Преступление и наказание

Широко распространено мнение, что за преступлением обязательно должно следовать наказание. Здесь и сейчас, и как можно скорей┘ Но, например, христианская мораль, которая представляется нам одной из самых гуманистических, отдает предпочтение суду не "мирскому" (человеческому), а Божьему. Кроме того, в ней считается, что самое большое наказание преступивший закон (в самом широком смысле) понесет от мук собственной совести. Конечно, мы не можем сказать, что за почти полтора века, прошедшие после литературно-психологических изысканий Федора Михайловича, усредненный нравственный уровень человечества очень уж повысился (некоторые считают, что скорее наоборот), и потому всерьез полагаться на очищающее влияние собственной совести не будем. Мы готовы согласиться с тем, что общество (по преимуществу руками государства) должно наказывать преступника. Вот только какая ставится при этом цель?

Когда любящая мать наказывает несмышленое чадо, ставя его лицом в угол или - не дай Бог! - даже берясь за ремень, то она имеет дело с существом, пока еще не успевшим понять, что такое хорошо и что такое плохо, и хочет добиться "понятного объяснения" и "лучшего запоминания". Со временем ребенок, вооруженный этим знанием, как правило, научается контролировать и гасить в зародыше стремления, ведущие к нарушениям общепринятых норм и к возможным "криминальным" последствиям. Подобные намерения никогда не являются целью наказания настоящего преступника, потому что мы с определенностью можем сказать: если не рассматривать спонтанные преступления, преступления в состоянии аффекта, неосторожность, самозащиту и т.п., а только серьезно продуманные, далеко рассчитанные и тщательно подготовленные, т.е. умышленные преступления (не делая сколько-нибудь значимой ошибки, можно считать, что наибольшую опасность представляют именно они), то преступник всегда знает, что он совершает и чем рискует. В том, что, несмотря на это, он все-таки преступает закон, огромную роль играет человеческая психология: правонарушитель рассчитывает, что его не поймают, - на это в основном направлена вся его подготовка. А если и поймают, то при нашем судопроизводстве можно запугать свидетелей, с большей или меньшей степенью обоснованности обжаловать недопустимые методы ведения следствия, найти ключ к судье или, наконец, пользуясь огромными "вилками", заложенными нашим законодателем в Уголовный кодекс, получить минимальное наказание. И очень часто (значительно чаще, чем хотелось бы) он оказывается прав.

С учетом такого положения вещей можно утверждать, что хорошая работа правоохранительных органов включает также и профилактическую составляющую. На наш взгляд, существуют только четыре причины, которые можно было бы рассматривать в качестве оснований для "наказания" преступника:

1) обычная банальная месть;

2) защита данного преступника от самого себя путем лишения его возможности совершать другие преступления;

3) защита общества от возможного совершения преступлений этим же преступником;

4) перевоспитание этого же преступника при помощи наказания.

Всякие другие цели, часто придумываемые ретивыми охранителями общественного спокойствия, блага и нравственности (ну, например, уже упоминавшееся профилактическое воздействие на потенциальных нарушителей закона), чаще всего притянуты за уши и в этом качестве вообще не должны быть рассматриваемы. Нам кажется аморальным специально жестоко наказывать за преступление, рассчитывая на воспитательный эффект в отношении других. При этом мы совсем не отрицаем реальности такого воздействия. Но мы сознательно отказываемся рассматривать эту сторону наказания преступника - с целью "воспитания", т.е. воздействия на остальных: вот как будет с вами, если и вы нарушите закон. С нашей точки зрения, такой подход имеет мало общего с гуманистическими ценностями. Мы думаем, есть нечто глубоко порочное в наказании одного человека в назидание другим людям - еще не преступникам. Более того, мы совершенно убеждены, что если будет раскрываться максимальное количество преступлений, то и "воспитательная" цель также будет достигаться обществом в подавляющем числе случаев. Процесс "воспитания" общества тем успешнее, чем чаще раскрываются преступления и реально наказываются настоящие преступники. Что же касается воспитательного воздействия на самого преступника, то сейчас, при нашей пенитенциарной (исправительной) системе, об этом лучше и не заикаться, чтобы не смешить народ.

Зато необходимо сказать несколько слов о мести. Складывается впечатление, что мало кому из любящих порассуждать о необходимости ужесточения уголовных санкций приходила в голову мысль о принципиальной недопустимости такого мотива для наказания. Они искренне считают, что наказание должно последовать в отместку преступнику за совершенное деяние. Именно такой смысл вкладывают они в понятие "наказание", видимо, не отдавая себе отчет, что этим они оправдывают и легализуют библейско-варварское "око за око". Человечество выросло уже из ранних, детских представлений о наказании как восстановлении справедливости. Об этом свидетельствует отказ общества (и это никем не ставится под сомнение!) от клеймения преступников, вырывания ноздрей и т.д. К сожалению, мы редко задумываемся: почему это ворам перестали рубить руки, лжесвидетелям - отрезать язык, а насильников - оскоплять. Дело в том, что люди (в значительной мере под влиянием христианской морали) поняли, что никому до самой смерти не заказано осознать тяжесть своих проступков, раскаяться и исправиться. Потому нельзя применять такие методы воздействия на преступника, которые приводили бы к необратимым изменениям человеческой природы - отрубленная рука никогда не отрастет. Если довести эту оправданную всем развитием человечества логику до естественного предела, то придется признать и недопустимость смертной казни - после смерти человека не воскресить. Более того, если мы надеемся, в какой угодно далекой перспективе, еще и перевоспитывать в процессе наказания, то при чем здесь смертная казнь? Как говорит героиня Елены Яковлевой в телесериале "Каменская": "Мертвых ничему нельзя научить┘" В юриспруденции цивилизованных стран, а также среди их населения "наказание" давно уже не интерпретируется как кара или возмездие за совершенное преступление: от такого "наказания" преступника там давно отказались. Воздействие общества на осужденного организовано таким образом, что, изолируя его, ему какое-то время не дают возможности совершать преступления вновь, а самая реализация такого запрета уже рассматривается обществом как наказание.

