Авторитеты уголовного мира учат нас, как жить, что такое хорошо и что такое плохо.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
У России все-таки свой особый путь. Он привел страну к величайшей социальной инновации, равной которой не найти во всей истории человечества. Создание государства диктатуры пролетариата, принципиально отличавшегося от европейской модели государства, было только началом. Европейской модели (с наибольшей полнотой воплощенной, однако, в Америке) присущи некоторые обязательные черты, сформулированные Гоббсом в философском трактате «Левиафан». Государство Гоббса – федеративное, либеральное и рыночное. По сути, это некоторая группа людей, выбираемая народом, который отдает ей часть своих прав, за счет чего данная группа, руководствуясь Конституцией и законом, обслуживает народ, защищает права человека и гражданина – во-первых, право жить где душе угодно и заниматься чем угодно не в ущерб другим людям и, во-вторых, священное и неприкосновенное право собственности.
Государство диктатуры пролетариата, созданное большевиками в России, было государством незначительного меньшинства (численность рабочего класса не превышала 3 млн. при населении в 135 млн. человек). Внешне оно копировало западные, сталинская Конституция ни в чем не уступала западным либеральным, рыночным конституциям, депутаты называли себя «слугами народа». Но после смерти Сталина депутат Михаил Шолохов заявил с высокой трибуны, что он никакой не слуга народа. И действительно, депутаты были слугами партии. В эпоху многопартийности в СССР было создано однопартийное государство, которому принадлежало все. Строго говоря, страна вернулась во времена феодализма, к крепостному праву. Никто не считался ни с правами человека, ни с правом собственности. Интересам партии подчинялось все, а интересы сводились, по сути, к одному – бесконечному усилению личной власти вождя.
Но это, подчеркну еще раз, только начало инновации, только ее половина. Законченность советская модель приобрела с появлением второй половины – зеркального отражения партийно-государственной системы. Эта система, как обычно и бывает, породила своего двойника-антипода – систему лагерей. В них сидели и политические противники партии, и ее преданные сторонники, и кадровые партийные работники, и абсолютно аполитичные люди, неугодные власть имущим, и уголовники. Здесь, в лагерях, в результате слияния уголовного сперматозоида и партийной яйцеклетки и зародился Великий Евразийский Паханат.
Конечно, уголовный мир существовал и до Октябрьской революции, а организованная преступность известна с глубокой древности. Но в советских лагерях преступные сообщества приобрели новые черты. Они переняли организационную структуру партии, обогатились опытом кадровых подпольщиков, подучились, пообтесались и благодаря этому стали куда более эффективными. Партийная структура как бы клонировалась на уголовном уровне, хотя и со своей спецификой. В «большом лагере», Советском Союзе, был один вождь. В «малых», гулаговских лагерях было, как правило, несколько паханов, возглавлявших группировки – домушников, медвежатников и прочих. С их помощью лагерное начальство держало в повиновении политических, часто наивных чуть не до святости. Паханом был обычно вор в законе. То есть вор высшей квалификации был одновременно и высшим авторитетом, высшим судьей, решавшим, что хорошо, что плохо, что «законно», что нет, что «справедливо», а что «несправедливо».
При Сталине чуть ли не полстраны прошло через систему лагерного паханата, на своей шкуре изучило его законы и пропиталось его духом. Поток лагерников, хлынувший в мир при Хрущеве, принес этот дух, эту науку на волю. Согласно этой науке, этой морали, взятка не считалась взяткой, мордобой – мордобоем, вернее, и взятка, и мордобой считались чем-то естественным, потому что этика паханата зиждется именно на взятке и мордобое. Лагерные нравы, как оказалось, в главном не слишком отличались от нравов, царивших на воле, поэтому паханат на удивление быстро и ловко адаптировался к советской власти. Он вступил с ней в сожительство. Он стал второй, параллельной официальной, властной и экономической системой. Подчас эта вторая система неразличимо сливалась с первой, официальной – ведь за годы суровой учебы паханат отлично усвоил приемы партийного руководства. Попав в благоприятную среду, он рос, набирал силу, вербовал новые кадры.
Происходило это так. Допустим, в один прекрасный день брежневской эпохи компетентные органы, еще хранившие целомудрие, получали команду «заняться торговлей». Приступив к делу, они обнаруживали поистине глобальный паханат, уже тогда обитавший на роскошных дачах, ездивший на лучших советских машинах, но одевавшийся на службе в стираные ковбойки и довоенные пиджаки. Представьте картину: к живущему двойной жизнью торговому пахану приходит майор ГБ┘ и встречает полное понимание и искреннее желание помочь разоблачению злоупотреблений. Пользуясь случаем, паханат чистил свои ряды, сдавал неугодных торговой мафии. Операция по чистке рядов заканчивалась успешно. Во всех смыслах. Ибо через год проводившие ее сотрудники компетентных органов оказывались перевербованы паханатом. Их не просто покупали, а покупали по законам уголовного мира – накрепко и навсегда.
