Евгений Ихлов За последние годы сложился ряд мифов о "восточном" по своим цивилизационным корням терроризме - исламском (арабском, чеченском, палестинском и т.д.) и японском. Мне представляется необходимым оспорить некоторые из них.
Прежде всего: не существует, на мой взгляд, такого самостоятельного фактора, как международный исламский терроризм. Поэтому принятая ныне тактика всемирной антитеррористической операции в основе своей ущербна: вместо причин явления она уделяет основное внимание следствиям.
Исламский терроризм - это определенный этап мировой исламской революции, которая началась летом 1978 года в Иране. Сегодня "революция Хомейни" переживает острый кризис и способна действовать наступательно только в форме терроризма. Если мы хотим победить его, то надо противостоять этой фундаменталистской революции, вынудить "революционные режимы" отказаться от поддержки терроризма. Вспомним ситуацию середины 1920-х: тогда не было угрозы буржуазному миру от самостоятельных акций Коминтерна, а была новая стадия мировой коммунистической революции, начавшейся летом 1917 года в Российской империи. Решительная политика Запада быстро заставила ленинцев отказаться от подрывной деятельности. Известный сегодня уже больше по политическим триллерам "международный", а на самом деле арабско-"левацкий" терроризм 70-х также не был самостоятельным движением, но лежал почти исключительно в русле советской стратегии борьбы за международное господство (в тесных рамках "разрядки"). Как показала история, во всех этих случаях теракты (спецоперации) - это скорее признак острого кризиса революционного (наступательного) процесса, чем очередная стадия успешной идейно-политической экспансии.
Терроризм есть принятие на себя частными лицами (и организациями) тех методов политического насилия, которые считаются исключительной прерогативой государства и при этом выпадают из общественных представлений о допустимом. Поэтому о терроризме невозможно говорить в эпохи, когда у государства (точнее, у правительства, у центральной власти) нет монополии на вооруженные силы и правосудие. Заговоры и тираноубийства - с античных времен и до конца Средневековья - это вовсе не терроризм в современном восприятии, но привычный метод политической борьбы. Точно так же войны феодальных владык - отнюдь не гражданские войны, а герилья и "благородные разбойники" - это вовсе не "освободительное партизанское движение". Взятие в заложники знатных представителей побежденного племени - явление, характерное для большинства времен и народов. Точно так же геноцид и массовый угон населения в рабство (часто перераставший в этноцид) составляли обычай войны тысячелетиями.
Только европейский XVIII век - с его подчеркнуто правильными, правовыми, "галантными" "войнами королей" и деидеологизацией европейских конфликтов - привел к отказу от традиции расправы над мирным населением, в том числе от казней заложников. Отношение к частному политическому насилию меняется с появлением европейского бюрократического абсолютизма, четко разграничившего публичную сферу и гражданское (точнее, мещанское) общество. Поэтому заложничество - угроза уничтожения мирных людей (из категории, заранее определенной как "виноватые") во имя политических целей - приобретает свой современный смысл только тогда, когда институализируется государственный терроризм. С этого момента государство начинает выступать как "педагог террористов". Государственный терроризм был создан якобинцами, которые ввели институт "подозрительных", сознательно запугали своих оппонентов массовыми репрессиями. Террор - это всегда репрессии против тех, кто не может оказать немедленного адекватного сопротивления. Ставшее всемогущим, но и правовым, то есть внушившее подданным определенное представление о минимуме гражданских прав, европейское государство позволяет себе карательные акции против непокорных и казни политических оппонентов. В этих условиях сражающиеся с государством общественные силы (особенно если у них нет демократических возможностей мирно противостоять политике государства и власть имущих) считают себя вправе вести с государством "общественную войну", судить и казнить "врагов общества".
