Меньшинства по принуждению
Сама доктрина меньшинств с момента ее появления (начало ХХ века) была политизирована и научно уязвима. Рождение и существование теории и политико-правовой практики меньшинств было связано с проблемой существования различных форм неравенства и приниженного статуса, а также с групповой принадлежностью в отличие от схожих проблем прав человека или социальных доктрин. И все же в сфере правовой протекции проблема меньшинств всегда воспринималась как проблема человека-личности, связанная с принадлежноcтью к группе, а не проблема группы как таковой.
Именно поэтому аналогичная и более ранняя декларация ООН в своем названии имела формулу "о правах личностей, принадлежащих к языковым, расовым, этническим (национальным), религиозным меньшинствам", а не о правах меньшинств как таковых. Европейская Рамочная конвенция нарушила этот принцип и предложила мыслить меньшинства в категории группового права - одного из самых спорных и трудноисполнимых концептов.
Главный недостаток европейской конвенции - это закрепление несостоятельной идеологии и бытового мышления, с точки зрения которых существуют группы меньшинств как коллективные тела, как своего рода реестры компаний со списками персонала и акционеров. Более того, инспектирующие по поводу соблюдения конвенции настаивают на необходимости иметь в стране список таких меньшинств и сокрушаются, когда такого списка нет. В частности, в последнем докладе о выполнении Россией конвенции говорится: "Российская Федерация не установила список национальных меньшинств, и страна не имеет твердой позиции, какие именно группы должны попадать под действие конвенции или какое определение национального меньшинства должно использоваться". Страсбургскую комиссию больше устраивает ситуация, когда сугубо по политическим причинам автохтонное (в худшем случае - старожильческое) население государства фактически насильственно категоризуется как меньшинство, как это было поспешно и достаточно иезуитски сделано в ряде постсоветских государств сразу после распада СССР и при поддержке западноевропейского сообщества.
Никто и никогда в ОБСЕ или в Совете Европы не поддержал бы решение считать меньшинствами шотландцев и ирландцев в Великобритании или шведов в Финляндии, ибо данные группы рассматриваются как равнообщинные сообщества в рамках британской и финской наций и считаются частью так называемого "основного населения", а не "национальными меньшинствами", если пользоваться языком самой Рамочной конвенции. Зато на Украине, в Латвии и Казахстане, где этнические русские составляли на момент распада СССР не менее трети населения, а более широкая категория русскоязычного населения (язык, кстати, должен также считаться основой для выделения групп защиты) - вообще большинство, все это население было зачислено в "национальные меньшинства" (видимо, как "осколок" от "русской нации").
Ирония в том, что даже после 12 лет насильно навязанного статуса меньшинства, огромных усилий по защите людей в рамках этого статуса, уже сформировавшегося интереса быть меньшинством как клиентом внешней защиты и поддержки со стороны России и международных защитных структур русские не являются, не ведут себя и не воспринимаются самим населением как меньшинство. Скорее, грузины, казахи, украинцы, эстонцы и латыши ощущают и ведут себя как бывшие советские меньшинства, что выражается в продолжающемся пестовании прошлых травм, подчеркивании своей малости или культурно-языковой уязвимости, в поиске большого внешнего врага, в болезненном восприятии критики и т.п. С точки зрения социально-культурной антропологии, а не демографических калькуляций русские не являются меньшинствами в вышеупомянутых странах и все меньше таковыми становятся. Их наиболее вероятная и спасительная для самих независимых государств перспектива - это утверждение государственной доктрины о народах-партнерах и отстаивание статуса равнообщинных государств. Кроме Казахстана (более высокая рождаемость среди казахов и высокий уровень эмиграции русских), демографическая ситуация также на стороне этой тенденции.
