Николай Глушков Однажды британский физик Стивен Хокинг заметил: "Любая формула, включенная в книгу, уменьшает число ее покупателей вдвое". И все же формула хороша тем, что беспристрастна и вряд ли рассчитана на одобрение. Единственное, на что она претендует, - это истина, пусть горькая. Формула способна поставить точку в затянувшейся дискуссии, как минимум - стать весомым аргументом, с которым и спорить-то бессмысленно.
Дискуссия, о которой здесь пойдет речь, касается самого что ни на есть актуального предмета: как добиться экономической стабильности, а затем процветания в России. Какие возможности мы можем для этого использовать, какие ресурсы мобилизовать, какими оптимальными темпами (одновременно реалистичными и достаточно амбициозными) продвигаться к цели?
Нам говорят: благосостояние граждан страны напрямую зависит от положения сырьевых компаний. Нам напоминают: высокие цены на нефть - основа бюджетного оптимизма. За этими тезисами прячется набившая оскомину правда: Россия как была, так и остается сырьевым придатком цивилизованного мира. То есть не элитой мира, а вроде как кормушкой для элиты, вспомогательной пристройкой к чужому благополучию. Утверждают, что Россия, дабы выбраться из этого состояния, должна предпринять некий рывок. Но в чем содержание "рывка"? Быть может, России следует стать еще более сырьевой? Иными словами, усовершенствовать способы добычи и продажи сырья? Или продавать его больше? Или продавать меньше, но по более высокой цене? Во всяком случае, появилось и серьезно артикулируется на уровне государственных предпочтений мнение, что России следует не уходить от своего сырьевого предназначения, а напротив эксплуатировать все его не открытые до сих пор возможности.
Аргументы в пользу того или иного выбора могут показаться равноправными. Например, неплохо сделать основой экономики высокие технологии: не вывоз сырьевых ресурсов, а вывоз произведенных из них товаров. Но если не получается, то можно ограничиться вывозом сырья. Есть искушение решить вопрос на уровне вкусовых предпочтений влиятельных экономистов. Однако вторжение формулы все расставляет по законным местам.
В 1958 году два выдающихся экономиста XX века Франко Модильяни и Мертон Миллер обнародовали замечательное открытие. Суть его - в независимости стоимости фирмы от структуры капитала в идеальной экономической среде. Выводы из этого открытия внешне совпали с "линией единичной сжимаемости" Бойля в теории изотропного базисного флюида. Другими словами, появилась возможность использования хорошо разработанного математического аппарата теории изотропных и анизотропных флюидов для исследования модели макроэкономической среды.
Попытаемся, используя эти теоретические основания, получить ответы на вопросы: каковы условия удержания экономики страны в состоянии подъема и какую цену общество должно заплатить за сохранение темпов роста в течение продолжительного времени? Что определяет продолжительность и глубину процессов подъема и рецессии в экономике?
Для ответа на эти вопросы в рамках используемой теоретической модели мы будем использовать понятие экономического потенциала отдельно взятой страны. Экономический потенциал страны как замкнутой экономической системы можно определить формулой:
П = Пpp + Пlr + Пnr,
где Пpp - производственный потенциал; Пlr - потенциал людских ресурсов; Пnr - потенциал природных ресурсов.
Потенциал природных ресурсов, в свою очередь, складывается из: 1) восполняемых природных ресурсов; 2) невосполняемых природных ресурсов и 3) природных ресурсов и технологий, потребности в использовании и добыче которых в настоящее время еще не определены (как это было с нефтью полтора века назад). Ресурсы становятся невосполняемыми, если период жизненного цикла человека неизмеримо мал по сравнению с периодом их восстановления (нефть, газ), и восполняемыми, если их восстановление теоретически возможно сопоставить с периодом жизненного цикла человека (лес, рыба).
Простая логика приводит к представлению первичных природных ресурсов в упрощенном виде - как суммы некой постоянной величины ресурсов, сохраняющихся в течение жизненного цикла человека, и ресурсов, неуклонно убывающих в процессе их использования. (Это справедливо в условиях рационального характера потребления восполняемых природных ресурсов, что не всегда соблюдается.)
При этом экономический потенциал страны растет по мере того, как убывает потенциал природных ресурсов, но до строго определенного момента, который можно интерпретировать как точку "технологического взрыва". Этот момент связан с тем, что затраты, связанные с добычей и переработкой первичных природных ресурсов, начинают превышать затраты на переработку отходов производства и жизнедеятельности, для преобразования которых в исходные природные ресурсы в настоящее время нет соответствующих технологий. Иначе говоря, богатые природные ресурсы страны превращаются в рост экономического потенциала только до тех пор, пока их исчерпание не становится необратимым.
Природные ресурсы - то, что принято сегодня в России считать наиболее реальным источником экономического роста. Изменение потенциала природных ресурсов связано с его уменьшением за каждый период времени (скажем, за год) на некую величину - мы растрачиваем природные ресурсы быстрее, чем восполняем их. В настоящее время восполняющие их технологии неизменно запаздывают, хотя их появление скачкообразно изменяет процесс восполнения потенциала ресурсов. Доля природного ресурса присутствует в стоимости единицы конечного товара. В определении стоимости природных ресурсов в стоимости товара учитываются, таким образом, цена и количество произведенного товара, общее число добываемых природных ресурсов. А в общей стоимости природных ресурсов в составе валового национального продукта учитывается общее количество конечных товаров и услуг в составе ВНП, производимых для внутреннего потребления и на экспорт.
