Юрий Годин Российско-белорусский союз отметил седьмую годовщину существования. Прошедший год запомнится взрывом политических эмоций на президентском уровне, когда главы двух стран, каждый по-своему, расставили акценты в российско-белорусской интеграции.
Наивысший накал в пикировке строителей нового субъекта международного права наблюдался при обмене мнениями о вариантах вхождения Белоруссии в состав России. Российская сторона обрисовала неравную диспозицию двух стран - в виде расстановки на политическом поле аллегорических "мух и котлет". Белоруссия не осталась в долгу и поставила Россию "на место", вспомнив при этом мрачные времена известных диктаторов, когда перекраивалась политическая карта Европы. Но даже они, по замечанию белорусского лидера, не отважились обидеть белорусов. Казалось, достигнут предел политического балагурства на высшем властном уровне по вопросу строительства Союзного государства.
Наступило затишье. Однако общественность России и Белоруссии по-прежнему волнует вопрос: почему при наличии благоприятных предпосылок для единения двух родственных народов не идет двусторонняя экономическая интеграция?
Напомним, что в основе идейной апологии развала СССР лежали экономические интересы наиболее развитых в экономическом плане союзных республик. Инициатива обосновывалась нежеланием содержать дотационные республики, при этом сэкономленные средства должны были способствовать хозяйственному подъему. Перейдя к строительству капитализма на развалинах бывшей державы, все убедились, что рынок и рыночные отношения пронизывают всю шкалу национальных ценностей и определяют приоритеты в системе национальных интересов.
Семилетний период российско-белорусской интеграции следует квалифицировать как переходный этап, в течение которого политические и деловые элиты России и Белоруссии приспосабливаются жить сепаратно, несмотря на желание народов объединиться в одном государстве. Ведь все бывшие союзные республики, чтобы укрепить экономическую основу пришедших к власти политических и деловых элит, стали действовать в духе национально-хозяйственного прагматизма, в том числе при выборе внешнеторговых партнеров. Такой подход никого и ни к чему не обязывает и во многом объясняет и аморфность СНГ, и возникновение все новых объединений постсоветских стран, включая недавнее заявление "четверки" (Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина) об образовании Организации региональной интеграции (ОРИ).
При этом каждая страна внедряет свою экономическую модель - наиболее подходящую, с точки зрения правящей элиты, для капиталистической трансформации. Так, в России делается упор на экономический либерализм, в Белоруссии - на государственное регулирование и сохранение крупного госсектора.
Российско-белорусский семилетний опыт показывает, что различия в идеологической основе экономических моделей и в выборе стратегической направленности реформ (в России - создание ускоренными темпами класса предпринимателей, прежде всего крупного; в Белоруссии - внедрение модели "социальноориентированной рыночной экономики"), разное понимание сущности национальных интересов и экономической безопасности затрудняют и делают невозможной эффективную интеграцию, а тем более объединение в Союзное государство.
В России исходят из перспективы неолиберального понимания глобализации, до сих пор используя принцип "шоковой терапии" (например, реформирование электроэнергетики, ЖКХ и др.), отказываются от многих ключевых функций государства в экономической и социальной сферах, которые переориентируются на условия стихийного рынка. А поскольку частный капитал еще не готов взять на себя ответственность за судьбу российского общества, то страна оказалась в зоне социальной нестабильности. О плачевном итоге внедрения российской экономической модели сегодня не говорит только ленивый.
Так, Маргарет Тэтчер в книге "Искусство управления государством" обращает особое внимание на масштабы бедствия в России. Причем бедственными считаются не экономические, а социальные показатели, особенно из-за ухудшения состояния здравоохранения. "Железная леди" констатирует провал российской экономической модели и резюмирует ее нынешний основной результат: "Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает".
От себя добавим: в России сложилось ненормальное положение, когда 3-5% богатых людей стали владельцами большей части бывшей госсобственности, а большинство населения живет в бедности и нищете.
Если сравнивать результаты внедрения экономических моделей в России и Белоруссии, то последнюю никак нельзя назвать умирающей. По данным ООН, доля населения, живущего за чертой бедности, в Белоруссии составляет только 22%, а в России - 50%. Продолжительность жизни у соседей на 4 года больше, уровень преступности - на 50-60% ниже, государственный аппарат меньше подвержен коррупции, потребление мясомолочных продуктов на душу населения - существенно выше.