Нелогичность и консервативность европейской политики меньшинств (именно поэтому она используется только в восточном направлении!) особенно наглядно проявляется в том, что язык президентов и парламентов, бизнеса и улицы остается во многом языком объявленного меньшинства. Продолжающееся по узконационалистическим и одновременно по геополитическим причинам непризнание официального статуса основного языка большинства населения для постсоветских государств (Беларуси, Латвии, Молдовы, Киргизии, Казахстана) и значительной части населения других стран бывшего СССР наносит огромный вред прежде всего самим этим государствам. Это все равно, что во многих странах Азии и Африки лишить английский, французский или голландский языки статуса государственного языка и объявить их языками меньшинств. Более демодернизирующую стратегию придумать было бы трудно. Однако именно такая саморазрушительная линия осуществляется через идеологию и политику меньшинств в постсоветских странах.
Столь же дурную услугу оказывают этой части постсоветского населения российская политика и наука, увлеченная "диаспоризацией" нового зарубежья. И если статус меньшинства для русских на Украине, в Латвии и Казахстане является абсурдом, то в не меньшей степени абсурдно называть их диаспорой. Россия может оказывать покровительство и поддержку этим людям и группам без обязательного подведения их под такие категории, как "соотечественники" или "диаспора". В отношении поддержки русского языка и культуры это уже почти негласное международное обязательство России, как главного производителя одной из четырех-пяти мировых языковых культурных систем. Хотя обучать русскому языку, поддерживать и развивать русский язык как язык своих налогоплательщиков - это прежде всего обязанность тех государств, которые получают с русскоязычных свои налоги. Знать и понимать эту подоплеку базовых международных норм и деклараций относительно политики меньшинств необходимо, чтобы учиться у наших европейских партнеров и одновременно учить их. Какова в этом контексте ситуация в Российской Федерации?
Перечень подзащитных
Мне представляется, что отход Рамочной конвенции от принципа приоритета личностного права в пользу права неустанавливаемого субъекта является ошибочным, и этот подход должен быть исправлен. Меньшинства - это прежде всего ситуация, когда часть общества принижена из-за отличия ее культуры от той, что доминирует в данном обществе. Правящее этническое меньшинство, как это имеет место на уровне ряда региональных сообществ в России, является только статистическим меньшинством и не может быть субъектом конвенции. В данной ситуации защиты требуют лица, принадлежащие к численно доминирующей, но политически недопредставленной и даже притесняемой культуре. Одним из многих примеров такого рода может быть Дагестан, который представляет собою "страну меньшинств", ибо ни одна этническая группа не имеет полного контроля над властью и ресурсами. Но самыми "страдающими" там являются представители некогда самой многочисленной группы населения - этнические русские, часть которых за последнее десятилетие была вынуждена покинуть территорию республики, а также так называемые "двойные меньшинства" - представители малых, официально не признанных народов и культур (не включенных в официальный список правительства РД, стыдливо утвержденный закрытым постановлением правительства РФ!), которых уже десятилетиями насильственно зачисляют в другие, - такова, например, участь дидойцев, андийцев, арчинцев...
Нередко представители той или иной этнической общности в рамках регионального сообщества составляют большинство, причем господствующее большинство, и даже осуществляют политику притеснения представителей местных малых культур, но на общенациональном уровне могут рассматриваться как меньшинства. В этом контексте самый расширительный ответ на вопрос "кто есть этнические меньшинства в России?" будет состоять в признании меньшинствами всех представителей нерусских народов, ибо только этнические русские составляют подавляющее демографическое большинство. Собственно говоря, из этого общего подхода исходят ОБСЕ и ее комиссия. Этот подход приемлем, но он требует двух уточнений.
Во-первых, в Российской Федерации конституционно установлена форма этнотерриториальной автономии для основных нерусских народов со многими важнейшими атрибутами государственности, высоким уровнем самоуправления и федерального представительства.
Во-вторых, большинство российских меньшинств, имеющих автономии в форме республик (государств) или автономных округов и национальных районов, предпочитают считать себя самостоятельными нациями и не относят себя к меньшинствам, для которых обычно устанавливается только экстерриториальная национально-культурная автономия.
