Марина Калашникова - Александр Сергеевич, вы - один из активных членов Госсовета. Чем он сейчас занимается?
- Госсовет набирает обороты. Например, нам предлагают целую концепцию жилищно-коммунальной реформы. И в результате рассмотрения на Госсовете вопрос разворачивается в более здравом направлении. Ситуация, когда 100% платит сам потребитель, отодвигается на перспективу. Мы как бы ставим амортизатор. Другой вопрос - образование. Стартовые позиции правительства и региональной власти были почти несовместимы. Речь шла о двенадцатилетке, о едином экзамене. Мы вышли на правильное решение, хотя остаемся пока еще в режиме поиска.
- Вы как специалист в области международных отношений и бывший посол, наверное, участвуете в работе группы Госсовета по подготовке аналитических материалов о месте России в мировом сообществе, особенно с учетом перемен, произошедших после 11 сентября. В каком состоянии сейчас находится доклад и что с ним будет дальше?
- На эту очень актуальную проблему президиум Госсовета нацелил президент. Как я понял Владимира Владимировича Путина, он делал акцент на том, чтобы увязать внешнюю политику с проблемами внутренней жизни страны. Хочу также подчеркнуть, что есть МИД, который во все советские и российские времена был головным в этих вопросах. Наша рабочая группа не должна подменять МИД.
- Когда возникла идея такого доклада?
- После 11 сентября все российские политики почувствовали, что произошло нечто вроде извержения вулкана. Мы и раньше считали, что борьба с терроризмом становится объединяющим началом для всего цивилизованного сообщества. Но теперь формат наших усилий расширился. Например, риск терактов обязал все субъекты государственной и экономической жизни в мире больше заботиться о гарантиях. Страховые компании повышают свои ценовые заявки. Мы также почувствовали, что, как ни крути, СНГ все-таки нам ближе. И почти всегда обнаруживается, что чем больше интеграции в рамках СНГ, тем легче решать проблемы и за его пределами.
- Когда вы планируете обсудить подготовленные предложения на Госсовете?
- Я хотел бы, чтобы мы успели это сделать до жаркого лета, то есть в первой половине года.
- Какие основные темы и выводы, к которым вы пришли?
- Мы не должны концентрироваться на том, что у России ограниченные возможности, то есть "по одежке протягивай ножки". Другая мысль: мы располагаем в экономическом и сырьевом плане достаточными возможностями для того, чтобы использовать их в международных отношениях. Наша страна обладает реальным суверенитетом, в то время как он утрачен десятками крупных государств на Западе и на Востоке. Арсеналы и инструментарии, которыми Россия может пользоваться, все еще велики. Есть исторические традиции нашей дипломатии, ее профессионализм и возможности быть на равных участниками строительства многополярного мира. Наша евразийская природа не должна возводить барьер между нами и Европой. Мы действительно за основательную интеграцию в евроатлантическое сообщество. С другой стороны, подобно тому, как сам Запад занимается Востоком, нам тем более пристало это делать.
- То есть анализ проблем России в современном мире проделан всеобъемлющий...
- Он начинался под эхо 11 сентября, а потом вбирал в себя многие стратегические вопросы. Новые вызовы и тенденции, изменение места России в мире.
- И все-таки: для чего нужно рассмотрение вопросов внешней политики на Госсовете?
- Во-первых, это нужно для создания более системного представления о российской внешней политике, как теперь говорят, у всей политической элиты, включая региональных лидеров. Важно определить, как мы представляем себя в начале XXI века перед лицом всех новых вызовов. Например, мы можем сказать, что впереди нас ждет долгая пора этнических и межконфессиональных конфликтов. Раньше все боялись ядерного апокалипсиса, а сейчас по всему земному шару идет самоопределение этносов. И поиск этот, к сожалению, приводит не только к подъему национальной культуры, но и к конфликтам.
И второе. Для чего мы интенсифицируем переговорный процесс по вопросам ядерной безопасности? Во имя повышения порога безопасности. Для чего мы говорим об урегулировании внешних долгов? Для того, чтобы создать более благоприятные условия для решения внутренних социальных вопросов. В любом внешнеполитическом вопросе есть отражение внутриполитических проблем, тех, из которых складываются условия нашей работы, обстоятельства, формирующие инвестиционный климат.
- Сколь эффективные предложения делали региональные лидеры, которые входят в группу? То есть какова роль нашей элиты в формировании внешнеполитических идей?
