Сергей Перегудов
Лидеры российского бизнеса взаимодействуют с властью, но им не позволено вмешиваться в политику.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Минувший год ознаменовал существенный поворот в отношениях бизнеса и власти в России. Катализатором изменений стал "накат" правоохранительных органов на корпорацию ЮКОС, однако событие это явилось лишь эпизодом в той сложной и крупномасштабной игре, участниками которой оказались практически все основные акторы российской политической сцены. Конечные результаты этой игры еще не определились, тем не менее весь ход событий, как они разворачивались до сих пор, свидетельствует о том, что речь идет не больше и не меньше как о существенных, качественных изменениях самих принципов и характера отношений бизнеса и власти, а как следствие этого - политической системы в целом.
═
Вызов олигархии
═
В начале 2000-х гг. в России сложился "треугольник власти", вершинами которого стали президент, либеральная "группа влияния" в правительстве и президентской администрации и крупный корпоративный капитал. Причем ни одна из этих трех вершин не являлась доминирующей, т.е. это была не пирамида власти и не иерархия, а именно "треугольник", взаимодействие внутри которого определяло суть и содержание политики государства в решающей, социально-экономической сфере его деятельности.
Крупный бизнес, осуществив в 2000-2002 гг. крупномасштабное перераспределение собственности, и в том числе захват находившихся в руках не слишком крепких владельцев частного сектора предприятий и компаний, обрел новый политический вес и новые политические амбиции. На региональном уровне некоторые из его представителей без особых усилий пробились в губернаторы и мэры крупных городов, и, судя по всему, кое-кому из них захотелось поучаствовать в борьбе за власть и на федеральном уровне. Не в последнюю очередь на политической ментальности российской бизнес-элиты начал сказываться и выход возглавляемых ею компаний на мировой, глобальный рынок. Становясь все более интернациональным, наш корпоративный капитал и его представители неизбежно осваивают нормы политического участия, которыми руководствуются его партнеры в странах Запада. Суть этих норм и лежащей в их основе ментальности предельно проста - как и каждый гражданин, бизнесмен волен поддерживать любую не запрещенную законом политическую силу, причем поддерживать не только своим голосом, но и деньгами (также, разумеется, не нарушая закона). В свою очередь, политические организации, и прежде всего партии, борются не только за электорат, но и за поддержку бизнеса, без которой их шансы на завоевание избирателей резко снижаются. Наиболее четко выразил эти настроения корпоративного бизнеса Михаил Ходорковский.
В случае, если бы что-то подобное произошло и бизнес стал бы реально претендовать на формирование дееспособной оппозиции, вполне могла бы измениться вся система политического управления Россией. Возникла бы реальная перспектива создания дееспособных оппозиционных сил, ротации правящих групп у кормила власти и, возможно, открылись бы перспективы перехода к парламентской или, что более реально, к президентско-парламентской республике.
Власть явно была не готова к тому, чтобы поменять сложившиеся (и во многом соответствующие историческим традициям) методы ротации правящих групп. На смену действующему правителю мог прийти и крупный бизнесмен, однако по существующим неписаным правилам это должен быть "свой" бизнесмен и никто другой.
Решимость власти принять "вызов" и нанести упреждающий удар по "олигархам" во многом была обусловлена все более очевидными аномалиями в распределении собственности и доходов, а также обострением противоречий внутри самого бизнес-сообщества. Именно эти аномалии и противоречия, как представляется, и обусловили ту "глухую оборону", в которую ушел корпоративный капитал сразу же после открытия "дела ЮКОСа" в начале июля 2003 г.
═
Крупный капитал в обороне
═
Что касается отношений собственности, то хотя о национализации и других способах изъятия активов никто из властей предержащих всерьез не помышлял, слабая легитимность многих из этих активов давала возможность ставить под сомнение законность многих сделок, подключать правоохранительные органы к выявлению уголовно наказуемых нарушений и т.д. и т.п. Ощущение неустойчивости своего положения усиливалось и крайней узостью слоя, а точнее - группы крупных бизнесменов-собственников. Попытки превратить эту группу в "нормальный" правящий класс путем приобщения к ней менеджериальной страты пока не дали результатов, а почти полное отсутствие усилий по установлению производственных, технологических и иных связей с мелким и средним бизнесом исключило, по крайней мере на данном этапе, формирование солидаристских начал в бизнес-сообществе в целом.
