Иван Стариков Когда у нас беда над головой,
То рады мы тому молиться,
Кто вздумает за нас
вступиться.
Но только с плеч беда долой,
То избавителю от нас же
часто худо.
Все взапуски его ценят,
И если он у нас не виноват,
Так это – чудо.
И.А. Крылов
═
Через двенадцать с лишним лет после начала реформ – скажите, много ли ума потребно, чтоб доказать, что все не так, что можно было лучше? Не много.
Вот, вот┘ О том и мы.
Нас призывают каяться. Винят и либералов в целом, и авторов реформ, что можно было лучше, глаже, тоньше. Что слишком много было компромиссов. Не надо было жертвовать политикой и с олигархами не надо было цацкаться, и в сговор с ними не надо было вступать.
Спасибо, господа. Но что-то припозднились вы с советами. И где ж вы были только, с таким умом, с таким самоотверженным размахом?
Нам бы, конечно, лучше отмолчаться, но больно уж занятен разговор.
Об истории – да в сослагательном наклонении. Позвольте и нам, господа покаянщики, этим правом воспользоваться.
Вы говорите: в России кризис либерализма.
Однако есть Россия. И есть либерализм. Могло быть много хуже.
Кто вам сказал, что было б только лучше?
Пригрезилось вам, лежа на диване?
А варианты Югославии, к примеру, или Косово вами не рассматривались? А почему?
Ведь если вспомнить путч, к примеру, штурм Останкина или историю с хасбулатовским Верховным Советом, то до гражданской войны намного ближе было, чем до кризиса либерализма.
Возьмем еще один пример. Выборы 1996 года с перспективой реванша левых. Кто вам сказал, господа хорошие, что, вернись шестая статья Конституции, мы с вами вышли бы живыми из ренессанса коммунизма?
Ну, проиграй мы в этой страшной схватке хоть пламенному борцу с антинародным режимом, хоть Коржакову и компании, где были б вы, товарищи чекисты? А где страна?
У покаянщиков есть термин: «либеральные правители». Мол, за штурвалом, по-царски развалясь. А правда такова: желающих рулить в ту пору немного было.
Один – к штурвалу, другой пошел за штурмана – прокладывать маршрут. Как-то прекрасный наш писатель Юрий Бондарев, обращаясь к коммунистическим перестройщикам, спросил: «Вот вы подняли самолет, а о посадочной площадке вы подумали?»
Как выяснилось – нет.
Так вот, наш экипаж нашел площадку для терпящего бедствие самолета – страны – России.
Слава либералам – сплаву ума и воли. Людям, что спали по два часа в сутки. Тем, кто не побоялся взяться спасти страну, в которой нет ничего: ни табака, ни водки, ни молока, ни мяса, в которой шоколад из маргарина, а чай и сахар – по талонам.
Еще были анекдоты:
– Вы нам колбасы можете взвесить?
– Можем. Приносите, взвесим.
Какие там валютные резервы? Какие вклады населения? А не хотите – 100 миллиардов долга? И больше нигде в мире уже не подают.
Для тех, кто плохо слышит, еще раз повторю: тех вкладов, что народ на черный день держал в сберкассах, не брали либералы. Не бра-ли! Их не было уже, тех вкладов. Бензином люди обливались, чтоб деньги им вернули. И рубль был дешевле бумаги, на которой напечатан. Был «денежный навес».
И кровь уже была. В очередях за водкой. Как за нее не бить, родную?
А что до табака, так тоже могли бы порешить. Когда дело табак – серьезно дело! Вам автор этих строк такое мог бы про табак поведать┘
Представьте: табачный бунт механизаторов в совхозе. «Коль ты директор, то достань табак. Где это видано, чтоб веники курили!»
В уборку час на счету, и день судьбу решает. Спасаю урожай: быков повез в обмен на сигареты. За триста с лишним верст! На бийскую табачную. Три часа в приемной отсидел. Зашел к директору, упал на колени, башмаки облизал. Уговорил принять безвозмездный дар хлеборобов. Привез в деревню бракованную «Приму»! Скрученные в жгут сигареты. Ночью нарезали! И тут же из-под ножниц – на поля. Поштучно мужикам и поименно, чтобы комбайны не остановились.
