Евгений Сабуров Игроки на позициях: пятиконечная звезда
Первая позиция. Школа плохая. Дети уроды, читать не умеют. Учителя нищие и глупые, не хотят и не могут преподавать литературу. Что же делать? Как сказал мне один из наших известнейших поэтов, в школе надо читать только Вальтера Скотта. Вообще среди филологов такая позиция довольно распространена.
Вторая позиция. Дети способны понять и прочувствовать то, что нам и не снилось. Это обидно. Поэтому мы, взрослые, создали школу, предметно-урочную систему, методики в качестве эффективного инструментария для оглупления детей. Большей частью эту позицию разделяют социологи и психологи. Отсюда могут быть два вывода: либо ничего делать не надо, дети сами выпутаются из паутины, либо надо все ломать, чтобы помочь детям.
Третья позиция. Страна переживает процесс модернизации. Советская школа была приспособлена для воспроизводства не свободного, не рыночного человека, ориентированного на устаревшие ценности. Патриотизм трактовался как умение отсиживаться в осажденном врагами лагере. Критическая мысль пресекалась как предательство. В силу сложившихся исторических обстоятельств в России воспитательную функцию в школе взяла на себя литература. Вот и надо с помощью преподавания литературы изменить ситуацию в лучшую сторону. Как я понимаю, именно как историческое свидетельство и воспитательное средство воспринимают литературу в школе авторы "письма интеллигенции".
Четвертая позиция. В школе надо преподавать великую русскую литературу и, в частности, литературу ХХ века. Дети способны прочесть и понять "Петербург" Андрея Белого лучше взрослых. Не надо воспитывать детей на "Петербурге" - "Петербург" сам воспитывает антитерроризм. Умение читать текст, а не мнения о нем - единственный способ научиться слышать "другого", а это, в свою очередь, необходимое условие успеха в современной "экономике доверия". Учителя у нас в большинстве своем совсем неплохие. И Платонова спокойно преподают, и Набокова. Ясно, что так думают прежде всего экономисты, для которых важны перемены в ценностной ориентации и в плане национальной самокритики, и в плане национального достоинства.
Пятая позиция. Самая влиятельная. Это позиция авторов советских программ и учебников. Все это люди пожилые, заслуженные и занимающие ключевые позиции в развертывающемся процессе. Позиция эта рациональная и с человеческой точки зрения абсолютно понятная. Сводится она к следующему: наша советская школа была самой лучшей в мире, наши учебники самые лучшие в мире, мы воспитывали самого лучшего человека в мире, ничего менять не надо, а надо нас слушаться, потому что ничего другого, кроме нас, у вас нет и не будет. Не пропустим.
Ясно, что у ряда учителей, всю жизнь преподававших по этим учебникам и программам, именно эта позиция встречает поддержку. Кроме того, ведь мы все страдаем самой тяжелой формой ностальгии - ностальгией по молодости, и очень многим из нас кажется, что когда мы были молодыми, и яблоки были слаще и учебники лучше.
Первый тайм мы уже отыграли
О чем речь? Что такое стандарт по литературе? Вообще-то говоря, все давным-давно сказано, но поскольку никто ничего слушать не хочет, приходится повторять одно и то же и через две тысячи лет, как заметил, по-моему, Реми де Гурмон. Стандарт - это очень удачная форма компромисса между нашим желанием сохранить единое образовательное пространство России и желанием предоставить школам и отдельным учителям свободу.
По идее, стандарт - это то, чего все общество хочет от системы образования, за что готово платить учительскому корпусу. Стандарт невелик. Он состоит из трех частей. Первая - это цели. Цели должны быть как можно конкретней: научить читать, понимать чужую мысль, критически осмыслять текст, знать основные вехи развития русской и мировой литературы, понимать, что художественная литература это не нормативный документ. Нельзя ставить целью воспитание всесторонне развитого человека из каждого школьника путем преподавания литературы. Это уже даже не красивая фраза, а чистой воды обман.
Вторая часть - это "список". В нем перечислены авторы, а иногда и произведения, которые мы, общество, требуем, чтобы дети прочли и хоть как-то в них разобрались с помощью педагогов. Список этот должен быть минимален и бесспорен. В отношении XIX века здесь серьезных споров и нет. В отношении ХХ века вопрос более сложен. Поэтому изучение авторов и произведений из списка XIX века может занимать 70-80% учебного времени, а вот по списку ХХ века можно ограничиться 50%, предоставив остальное на выбор школе или учителю.
Третья часть - требования к выпускнику. Надо проверить и ученика, и учителя. На это существуют экзаменационные испытания или другие формы проверки. Стандарт не касается собственно этих форм, он лишь, сообразуясь с поставленными в начале целями, намечает что нужно проверить. Ясно, что проверить, кто стоит перед нами: всесторонне развитая личность или не всесторонне, невозможно и не нужно, а вот читал ли школьник Пушкина и что он там понял, хоть в какой-то степени можно.
Если уж быть до конца честным, то стандарт обращен не к школе, учителям и детям. Он обращен к создателям программ и учебников. Именно им он говорит, что "Евгения Онегина" они обязаны включить в свою программу, а вот "Русалку" могут включать, а могут и не включать.