- Есть несколько групп, сформировавшихся в процессе этой работы. Первая состоит из субъектов Федерации, которые находятся по периметру нашей государственной границы. Таковых почти треть из 89. Они очень заинтересованы в том, чтобы разрабатывать формы поощрения приграничного сотрудничества. Вторая группа выступает за более справедливое распределение инвестиционных возможностей. Для них важно, чтобы инвестиции, получаемые при посредничестве правительства РФ, не застревали лишь в поволжских областях или на Северо-Западе. И здесь уместно констатировать, что в целом произошло явное снижение качества освещения и интерпретации событий на международной арене. Информирование сейчас идет очень лапидарно, скупо, на уровне простых фактов. Не вскрывается глубина процессов, которые происходят в мире.
- Вы объясняете это потерей квалификации СМИ, цензурой или утратой общественного интереса?
- Легче всего поправить дела в СМИ. Я бы даже просил вашу газету дать сигнал сообществу журналистов, что наступила пора создавать гильдию журналистов, пишущих на международные темы.
- Может быть, мы недооцениваем и усилий цензуры?
- Для того чтобы не было повода говорить о цензуре, журналистам-международникам надо найти родственных себе людей в МИДе, в Минобороны, в других федеральных службах. Здесь вполне могут сложиться отношения взаимной заинтересованности.
- Вы член совета директоров ОРТ. Какой вклад вы вносите в работу Первого телеканала?
- По моим данным, после формирования нового совета директоров рейтинг ОРТ не снизился. Пожелание мое - более регулярно собираться совету директоров, в том числе в интересах лоббирования интересов этой телевизионной компании.
- Как вы относитесь к информационной блокаде вокруг Чечни?
- О событиях в Чечне сегодня известно намного больше, чем о кризисах и конфликтах в любой другой точке. Посмотрите, как работали американские СМИ после трагедии 11 сентября. Мы же не видели по телевидению ни одного трупа, никакой крови.
- И тем более картинки Пентагона.
- Картинки Пентагона тоже не видели. Уж не говоря о человеческом горе, которое мы тоже не видели или видели заслоненным американскими флагами.
- А вы вообще согласны с тем, что происшедшее 11 сентября связано только с терроризмом? Не получится ли так, что скоро и политикам, и мировой общественности придется переоценить причины трагедии?
- В контексте декларированного уровня отношений американцы могли бы представить нам больше информации. Но дело в том, чтобы исчерпать все возможности по совместной борьбе против терроризма. Должна произойти демилитаризация не только на государственном уровне через официальные переговоры, но и демилитаризация людей, нелегально обладающих оружием. Поэтому я выступил за борьбу против терроризма во всех его проявлениях.
- А если спроецировать проблему борьбы с терроризмом на регион Кавказа, то как вам представляется урегулирование ситуации в Чечне?
- Ощущение тех, кто находится на Кавказе, на несколько порядков более уверенное и определенное, чем это было, например, два года тому назад. Вызывающие формы преступлений, такие, как похищения людей, теракты, - все это отходит в прошлое. Практические работники от федерального уровня до республик должны не упустить момента, когда люди действительно уже почувствовали признаки начинающейся стабильности, и закрепить эту тенденцию. Не только через визиты лорда Джадда, рассмотрение вопросов в ОБСЕ и работу Комиссии по правам человека. Мы должны двигаться прежде всего через созидательные дела - пусть восстанавливается Грозненский НПЗ, пусть появляются рабочие места.
- Кто должен это делать?
- Это должно продолжать делать правительство РФ.
- То есть это должны быть федеральные программы?
- Не обязательно программы. Пресечение сепаратизма и создание нормальных условий жизни для мирного населения - это взаимосвязанные задачи. Необходимо помочь возврату беженцев и налаживанию работы школ, университета. Через эти формы общежития легче справляться с напряженностью. Если мы застрянем на расследовании того, что там происходило, то не сможем оказать должного внимания людям.
- По поступающим сообщениям можно предположить, что чеченские боевики активизировались и предпринимают контрмеры против федеральных войск. Постоянно идут конфликты, убийства, теракты. Ситуация представляется нестабильной. Почему ваша схема контактов, о которой шла речь еще более года назад, не сработала?
- Скорее всего события были так динамичны и противоречивы, что не было даже месячной паузы для того, чтобы встать на этот путь. Как только настроимся на контакт - обязательно произойдет что-то или в форме теракта, или в форме дерзкого заявления, или в форме неподтверждения уровня переговорщика. Всегда появлялись какие-то причины. Это то, что я могу сказать для публичного интервью.
- Связываете ли вы перспективы конкретных путей урегулирования чеченского конфликта с высадкой американцев в Грузии?
- Моя задача не в том, чтобы только делать вывод об усилении сотрудничества между Грузией и США. Задача в том, чтобы это не отразилось негативно на положении Южной Осетии или Абхазии. Если геополитические приоритеты южнокавказских государств, в данном случае Грузии, будут меняться, то это, конечно, заставит нас серьезно анализировать происходящее. Мы сейчас не только в Москве, но и у себя в республике усилили аналитическую работу. Читаем все, что возможно, по поводу событий, происходящих на южном направлении. Создали совместную аналитическую группу Северной и Южной Осетии. Не хотелось бы, чтобы наш разделенный народ попал в трагическую ситуацию в контексте происходящих событий. В стратегическом плане добрососедские отношения России и Грузии отвечают интересам осетинского народа. Но если эти отношения подвергаются каким-то испытаниям, то мы должны находить соответствующие формы нашего реагирования.