Почему же, несмотря на все сказанное, идея ужесточения наказаний, так же как и идея смертной казни, вновь и вновь лоббируется некоторыми политиками и, надо признать, находит отклик у простых людей? Ответ достаточно ясен.

Когда государство не справляется с криминальной обстановкой, когда представляется, как теперь у нас, недостижимой задача раскрытия хоть сколько-нибудь значимого числа (мы уже не говорим: большинства) преступлений, то у некоторых деятелей, отличающихся, на наш взгляд, большей потребностью что-нибудь делать, чем способностью о чем-нибудь серьезно подумать, в который уж раз в истории человечества появляется искушение путем ужесточения наказаний защитить общество от вала преступности. Позиция более чем порочная. Во-первых, поскольку государство не справляется с раскрытием совершаемых преступлений, то число ошибок в определении настоящих преступников возрастает, и, следовательно, резко увеличивается вероятность наказания невиновных (известный императив "лучше отпустить десять виновных, чем наказать одного невинного" - это, естественно, не про нас и не для нас!). Когда же речь идет о смертной казни, то любая такая ошибка не только имеет трагический характер, но и является необратимой в отношении безвинно осужденного. Когда приводишь аргумент: "А скольких невиновных людей расстреляли, вычисляя Чикатило?" - у неподготовленных людей реакция абсолютно стандартная: "Но если он действительно убил? Почему же не расстрелять?" Почти никто не отдает себе отчет в том, что судебный вердикт не означает истину в последней инстанции - просто люди договорились так считать, ибо иначе никто и никогда не сможет разрешать перманентно возникающие между ними споры. По умолчанию предполагается, что все это знают. Надо отчетливо понимать, что истина недостижима для людей в принципе, что судьи - тоже люди, а не боги и что судейские ошибки - такой же постоянный и совершенно необходимый атрибут суда, как, например, судейская мантия. История юриспруденции знает огромное число примеров, когда совершенно неопровержимые на первый взгляд доказательства оказывались не более чем цепью случайных (и от этого еще более трагических) совпадений. Судебный вердикт просто означает, что доводы и доказательства одной стороны показались человеку в мантии (судье) более убедительными, чем аргументы и представленные суду законные доказательства другой. Швейцарским судом подтверждается пушистая белизна г-на Михайлова ("Михася") в том смысле, что обвинение не представило суду достаточных доказательств причастности этой фигуры к преступной группировке.

Во-вторых, все более или менее сведущие люди знают, что еще в античные времена с достоверностью было установлено, что "ужесточение наказаний не ведет к уменьшению количества преступлений" и что этой цели можно достичь только все возрастающей степенью неотвратимости наказания, т.е. все увеличивающимся процентом раскрываемости преступлений. Спрашивается: высокопоставленные адепты ужесточения наказаний и смертной казни настолько неграмотны, что они не знают этих прописных юридических истин? Да нет, они скорее либо настолько не подготовлены к серьезной государственной деятельности, что просто не в состоянии осмыслить этот с древности известный факт, либо просто дурачат нас с вами - лгут, фарисействуют, подыгрывают самым низменным инстинктам толпы, стремясь таким способом завоевать у электората дешевую популярность. Понятно, что, с нашей точки зрения, такие действия политиков глубоко аморальны, ибо в нашей действительности за их популистскими призывами при существующих милиции, прокуратуре, судах и тюрьмах стоят сломанные судьбы, разбитые жизни и даже смерть многих и многих невинных. Хотя┘ нам к этому не привыкать.

К слову сказать, многие государственные люди, от которых зависит принятие решений весьма высокого уровня, видимо, не доросли до понимания того непреложного факта, что для государства соблюдение принципа является абсолютной ценностью. Исторический опыт свидетельствует, что любые исключения, отступления от него, оправдываемые даже самыми благородными целями ("жизнь сложнее и многообразнее любых человеческих установлений" - узнаете?), оборачиваются в конце концов самыми непредсказуемыми, а часто и трагическими последствиями.

Подводя итоги, можно сказать: если государство применяет смертную казнь, то оно совершенно определенно преследует цель 1 из нашей классификации - банальная месть, око за око, зуб за зуб. В этом случае можно констатировать: уровень варварства этого государства таков, что оно не должно было бы препятствовать таким же варварским обычаям кровной мести, похищения людей и рабского труда. Другой случай - цели 2 и 3. Этих целей вполне можно достичь и не лишая человека жизни - раскройте преступление, найдите преступника, осудите его и посадите в надежную тюрьму. Но сегодня наше государство не в состоянии справиться ни с одной из этих задач. Поэтому всегда найдутся люди, для которых проще - убить. Якобы по закону. При этом проблема наказания невиновных сводится ими по недомыслию к ложной проблеме недопустимости судейских ошибок. Наконец, необходимо сказать несколько слов и о цели 4. Очень хочется верить, что она присутствует не только чисто умозрительно, но и является, хотя бы в принципе, достижимой. Однако для этого надо кардинально менять порядки не только в правоохранительной системе, но и во всей нашей стране. Кто бы об этом подумал?..