Законы паханата переносились на официальные структуры. Начинался двойной счет: «Ты, Петрович, поставишь мне 10 вагонов кожи дешевле, чем по накладным, а я тебе дам лес по дешевке. Разницу поделим». Но прежде паханата двойную бухгалтерия опробовала партия. Какой-нибудь инструктор обкома получал очень скромное жалованье рядового советского человека и┘ конвертик плюс питание в закрытой столовой и путевку на курорт по символическим ценам. Двойной счет возник и в законодательстве. В структуре государственной власти возникли механизмы, которые поддерживали уголовный паханат, развивали его и растили. Он казался совсем не опасным, управляемым, удобным, да так, собственно, и было, потому что большой паханат управлял меньшим, живущим по тем же законам. Партийная и уголовная системы, несмотря на гигантские внешние различия, сходились в главном: в полном презрении к личности, к человеческому достоинству, в полном отказе соблюдать какие-либо права человека, в полном неуважении к собственности. Социальная иерархия постепенно замещалась иерархией паханата. Были паханы областные, районные, муниципальные, были магазинные и милицейские паханы, строительные, железнодорожные, министерские, академические, кинематографические и т.д.
А теперь совершим прыжок в наше время через ельцинскую эпоху. Хотя несколько слов сказать о ней можно. Именно тогда, когда мы надеялись на появление в России либерального государства и действительно рыночной экономики, пусть жестокой, но основанной на обязательном для всех законе, на авансцену вышел паханат со своими собственными законами. Он созрел для того, чтобы взять власть (и не только экономическую) и захватить ту собственность, что принадлежала партийному государству. По его законам была проведена ваучерная приватизация, происходили залоговые аукционы. «Малые паханы» стали большими и всесильными, прежний «большой пахан», партия, сошел с исторической сцены. Правда, не с пустыми руками, а конвертировав власть в собственность. Тем же занимался и криминальный паханат, но при этом в отличие от партийного он еще и укреплял свою власть. В результате младший брат проглотил старшего, вернее, усилившийся уголовный паханат и осколки разрушившегося партийного слились.
Все эти нынешние «оборотни в погонах», вызревшие и продолжающие вызревать в недрах правоохранительных органов, и прочие так называемые «преступные группировки» – типичные паханские организации, действующие в паханской среде. Если даже дела дойдут до суда, то это будет означать только то, что очередная внутренняя разборка доведена до логического конца. Ведь российские суды, в том числе вводимые сейчас суды присяжных, устроены так, чтобы власти паханата ничего не угрожало. Впервые в мире – при сохранении государства и всех его институтов, в том числе карательных органов, – паханат командует всей жизнью страны, разумно оставаясь при этом в тени. Он все-таки не само государство. Он государство в государстве.
У паханата есть имена и фамилии. И эти фамилии периодически называет пресса в связи с очередным коррупционным скандалом. Но высокопоставленные персоны после этого не подают в отставку в отличие от чиновников «государства Гоббса», покидающих свои места молниеносно. Паханат просто не позволяет ключевым фигурам уходить в отставку. Уходят те, кого «сдают», когда это выгодно паханату.
Имена многих паханов на слуху, но это-то как раз не самые важные фигуры. Имен самых важных персон мы не знаем. Настоящие главари тщательно избегают публичности. Они рассредоточены на наших необъятных просторах. Вообще паханат – это рассредоточенная система. Благодаря этому он присутствует везде и везде может действовать через государственные органы. В ельцинскую пору не проходило дня, чтобы не подстрелили нескольких чиновников и бизнесменов, сегодня убийства довольно редки. На паханат ныне работают умные, прекрасно образованные, интеллигентные люди, которые в лагерях не сидели, судимостей не имеют и подчас не представляют, на кого именно они в действительности работают. И тем не менее они, что называется, повязаны.
Теперь мы с полным правом можем сказать, что паханат без всякого преувеличения является величайшей инновационной системой современности. Огромная страна с ее богатствами, ракетами, балетом, библиотеками, докторами философии и вами, уважаемые читатели, находится целиком под властью паханата. Это чрезвычайно эффективная сетевая структура. Ее невероятно трудно, почти невозможно уничтожить. Поэтому вопрос, как бороться с коррупцией в России, пока не имеет ответа. И не в последнюю очередь потому, что страна развращена паханатом, что коррупция в сознании народа стала нормой, что мы не представляем себе жизни без произвола, мордобоя, взяток, двойной бухгалтерии. Обмануть государство, утаив заработок и недоплатив налоги, – обычное дело. Взятки дают почти все граждане, а почти все должностные лица принимают «подарки», и этот коррупционный круг почти невозможно разорвать.
Значит, дело наше абсолютно безнадежно? Да, до тех пор, пока не произошло массового народного осознания ситуации. Если вся нация осознает, что живет неправильно, это осознание станет могучей силой. Когда Россия решит вырваться из-под власти паханата, она придумает, как это сделать.