Не имея богатой ресурсной базы, Белоруссия продолжает поддерживать в целом более высокие темпы экономического роста, чем в большинстве стран СНГ. Минск добивается этого во многом благодаря жесткому госрегулированию экономики и постепенной подготовке условий для последующей рыночной трансформации. Белорусское руководство - в отличие от либеральных подходов в России - подходит к процессам трансформации отношений собственности, созданию рыночной среды и либерализации внешнеэкономических отношений (три основные сферы в стратегии реформирования экономики любой страны) не с идеологической, а с экономической точки зрения. Минск стремится исходить из принципов рациональности, постепенности, добровольности и учета мнений трудовых коллективов приватизируемых предприятий, стараясь не нанести ущерба национальной безопасности и социальным гарантиям. Именно активная экономическая роль государства, а также подходы к реформированию отечественной экономики спасали и продолжают спасать Белоруссию от социально-экономического коллапса.
В переходные периоды экономическая роль государства является ключевой. Занимаясь более двадцати лет изучением опыта стран Южной и Юго-Восточной Азии (Япония, Китай, Южная Корея, Тайвань, Индия и др.), я не раз убеждался в справедливости этой истины. Кстати, все эти страны, как и Белоруссия, не имеют значительных топливно-сырьевых ресурсов, а в подъеме своей экономики активно используют хозяйственный опыт СССР, который мы, к сожалению, полностью отвергли (включая планирование, индустриализацию, государственное финансирование социальной сферы, в том числе образования и здравоохранения).
Белоруссия пытается позитивно использовать этот опыт, поэтому ее экономическую модель некоторые обозначают как командно-административную, подчеркивая связь с советской хозяйственной системой. Следует согласиться с критиками белорусской модели: ее необходимо совершенствовать, прежде всего в сфере мелкого и среднего предпринимательства. Но в то же время вряд ли можно одобрить жесткие требования со стороны России об ускорении приватизации и либерализации белорусской экономики, а также целенаправленное мощное давление международных финансовых организаций (МВФ, МБРР и др.), стремящихся оторвать Белоруссию от РФ.
Как же эти факторы могут повлиять на судьбу и непосредственно на ход строительства Союзного государства?
При всей противоречивости белорусского социально-экономического развития за последние двенадцать лет его результаты следует все же признать более благоприятными, чем в России, по темпам роста ВВП, промышленности, сельского хозяйства, капиталовложений, ситуации на рынке труда, уровню социальной защищенности населения. Они хуже с точки зрения финансовой стабильности и состояния торгового баланса. Но все же плюсы в сфере реального производства и социального развития перевешивают серьезные минусы белорусской экономики. Следовательно, отмеченные факты совсем не доказывают преимущества российской модели реформ перед белорусской.
Учитывая это, можно прогнозировать, что у партнеров - строителей Союзного государства возникнут новые, еще более серьезные разногласия. Официальный Минск решительно отвергает принцип: "Чем меньше государства - тем лучше". Белорусский лидер неоднократно заявлял, что не допустит ухудшения социально-экономической обстановки в стране - даже ради Союзного государства.
Российское правительство, однако, настаивает на "недопустимости вмешательства государства в экономику". Поэтому в России сокращаются расходы федерального бюджета, в том числе на социальные программы. Так, Министерство экономразвития в проекте "Программы социально-экономического развития Российской Федерации на среднесрочную перспективу (2003-2005 гг.)" считает одним из основных факторов замедления темпов экономического роста "избыточность государственного регулирования" и ратует за ускорение темпов либерализации экономики.
Известно, что может ожидать Белоруссию в случае ее согласия на либерализацию и приватизацию по российскому сценарию. Никто не просчитывал социально-экономические последствия для двух стран при положительном исходе проведения референдума по Конституционному акту или согласии Белоруссии на переход к единой валюте в виде "ослабленного" российского рубля. Такой рубль выгоден российским топливно-сырьевым магнатам, но не способствует подъему машиностроительного комплекса Белоруссии - основы ее экономической безопасности.
Вряд ли белорусский народ захочет повторить судьбу братского народа, который оказался в ходе либеральных реформ фактически отчужденным от основных средств производства, ключевых сфер финансово-банковских услуг, оптовой и розничной торговли и лишенным своей доли природных богатств. И ни для кого не секрет, что этот народ подвержен вымиранию в первую очередь. Видимо, это одна из главных причин снижения в Белоруссии числа людей, выступающих за то, чтобы жить с Россией в Союзном государстве.
Что касается предстоящего референдума по Конституционному акту, то правящие элиты двух стран могли бы разъяснить: будет ли Союзное государство создаваться во имя экономических интересов упомянутых выше 3-5% населения России и ждет ли народ Белоруссии судьба российского собрата?
Дарья Гармоненко