Там, где терроризм существует в незападном мире, он представляет собой продукт достаточно сильного влияния западных идей. То же самое относится к заложничеству как форме политического терроризма. Впервые в современной истории метод "заложничества" и "коллективного наказания" (в нынешнем понимании) в качестве инструмента правительственной политики был применен около ста лет назад дважды: 1) европейскими державами, которые разгромили Китай в 1901 году, в ответ на восстание "боксеров" против иностранцев (это тогда кайзер Вильгельм II дал напутствие германским войскам при погрузке их на суда в Киле: "Ведите себя, как гунны") и 2) царским правительством, которое инспирировало еврейские погромы или попустительствовало им, прямо требуя от евреев под угрозой массовой гибели соплеменников отказаться от революционной и демократической деятельности. Первый классический расстрел заложников (включая женщин, детей и стариков) произошел в августе 1914 года в бельгийском Лувене, когда войска кайзера "подавили в зародыше" городскую партизанскую войну (после того, как наступающие германские колонны были обстреляны из охотничьих ружей). "Ответным" со стороны Антанты актом гостерроризма стали военные еврейские погромы и депортации 1915-1916 годах, организованные в Галиции в прифронтовой полосе великим князем Николаем Николаевичем ("в ответ" на "еврейский шпионаж", который был объявлен причиной поражения российской армии). В том же 1915 году был подготовлен проект указа святого великомученика Николая II о массовой депортации этнических немцев на Волгу и дальше. Таким образом, с точки зрения царских властей, два этноса (немцы и евреи) попали в категорию "подозрительных". Широчайший размах заложничества, введенного большевиками, только повторил то, что применяли европейцы в колониях, кайзеровская армия - в Бельгии и Польше, а царизм - в своей стране.
"Частный терроризм" радикально изменился после Второй мировой войны. Раньше его объектом были сановники или иные представители государства. Отныне он приобретает характер "коллективного наказания" населения - за поддержку режима, за политическую пассивность и т.п. Таким образом, "общественные террористы" приняли тактику террористических государств, особенно СССР и Третьего рейха.
Вновь подчеркну, что государственный терроризм - это сугубо западный феномен, потому что только Запад знал идею тоталитаризма (полной реконструкции социальной жизни с помощью репрессивной мощи государства, включая массовую чистку "подозрительных" социальных и этнических групп). Поэтому даже самый яростный антизападный - исламистский - терроризм является использованием чисто западных политических технологий. Именно огромное значение, которое приобрел терроризм в практике революционного исламского фундаментализма, лучше всего свидетельствует о достаточно глубоко зашедших процессах проникновения западной цивилизации в культуры исламского мира.
"Частный" политический терроризм с захватом заложников был "изобретен" в конце 60-х годов палестинцами - самым вестернизированным слоем арабского общества. Этот метод - вершина тоталитарно-террористической доктрины о "наказании" социума, равнодушного к "справедливой борьбе". Но "частный терроризм" всегда лишь копирует государственный, усваивает его приемы.
Сегодня стали привычными тезисы о "размывании" государственного суверенитета в ходе глобализации и о необходимости международной борьбы с терроризмом. Но такая борьба - как и борьба с мировым большевизмом - приведет к успеху только в том случае, если будет сопровождаться морально-политической победой Запада над силами мировой фундаменталистской революции. А морально-политическая и правовая победа возможна только при одновременном категорическом запрете на мировом уровне всех форм террора (государственного и общественного), включая любые насильственные формы "коллективного наказания". Большевизм тоже был повержен только после того, как Запад начертал на своем знамени приоритет прав человека.
Естественно, борьба с международным терроризмом требует создания абсолютно легитимной "мировой жандармерии", которая будет пресекать любой террор (и прежде всего государственный), любое коллективное наказание беззащитных. Выполнение же жандармских функций "явочным порядком" со стороны англо-американской коалиции, как это было в случае с Ираком, выглядит в глазах многих как равноаморальное состязание двух преступных силовых команд.
Современный терроризм - это действительно проявление конфликта культур, но конфликт тут происходит внутри самой мусульманской цивилизации - в форме усвоения ею "западной" революционно-утопической идеи. Исламским странам надо помочь пройти кризисный период. Призывы к тотальной конфронтации с исламским миром только интенсифицируют терроризм. Европейские террористы 70-х охотно провоцировали авторитарные тенденции в Германии и Италии, им нужны были полицейские репрессии против системной радикальной оппозиции - чтобы столкнуть ее в революционное подполье, как это случилось 100 лет назад в России.
Абсурдна международная антитеррористическая коалиция, в рамках которой имперские державы - с молчаливого согласия западных демократий - подавляют сепаратистов методами государственного терроризма, тем самым лишь раздувая террор "снизу". Необходима коалиция стран, помогающих исламским народам изжить болезненные явления, - не "санитарный кордон", но новый глобальный план Маршалла.