Наблюдения и рецепты
Последний доклад комиссии Совета Европы о выполнении Россией Рамочной конвенции справедливо указывает на некоторые проблемы. Так, по адресу властей Татарстана, Башкирии и других республик высказан упрек, что они уделяют основное внимание поддержке культур и прав так называемых "титульных наций" в ущерб другим группам населения, которые имеют свои отличительные этнокультурные запросы (например, татарам в Башкирии или мордве и марийцам в Татарстане). Впрочем, это можно сказать почти обо всех российских автономиях. Однако международные эксперты "пропустили" другую, не менее фундаментальную проблему, которую недостаточно осознают и российские ученые и политики. Это - ситуация, когда "титульные нации" действительно пребывают в состоянии "национального меньшинства", т.е. они не просто составляют демографическое меньшинство в "своих" республиках, но и имеют явно приниженный статус с точки зрения представительства и положения их культуры и языка. Приведу наиболее выразительные примеры Карелии и Удмуртии. Сюда же можно добавить Республики Алтай и Коми, а также фактически все автономные округа, где правит местная или заезжая элита совсем не из числа тех, от имени которых созданы данные образования.
Другая назревшая проблема - ограничений, которые испытывают с пропиской и получением всей полноты прав месхетинцы в Краснодарском крае, - может и должна быть разрешена предоставлением гражданства и снятием ограничений для 15 тысяч россиян, переселившихся в этот край еще до распада СССР. Переселение месхетинцев в Грузию неосуществимо, и другого пути, кроме признания и интеграции месхетинцев, не существует. Но и местные ксенофобы должны приспособиться к новожителям Краснодарского края и уважать культурную и религиозную специфику месхетинцев. Последние не обязаны говорить по-русски, чтобы жить в России, как этого не делают сотни тысяч других россиян, не знающих русского языка. Доклад Совета Европы помогает справиться с наследием губернатора Кондратенко, в том числе и через перевоспитание или замену его последователя губернатора Ткачева.
В докладе выражена решительная поддержка отказа от фиксации этнической принадлежности в гражданских паспортах. В то же время комиссия считает, что можно создать какую-то новую систему, которая позволяла бы жителям страны фиксировать их этническую идентификацию. В частности, одобряется возможность введения паспортных вкладышей на языках титульных групп в республиках, а также записи этнической принадлежности в свидетельствах о рождении ("если последнее будет на строго добровольной основе и если будет сохраняться возможность изменить или удалить данную запись вообще по желанию самого человека").
Выскажу свое несогласие не только с самим предложением подобной записи, но и с тем, как это все трактуется. Во-первых, в России в свидетельство о рождении могут по желанию записать национальность родителей, а не самого новорожденного, ибо человек рождается без этничности. Во-вторых, такая запись противоречит другим международным и европейским нормам, запрещающим в гражданских документах определять этническую принадлежность, а также противоречит Конституции России. Наконец, реализовать эту рекомендацию просто невозможно физически. Зачем человеку ходить в какие-то государственные учреждения и исправлять или вытирать в своем свидетельстве о рождении запись собственной национальности, сделанную его родителями? Из этого примера можно сделать вывод, что следует быть осторожнее с рекомендациями ОБСЕ или Совета Европы: некоторые из них могут быть некомпетентными или сугубо политизированными, ибо проблема меньшинств остается полем академического и идеологического мифотворчества и фактором политического давления и соперничества, как это и было почти сто лет тому назад во времена Вильсона и Клемансо.
* * *
Однажды в начале 1990-х гг. в разговоре с покойным Эрнестом Геллнером, выдающимся английским антропологом и выходцем из Чехословакии, я спросил о смысле раздела его первой родины на два государства. Он ответил: "Не могу привести особых аргументов "за", но один из них - это принцип "малое всегда прекрасно" (small is always beautiful). Имелось в виду, что лучше чехам и словакам как небольшим народам иметь свои собственные небольшие государства, чем одну общую страну. Чехословакия реализовала этот принцип без крови, но и без особой пользы. Югославия заплатила за такой же проект неприемлемую цену. Сегодня подобную идею готовы выдвинуть венгры в Словакии, а завтра - немцы в Чехии. На территории бывшей Югославии меньшинств стало больше после раздела страны на пять государств, и лидеры меньшинств хотят делиться дальше. И тогда становится все более ясным, что Эрнест Геллнер был не прав - малое не всегда прекрасно.