Слово "стандарт" вызвало неприязненное отношение к нему со стороны творческих учителей. Почему? Казалось бы, они должны ухватиться за эту идею. Ведь стандарт представляет им реальную свободу педагогического творчества.
Неприятие вызвано именно термином "стандарт". Сразу начались спекуляции типа: "Вы хотите стандартизировать образование. Вы хотите лепить детей по стандарту". Грустно и противно. Те, кто предложил идею стандарта, недоумевали. Как же так? Ведь все наоборот.
Но оказалось, что творческие учителя были правы. Они, может быть, не то говорили, но наших отечественных наперсточников знали очень хорошо.
С пятой позиции был сделан ошеломляющий ход: в стандарт, то есть в обязательный федеральный список, были введены тома соцреализма, заполнившие по объему все возможное время занятий по литературе. Что такое вставить в стандарт "Тихий Дон"? Это значит, что в список "рекомендованной, но необязательной литературы" можно заносить хоть Набокова, хоть Платонова - все равно на них времени не остается.
Кроме того, это ведь лукавство, подрывающее саму идею стандарта - стандарт это только обязательная часть. В нем не должно быть никаких рекомендаций. Введение произведений или авторов, не вошедших в стандарт, - дело составителей программ, учебников, учителей в конце концов.
"Песня о Буревестнике", "Песня о Соколе" - нам что, мало "Норд-Оста"? Мы собираемся воспитывать "гордо реющих" шахидов? А ведь все это, мягко говоря, малохудожественное чтиво не дает детям времени на чтение и наслаждение замечательной русской прозой ХХ века.
Что будет? Заслуженные советские учебникописцы победят. Никакого стандарта не будет - будет перенасыщенная школьная программа. Найдутся учителя, которые будут задавать детям по учебнику выучить тему любви и дружбы у Пушкина и Маяковского. Выдающиеся и просто хорошие педагоги наплюют на эти учебники и программы, и будут учить, как учили.
Им будут ставить палки в колеса районные методисты. "Тихий Дон" читать не будет никто. Дети будут наблюдать обычный процесс школьного вранья. Руководство Минобразования будет удивляться: "Хотели как лучше". Так называемое среднее звено того же министерства будет довольно потирать руки.
Нам такой хоккей не нужен!
Образование не является делом системы образования. Образование - дело всего общества. Любая система работает прежде всего на собственное сохранение. А общество хочет развиваться. Институциональная экономика знает, что существующие системы могут заставить общество идти по неэффективному пути, если им это выгодно. Общество должно всегда быть начеку, обнаруживать эту опасность и устранять ее.
Я глубоко благодарен представителям нашей интеллигенции, написавшим тревожное письмо министру Владимиру Филиппову. Думаю, что для него это будет хорошим подспорьем в борьбе с собственными подчиненными. Но не это главное.
Главное заключается в том, что Российский совет по развитию образования - общественная организация, куда входят люди самых разных профессий, писательская интеллигенция и, судя по откликам и письмам, очень много самых разных людей озабочены даже не преподаванием литературы, а перспективами развития нашего общества в связи с преподаванием литературы. Дело не в том, чей взгляд верней. Я, например, скорее придерживаюсь четвертой позиции по моей выше приведенной классификации. Дело в том, что общество осознало важность проблемы и нарушило келейный междусобойчик учебникописцев. О чем это говорит?
Победа советских учебникописцев над нашими детьми будет призрачной. Они победят систему, школу, но не детей. Вузы уже отказались признавать школьную аттестацию. Введение ЕГЭ еще больше этому будет способствовать. Высокое гуманитарное образование стандарт проигнорирует. По моим сведениям, в РГГУ уже спрашивают на вступительных экзаменах "Петербург". Дети уже уходят и все в большем количестве будут уходить из старших классов в экстернат. Подготовительные курсы и репетиторство займут освободившуюся нишу. Разовьются летние частные и муниципальные образовательные школы и лагеря. Сетевые общественные организации возьмут на себя обучение детей из русской провинции истории, обществоведению и литературе. Этот процесс уже начался и его не остановить.
России для развития нужны молодые люди, ориентированные на успех, толерантные, склонные к инновациям, не боящиеся окриков властей, открытые чужому мнению, компетентные, способные к постоянному переобучению. Либо они будут, либо у России печальное будущее.
Мы сегодня поняли, на какой зыбкой почве стали строить свою новую экономику, как еще живуч советский погромный пафос: бей богатых! Тех, кто радуется обвалу нашего фондового рынка, потере капитализации и утрате надежд на инвестиции, не переделаешь. Они по-прежнему готовы отдать собственный глаз, лишь бы у соседа выкололи оба. Но дети, дети, может быть, будут поумнее.
Школа началась с того, что Ян Амос Коменский увел детей из тогдашней подражательной системы образования в подпольные кружки. Придумал методики, предметы и уроки. Сейчас дети готовы бежать из школы. Родители тоже смотрят на сторону.
Рухнет ли школа? Не знаю.
Дарья Гармоненко