникают опасения по поводу якобы наблюдающегося в последнее время американо-индийского сближения. Это, считают они, побуждает Исламабад к самостоятельной, активной внешней политике.
Есть и еще один мотив для повышения активности Пакистана «по всем азимутам» – экономический. В прошлом году ВВП страны вырос на 6%, и это внушает оптимизм. Однако иностранных капиталовложений мало. Особо остро реагируют пакистанцы на усилившееся отставание от соперника – Индии. Пока отмечена лишь повышенная заинтересованность в пакистанском рынке и инвестициях в эту страну со стороны нового экономического гиганта – КНР. Пакистанцы заинтересованы в развитии торговых связей и сотрудничества с Россией, но пока им не очень удается наладить связи с российским частным сектором и найти перспективные проекты.
По мнению официальных лиц, Россия могла бы принять участие в реконструкции металлургического комбината в Карачи, в свое время построенного при советской помощи. Есть еще один перспективный проект – строительство газопровода из Ирана в Пакистан и далее в Индию, однако претендентов на участие в тендере на него из России пока не видно.
В ряду основных ориентиров политики Исламабада есть такой, от которого пакистанцы не намерены отказываться. Это курс на наращивание ракетно-ядерного потенциала. Исламабадские чиновники и политологи оправдывают его существованием ядерного оружия у Индии и вспоминают высказывание Зульфикара Бхутто: «Будем есть траву, но создадим атомную бомбу». И не скрывают, что вслед за созданием и испытанием ракеты средней дальности их конструкторы перешли к созданию более дальнобойной ракеты.
– Раз уж Пакистан создал бомбу, теперь, наверное, он может подписать Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО)?
– С такой идеей выступил в печати бывший замгоссекретаря США Строуб Тэлботт, однако он хочет ограничить права новых ядерных держав Пакистана и Индии, – говорит гендиректор Института стратегических исследований Ширин Мазари. Автор интересной книги о Каргильском конфликте 1999 года, чуть не приведшем к ядерному столкновению между обеими странами, она считает, что такой подход для Исламабада неприемлем. По мнению Ширин Мазари, необходимо оформить полноправное членство Пакистана и Индии в официальном ядерном клубе путем подписания еще одного дополнительного протокола к ДНЯО.
– Что можете сказать по поводу утверждения гендиректора МАГАТЭ Мохамеда Эль Барадея, что Пакистан продал или передал знания в ядерной области 30 странам?
– Это делали частные лица.
По настоянию Вашингтона здесь начато расследование деятельности этих «частных лиц» – сотрудников пакистанской ядерной программы, однако их руководитель доктор Абдул Кадыр Хан уже прощен Мушаррафом. На днях освободили из-под ареста и трех его помощников, находящихся под следствием. В то, что их когда-нибудь предадут суду, здесь мало кто верит. Так считает и Рауф Шейх, редактор газеты The News, кстати, одной из первых сообщившей о ядерной лавке Исламабада. В ИСИ вообще считают, что закон не был нарушен.
Кашмирский узел
Юркий микроавтобус едет по горной дороге на север от Исламабада. Кругом заросшая деревьями и кустарником долина, склоны которой становятся все круче. И несмотря на такую крутизну, то там, то тут видны террасы с посадками. Внизу у бурлящей реки примостились небольшие рисовые поля, залитые водой. Это Кашмир, точнее, контролируемая пакистанцами его часть «Азад Кашмир». Пакистанцы называют его независимым, но держат здесь свою армию. Поездка в Кашмир служит знакомству с кашмирской проблемой, вот уже более пяти десятилетий являющейся яблоком раздора между Дели и Исламабадом.
При разделе бывшей Британской Индии на две части – Индию и Пакистан – англичане не сумели решить судьбу Кашмирского княжества. Обе народившиеся страны стали ее решать по принципу кто расторопнее. Индийцы заняли наиболее важную Кашмирскую долину, которую из-за исключительно благоприятных природных условий часто называют райской. В ней ныне живут свыше 8 млн. чел. В контролируемой Пакистаном горной части проживают 2,9 млн. чел. Спор по поводу окончательного решения проблемы пока ни к чему не привел: пакистанцы, видимо, рассчитывая на мусульманское большинство в Кашмире, настаивают на рекомендованном когда-то ООН плебисците, индийцы же считают вопрос в принципе решенным.
«Перед вами линия контроля. Раньше мы подвергались обстрелам с той стороны, но с ноября прошлого года, когда было объявлено прекращение огня, все спокойно», – разъясняет бригадный генерал Ифтихар Хан, командир военного сектора Чакоти. Он проводит нас на наблюдательный пост по траншее, на дне которой заботливо уложены плоские камни – они отполированы сотнями пар обуви. Потомственный военный Ифтихар Хан считает почетной службу на беспокойном участке границы. Впрочем, термин «беспокойный» может отойти в прошлое – обе страны договорились провести переговоры по всему кругу проблем, включая кашмирскую. Уже принимаются меры по укреплению доверия, нормализации обстановки в районе границы. Извилистую дорогу, по которой мы проехали, ремонтируют – по ней откроется движение в сторону Сринагара, столицы индийского штата Джамму и Кашмир.
Как все же можно решить эту занозистую проблему? Не проще ли навсегда остаться на тех позициях, что заняла каждая сторона? Генерал отвечает контрвопросом: «А как же права населения на той стороне?»
Тупик. Другие же проблемы, похоже, урегулировать сравнительно легко. Восстанавливается авиационное и автобусное сообщение между Индией и Пакистаном, назначены переговоры по вопросам использования водных ресурсов. А по Кашмиру продвижения нет. Хотя Мушарраф призвал к гибкости на переговорах с Индией, никто по эту сторону линии контроля данную установку применительно к кашмирской проблеме расшифровать не может, каких-либо компромиссных предложений не выдвигает. То же самое, похоже, можно сказать и о другой стороне.
Далее к югу, на официально признанной границе между двумя странами в местечке Вагах восточнее города Лахор, есть погранпункт, к которому по вечерам съезжаются жители обеих стран. Там при заходе солнца проходит церемония спуска флагов пограничными нарядами. Ее проводят красиво: отборные пакистанские и индийские солдаты вышагивают парадным шагом, сохраненным еще с колониальных времен, флаги опускают равномерно и согласованно. Зрители с каждой стороны как на стадионе скандируют патриотические лозунги. Военные же держатся крайне дисциплинированно и корректно по отношению друг к другу, стараются даже не расходиться в темпе спуска флага. Похоже, именно они могли бы договориться по сложной проблеме, оставшейся в наследство от первой половины прошлого века.