Как нам войти в постиндустриальный мир

Как и следовало ожидать, Владимир Путин начал свою избирательную кампанию без каких-либо неожиданных заявлений. Обозначенные им приоритеты по-прежнему нельзя однозначно свести к модернизационной или мобилизационной моделям развития, то есть к либеральному пути (с большей или меньшей российской спецификой), или к курсу на вхождение в постиндустриализм через рывок, предполагающий неминуемое превращение властной вертикали в главного менеджера.

За свою более чем тысячелетнюю историю Россия попеременно шла то одной, то другой дорогой. Причем обе в конечном счете оказывались тупиковыми.

Мобилизационные проекты, спасавшие страну в критические для нее периоды, становились неэффективными в долгосрочной перспективе. «Служебная империя» Петра Великого выродилась на протяжении последующих двух столетий в бессмысленное и нерентабельное «бюрократическое самодержавие». Советской власти потребовалось на прохождение такого же цикла – от рывка 30–40-х годов до загнивания 70–80-х – менее полувека.

На спадах мобилизации крепнущая элита принималась обустраивать собственное жизненное пространство. Как правило, именно тогда Россия и впадала в модернизационные эксперименты, примеряя к себе те или иные западные «одежки». Но европейская модернизация немыслима без энергии общественной самодеятельности на основе всестороннего согласования интересов в рамках гражданского общества. В России же, где никогда не было даже отдельных элементов гражданского общества, элита находила в модернизации наилучший способ обеспечения собственных корпоративных интересов. Конституционалистские «искания» самодержавной бюрократии и очевидная причастность вчерашней советской номенклатуры (фактического «теневого» собственника) к «обновлению» политической системы на рубеже 80–90-х – явления одного порядка. Такая «модернизация» могла привести лишь к глубокой стагнации, для выхода из которой вновь требовался очередной мобилизационный рывок.

Тактика президента РФ, не отдающего ни одному из этих вариантов развития однозначного предпочтения, уже лишила олигархический капитализм возможности утвердиться в качестве безальтернативной системы власти. Однако подобные немногочисленные, но безусловные тактические победы пока еще не подвели Кремль к той черте, за которой необходимо определиться уже именно со стратегией. Поэтому сегодня, как и прежде, либерально-рыночные ценности не девальвированы, сторонникам регулирования также не отдано окончательного предпочтения, собственный политический ресурс президента не принесен в жертву административному, и у него остается свобода маневра.

Новая неэффективная мобилизация (точнее, ее стагнационные последствия) просто «добьет» Россию, которой будет уготована участь «зоны», поминаемой лишь на нескольких страницах глобального каталога, где говорится о месторождениях нефти, газа, а также некоторых редкоземельных металлов.

Если же предпочтение отдадут модернизации, то такой выбор также будет чреват необратимыми последствиями. Отвергая модернизацию стагнационную, идеологи этого курса пропагандируют классическую западную модернизацию. Но Запад столетиями шлифовал эту модель, и если мы сейчас, как послушные ученики, примемся с нуля возводить гражданское общество и либеральную государственность, то будем вынуждены пройти европейский путь как минимум с эпохи Возрождения. Запад же тем временем не только уйдет еще дальше, но и просто скроется за горизонтом, и перспектива нашей «каталогизации» как сырьевой «зоны» вновь окажется неизбежной.

Сегодняшний российский капитализм способен развиваться лишь благодаря административному ресурсу, то есть своеобразной «личной унии» с властными структурами. Равно как и бюрократия может благополучно существовать исключительно с помощью взимания «ренты» с бизнеса. Но современная глобальная экономика уже давно игнорирует государственные границы. Сохранит ли интегрированная в нее российская элита свою заинтересованность в России как самостоятельном субъекте? А как себя в этой ситуации поведет «паразитирующее» на бизнесе чиновничество? Не станет ли Россия подразделением «коррупционного интернационала»?

Значит, снова, уже в который раз в нашей истории, элита становится протагонистом модернизации, а верховная власть принимает на себя функции «мобилизатора». Последнее обстоятельство оказывается неизбежным и в силу того, что традиционно в России политическое господство является закономерным продолжением отношений собственности, а верховная власть выступает одновременно сувереном государства и его собственником. Эту данность попросту невозможно ни переделать, ни игнорировать.

России не нужны ни неэффективная мобилизация, ни стагнационная модернизация. Стране требуется некий «новый строй», в котором народ, как главный производитель энергии развития, должен будет наконец стать полноправным субъектом пространства власти.