Мы победили. Мы – либералы – провели страну над бездной, мы уберегли народ от крови. От большой крови, господа.
Мы провели базовые, фундаментальные экономические и политические реформы в стране, где это отродясь не удавалось никому! Нам удалось то, что не удалось ни Александру III, ни Столыпину, ни опомнившемуся на краткий миг Ленину, вскоре после совершенного им переворота, ни тем, кто тщетно пытался после.
Все попытки захлебнулись. Все! И только наша закончилась удачей. Невиданной удачей!
За десять лет, с нуля, с коллапса экономики, с талонов, с табачных бунтов. Последние шесть лет – экономического роста. И восьмидесятимиллиардный резерв, которого не видели ни разу!
Чего б теперь и не удваивать.
Однако только нашим курсом, господа.
Других – не существует.
Большое видится на расстоянии. Когда поймут, увидят, кто есть кто, тем двум, которых все сейчас хулят, поставят памятники. За курс, за экономику спасения.
Народ всегда – вне подозрений, источник всякой власти, как-никак.
Но с памятью – беда.
Есть свойство у нее. Полезное, наверно. Все забывать. Что хорошо, что плохо. Причем что было плохо – быстрее даже. Предохранители такие природой сделаны.
Однако если речь о социальной памяти идет, то это свойство человеческой натуры способно злую шутку сыграть с натурой этой. Власть постаралась – приложила руку, чтоб амнезия всенародная случилась. Не без ее усилий – этой власти – сожгли предохранитель социальной памяти.
Как тут не вспомнить Губермана:
═
Где лгут и себе, и друг другу
И память не служит уму,
История ходит по кругу:
Из грязи – по крови – во тьму.
═
Мы постараемся вернуть народу память. Хотя бы для того, чтоб разорвать порочный круг.
Скажите, сколько раз необходимо повторять трюк с одноразовыми партиями, чтоб стало ясно, кто есть кто? Чтобы народ перестал быть электоратом – то есть одноразовым народом, тем самым, что утратил память?
Чтоб стало ясно, что партия единственного раза – всего лишь крыша – ловкий трюк кланово-бюрократического капитализма. Того, который как на дрожжах растет в стране.
И это – а не что другое – самая страшная опасность современной России.
Что было – то могло. И что могло – то было. Коррупция в генетике этого строя. Лечение – бесполезно.
Строй, в котором бюрократия полагает государство своей частной собственностью, обречен. Растет сопротивление среды, мы не Колумбия, не Бразилия какая, мы русские.
Мы – либералы – идеологическая партия. Мы говорим: «Сначала – человек, потом уж – государство». Мы провозглашаем свободу человека высочайшей ценностью. Мы утверждаем, что не только и не столько удвоение ВВП – дорога к счастью.
Но и свобода.
Сытое прозябание немногим краше голодного. Не может человек, лишенный свободы, быть счастливым. Не может. Даже самый сытый в стране человек. Не верите? Спросите у него. Теперь он это точно знает.
Либералы не раз провозглашали, что нашей задачей является сделать народ не только богатым, но и счастливым.
Да, мы потерпели поражение на выборах. Мы жертвовали политикой во имя экономики, мы не вели диалога с народом.
Мы не учили, не объясняли, не берегли.
Мы лучше, чем другие, знаем свои ошибки, и мы их обязательно исправим, период жертвенности политической и интеллектуальной для нас прошел, таков ответ.
Нас было очень мало, нам мешали.
И был цейтнот. Мы просто в нем сгорали. Работали без сна, прекрасно понимая, что каждое мгновенье могло прийти последним. А надо было запустить экономику. Во что бы то ни стало – запустить! А это означало: и капитал создать, и сконцентрировать, и дать ему работать. И, сделав это, мы стали главным оберегом, чтоб вместо поражений пришли дни замечательных побед.
Сейчас, устроившись в удобных креслах, легко учить, как следовало делать.
Велик народ! Он говорит:
«После пожара и┘ шприц насос!»
Спрячьте шприц, господа. Это – неприлично.
Дарья Гармоненко