Не менее наглядно стали выявляться и аномалии другого порядка, а именно серьезнейшие проблемы в отношениях между двумя основными группировками корпоративного капитала, которые условно можно назвать неолиберальной (свободно-рыночной) и неоэтатистской (государственно-капиталистической). Если первая уже практически вписалась в мировой рынок и успешно конкурирует с другими его участниками (в основном это корпорации сырьевого сектора), то вторая большей частью находится в кризисном состоянии и нуждается в государственной поддержке (это значительная часть бывшего военно-промышленного комплекса, машиностроения, ряда других отраслей обрабатывающей промышленности).
Противоречия между этими двумя секторами стали все острее проявляться внутри основной организации корпоративного бизнеса - бюро РСПП. Подготовленные группой промышленной политики во главе с президентом АФК "Система" В.Евтушенковым предложения были отвергнуты основным составом бюро, в котором погоду делают сторонники "свободного рынка". В результате бюро не смогло сформулировать свою политику по наиболее важной проблеме экономического развития страны.
Однобокая "сырьевая" ориентация российской экономики стала вызывать растущее беспокойство в рядах интеллектуальной и политической элиты страны, включая и самого президента. Его критика правительства за отсутствие "амбициозных идей" и его указание удвоить к 2010 г. российский ВВП воспринимались многими как нацеленные не просто на экономический рост, но и на качественные сдвиги в российской экономике.
Результаты парламентских выборов еще более ослабили позиции крупного бизнеса, причем уже не только юридически, но и политически. Власть получила карт-бланш на то, чтобы строить свои отношения с бизнесом по собственному сценарию, не оглядываясь ни на "олигархов", ни на те политические силы, которые могли бы их поддержать.
═
Контуры новой модели
═
Настойчивые (и успешные) усилия власти, направленные на то, чтобы заставить крупный бизнес отказаться от участия в политической борьбе на стороне оппозиционных партий, ставят под вопрос - по крайней мере в ближайшие годы - возможность формирования дееспособной оппозиции и перехода от моноцентричной к полицентричной модели, обеспечивающей периодическую ротацию политико-экономических элит у власти.
Такая ротация (или, точнее, ее реальные предпосылки) могла бы возникнуть, если бы упомянутый выше раскол крупного бизнеса оказался закреплен и политически. Тогда президенту не оставалось бы ничего другого, как становиться на ту или иную сторону, то есть превращаться в партийного политика.
Подобная перспектива, однако, не только в корне противоречила бы моноцентрической модели, но и ставила бы под вопрос установку на представительство всех основных идейно-политических и социально-экономических течений в обществе, характерную для существующей пирамиды власти. Достаточно посмотреть на состав сформированной по инициативе президента рабочей группы во главе с его новым советником Игорем Шуваловым, призванной выработать как пути и способы удвоения ВВП, так и более общую концепцию развития страны до 2010 г. В состав группы вошли и представители либерально-рыночного направления реформ (К.Бендукидзе, В.Мау, М.Дмитриев, А.Кох, А.Улюкаев и др.), и сторонники экономического дирижизма (А.Жуков, А.Некипелов, А.Кокошин, Г.Боос, Г.Кулик и др.). К весне 2004 г. группа должна представить свои рекомендации, и, по мнению многих наблюдателей, именно на основе ее рекомендаций и разработок будет написана предвыборная программа Путина. В том же "многовекторном" плане выстраиваются и отношения президента с организациями бизнеса.
В чисто тактическом плане такая установка дает несомненный выигрыш, причем не только для самой власти, но и в какой-то мере для общества в целом. Она позволяет вовремя улавливать смену общественных настроений, своевременно и быстро реагировать на возникающие проблемы, осуществлять более гибкое политическое маневрирование.
Однако в более долгосрочном, стратегическом плане она чревата серьезнейшими издержками. Главная из них - неизбежное окостенение системы власти, чрезмерная зависимость принимаемых решений от одной личности и ее непосредственного окружения, усиление роли бюрократических начал в противовес политическим. Не менее серьезной проблемой становится неизбежное в этом случае отсутствие четкой, выверенной программы действий, непомерно большая роль политической и экономической конъюнктуры, непоследовательность и колебания, чреватые утратой твердой опоры в обществе и управляемости государства.
Наконец, опасность "обрубания" потенциально оппозиционных образований и в том, что вместо отвергнутого относительно мягкого, легитимного сценария смены правящих групп возникает вероятность появления другого, более "крутого" сценария, при котором основным "движителем" изменений во властных отношениях становится быстро набирающий силу стихийный протест и "седлающие" его ультрарадикальные силы правого или левого толка.