Предположим, что страна А располагает необходимыми невосполняемыми природными ресурсами (нефть или газ) и производственными мощностями для производства товара X в количестве Q. Одновременно спрос на рынке именно на это количество этого товара по некоторой цене Р полностью удовлетворяется действующим производством. Тогда, скажем, за год потенциал невосполняемых природных ресурсов уменьшается на некоторую величину, что связано с их потреблением для производства товара X, но одновременно ВНП страны возрастает, так как произведенный товар реализуется на рынке и приносит доход. Но ведь в реальности мы сталкиваемся с другой ситуацией: природные ресурсы, предназначенные для производства товара X, не используются в стране А, но экспортируются в страну В. При этом необходимый товар X импортируется в страну А, то есть отправленное в другую страну сырье возвращается назад в виде товаров. Но по другой, более высокой цене.
Экспорт природных ресурсов в том же объеме и номенклатуре, что и при производстве товара X, увеличивает ВНП страны на величину экспортной выручки. (Пока попытаемся не учитывать другие экономические аспекты "экспортного" выбора страны А, связанные с замораживанием производственных мощностей, ростом безработицы, уменьшением источников инвестиций и финансирования НИОКР в промышленности и т.д.)
При вывозе из страны А необходимых для производства товара X ресурсов потребность в этом товаре никуда не исчезает. Его приходится импортировать из стран, куда ресурсы поставляются, и на это уходит некая часть ВНП страны.
Стоимость конечной продукции всегда выше стоимости используемого в ней сырья. Поставляя в страну-экспортер А товар по этой более высокой цене, страна-импортер В увеличивает свой ВНП на некоторую величину. Эта ситуация неизбежно будет создавать разрыв в уровне ВНП двух стран в пользу страны В: ведь она добавляет к своему ВНП суммы значительно большие, чем страна-экспортер.
Предположим, что поставщику природных ресурсов одинаково выгодно поставлять сырье как на экспорт, так и для производства конечной продукции в стране А. Для упрощения расчетов будем считать, что налоговые условия для поставщика в обоих случаях одинаковы. Также допустим, что цена товара, произведенного в стране А, равна цене товара, импортируемого из страны В. Доля природных ресурсов в конечной продукции одинакова в обеих странах в натуральном и стоимостном выражении - допустим, составляет 10%. После всех необходимых расчетов приходим к выводу, что в этом случае относительная разница в ВНП двух стран будет в 30 раз превышать стоимость сырья в конечном товаре X.
Но этот вывод сделан при условии множества довольно искусственных допущений и ограничений. Снимем хотя бы одно из них. К примеру, по какому-то непреложному закону страны-импортеры сырья бережно и экономно к этому сырью относятся, часто применяя особые, более совершенные, чем в странах-экспортерах, ресурсосберегающие технологии. Допустим, в результате применения такой технологии потребление природных ресурсов в стране-импортере снижено относительно страны-экспортера в два раза как в натуральном, так и стоимостном выражении. Расчеты показали, что в таком случае разрыв между относительной разницей ВНП двух стран и стоимостью сырья в конечном товаре возрастет еще в 2,3 раза.
Аналогичные расчеты могут быть произведены и при снятии других введенных нами ранее ограничений - налоговых, конъюнктурных, производственных, инвестиционных, социальных и прочих. Разрыв будет только расти.
Экспорт природных ресурсов с параллельным замещением производства товаров импортом просто обязан привести к уменьшению реального потенциала страны-экспортера. Таков общий вывод исследования. Итак, кто теперь собирается в элитарный клуб экономически развитых государств? Или хотя бы какими темпами мы намерены догонять и перегонять Португалию?
Как правило, эту тему (неизбежный разрыв в приросте ВНП) обходят молчанием экономисты как стран-экспортеров, так и стран-импортеров. Страны-импортеры можно понять: их данная ситуация полностью устраивает. Почему об этом молчат в странах-экспортерах - уже менее понятно. Скорее всего это связано с сиюминутными экономическими и политическими преимуществами, которые получает обладатель природных богатств. При умелом поведении на мировой арене возможно даже диктовать условия странам-импортерам. Да и не так просто сменить устоявшуюся экспортную ориентацию страны, тем более в условиях перманентной угрозы экономических и социальных потрясений.
Однако политические и экономические преимущества стран-экспортеров временны и даже иллюзорны. Во-первых, страны-импортеры, располагая серьезными финансовыми ресурсами и технологическим потенциалом, способны лишить страну-экспортера политических преимуществ и сделать ее подконтрольной территорией. Военная кампания в Ираке - пример установления такого рода контроля.
Во-вторых, над миром тяготеет проблема истощения невосполняемых природных ресурсов - в первую очередь нефти. Эксперты подсчитали, что мир в целом может жить спокойно, используя существующие запасы нефти (и сохраняя нынешние темпы добычи), еще не более 50 лет. Разумеется, в зависимости от сырьевых возможностей той или иной страны это "время спокойствия" также варьируется - от 145 лет для Кувейта и 115 лет для Ирака до 10 лет для США и 5 лет для Великобритании. В этом раскладе Россия близка к мировому стандарту - 59 лет до часа "X". Долгосрочные экспортные сценарии вовсе теряют смысл. Тем более что экспорт сырья при ущербном развитии промышленности ведет к увеличению разрыва в ВНП между Россией и технологически развитыми странами, к сокращению экономического потенциала России.
Очевидно, что серьезные корректировки в инвестиционной и торговой политике нашей страны стали бы практичной и дальновидной реакцией на то, о чем говорит нам бескомпромиссный язык формулы.
Дарья Гармоненко