═
Бизнес не уйдет из политики
═
Естественно, что, ужесточая "вертикаль власти", политические верхи во главе с президентом встраивают в эту вертикаль и крупный бизнес. По мнению ряда аналитиков, такого рода операция уже состоялась и бизнес едва ли не полностью превратился в вассала власти. Но так ли это на самом деле?
Ведь сущность той модели, которая соответствовала бы этим выводам, сводится к формуле "государственного корпоративизма", то есть таких отношений, когда власть не только сама выбирает те организации и группы, которые должны представлять интересы бизнеса во взаимодействии с ней, но и контролирует в определенной степени артикуляцию их требований. Подобного рода корпоративизм действительно делает бизнес своего рода вассалом власти, едва ли не беспрекословно выполняющим ее волю. Вот только к чему могут привести попытки реализовать эту модель и установить над ним что-то вроде государственной опеки?
В свете всего того, что мне известно об отношениях бизнеса и власти в России и на Западе, могу с полной определенностью сказать, что модель государственного корпоративизма - это модель из ушедшего прошлого, но ни в коей мере не будущего и даже не настоящего. Она могла реализоваться лишь в условиях фашистских или полуфашистских режимов Европы и Латинской Америки, когда еще можно было деполитизировать бизнес, подчинив его, как и все общество, тотальному государственному контролю на ограниченной территории. Да и тогда сделать это можно было лишь на определенный период. Как свидетельствует опыт СССР, где существовала особая версия государственного корпоративизма, которую я называю "бюрократическим", отношения такого рода в скором времени приводят к застою в экономике, причем сам бизнес ("директорат") начинает навязывать государству свою игру и свои приоритеты. Да и в фашистских и полуфашистских государствах, как известно, бизнес отнюдь не был политически нейтральным.
Тем более нереально было бы отстранить бизнес от политики в наше время, когда нет и не может быть "закрытых" экономик и когда, если говорить о России, бизнес уже глубоко внедрился в политику и политические институты. Речь поэтому может идти лишь о том, к чему могут привести попытки подобного рода.
Как представляется, здесь возможны два сценария, причем не исключено, что реализовываться будут они оба.
Первый уже демонстрирует Роман Абрамович, который, всячески подчеркивая отсутствие у него политических амбиций и лояльность к власти, ориентируется на дальнейшее использование административного ресурса для передела собственности и одновременно готовит "запасные аэродромы", превращаясь в бизнесмена-космополита. Резко возросшие за последний год выплаты дивидендов (пионером и здесь стала "Сибнефть") - это отнюдь не второстепенный индикатор новейших тенденций в бизнесе.
Второй сценарий прорисовывается в стремлении заключить "пакт" с властью (формальный или фактический), который, с одной стороны, дал бы бизнесу определенные гарантии собственности и безопасности, а с другой - умерил бы его лоббистские возможности, повысил "социальную ответственность" и ограничил политическую активность ролью донора и соучастника партии власти.
Реализация ни первого, ни второго сценария не будет возвращением к "доюкосовской" ситуации. Чувствительный удар, нанесенный по политическим амбициям бизнеса, и унижение, которое он терпел и терпит, не могут быть компенсированы никакими гарантиями. Это качественно новое состояние, при котором - в случае его сохранения - сценарий "бизнеса по Абрамовичу" будет становиться все более привлекательным для растущей поросли российской бизнес-элиты. Ходить "прогнувшись" перед властью может позволить себе та ее часть, которая в той или иной степени обременена номенклатурным прошлым, да и она вряд ли согласится делать это бесконечно долго.
Замечу, что всего, что власть и общество получили (и получат) от бизнеса в чисто материальном плане (то есть в области перераспределения доходов в пользу общества и государства, ограничения лоббистской практики и т.п.), вполне можно было добиться и чисто политическими средствами. Да и перспектива складывания новой диспозиции партийно-политических сил, учитывая отмеченные выше качества бизнес-элиты, могла быть реализована не сразу. Отсюда - ощущение, что, сделав упор на силовое давление и угрозу такового, власть явно недооценила свой собственный политический ресурс и принизила роль политики и политического взаимодействия по сравнению с административно-бюрократическим.
В условиях прогрессирующей глобализации и продолжающейся интеграции России в мировой рынок бизнес будет ощущать свою политическую неполноценность все сильнее, и никакие даже самые привлекательные пакты здесь не помогут. Последствия такого "лишенства" (вспомним это давно, казалось бы, ушедшее в небытие слово из политического словаря 20-х гг.) могут быть самыми разнообразными, и нужно уже сейчас, пока поезд еще не ушел, начинать их просчитывать.
Дарья Гармоненко