- Каковы перспективы отношений в регионе Кавказа в связи с тем или иным поворотом, который приобретет грузино-абхазский конфликт?
- Тут есть разные варианты поведения. Самый привлекательный - безотлагательная реализация модели федеративного государства на территории Грузии. Грузия уже де-факто - федеративное государство. Второй шаг - усиление внимания тбилисского Центра к самоопределившимся частям своего государства через более щедрое перераспределение экономических, финансовых и других возможностей. Это предпосылка для того, чтобы дверь к конструктивным переговорам была открыта. Все остальные варианты - тупиковые. Силовой метод бесперспективен. Модель урегулирования без участия России неприемлема потому, что в Южной Осетии и в Абхазии есть большое количество людей с российским гражданством. Есть сильная воля людей, которые ориентированы на социально-экономическое и культурно-образовательное сотрудничество с Россией. Это нельзя не учитывать.
- Вы думали над тем, кто с российской стороны мог бы авторитетно участвовать в переговорах?
- Идет работа над большим российско-грузинским договором. Если события сегодня в Кодорском ущелье, а завтра в Панкисском ущелье будут тормозить, торпедировать работу над договором, то это означало бы непонимание важности этого документа. Нельзя бросаться в крайности, иначе мы будем все время "бегать по ущельям".
- Кто мог бы, на ваш взгляд, выступить в качестве авторитетной фигуры, которая определила бы успешный ход переговоров?
- Я сторонник того, чтобы российско-грузинские встречи на высшем уровне проходили как можно более регулярно. Отдельно хочу подчеркнуть роль встречи "Кавказской четверки" - России и трех южнокавказских государств. Россия удачно выбрала координатора работы над договором. Это Борис Пастухов, который хорошо известен в Тбилиси, Сухуми, Цхинвали, Батуми... Он долгое время был первым замминистра иностранных дел России и работал министром по делам Содружества. При нем роль политических вопросов в работе данного министерства была значительной. Это уже после него оно начало превращаться в интендантское ведомство. Кроме того, полномочия от президента вести переговоры получил первый замминистра иностранных дел.
- Если возникнет тесный военно-политический союз Грузии с США, как это может повлиять на ситуацию на Кавказе в целом? Какие сценарии вы пытались разрабатывать?
- От заявлений о намерениях до реальности расстояние существенное. Я не вижу, чтобы грузино-американское военное сотрудничество перешло уже в какую-то константу. Это скорее заявка о намерениях, возможно, с каким-то прицелом. Кроме того, с общественным мнением абсолютного большинства не считаться нельзя. Ведь 620 тысяч граждан Грузии подписали петицию, обращенную к Тбилиси и Москве, с призывом к восстановлению добрососедских отношений. Если бы, не дай бог, все пошло по плохому сценарию - дистанцирования Грузии от России, - то это вызвало бы серьезные противоречия внутри самой Грузии из-за невосприятия такой перспективы Абхазией, Южной Осетией и, может быть, не только ими.
- НАТО пытается взять под свою ответственность территорию между тремя морями - Балтийским, Черным и Средиземным. Как вы полагаете, высадка американцев в Грузии дает им возможность прочно осесть, укрепиться на Черном море?
- Думали ли американцы над тем, что будет, если они высадятся надолго? Нельзя же сказать, что везде, где американские пехотинцы высаживались, их ждала удача. И были периоды, когда НАТО лелеяло соблазнительную мечту по поводу того, что оно распространит свое присутствие на все Средиземноморье, включая Восточное Средиземноморье, Александрию и Суэц. Но ничего подобного не произошло. Хотел бы я послушать американца, который обосновал бы пользу присутствия США на Кавказе. Во-первых, есть послевоенное устройство. Оно предполагало, что на Филиппинах и Окинаве будут военные базы США. А если их специально создавать сейчас, то это будет как еще одно неудачное Сомали или как еще более неудачный поход американцев к ливанским берегам. Как кавказец я плохо представляю, что где-то может стоять американский флаг и там будут ходить американские офицеры и при этом все будет безоблачно и спокойно. Так на Кавказе не бывает.
- Все как раз вокруг того и крутится, что американцы и НАТО демонтируют институты нового международного порядка. Что мы можем этому противопоставить?
- Вообще я хочу спросить: что произошло? Была Парижская хартия 1990 года как результат Хельсинкского процесса. Там в первой статье было записано, что главное - это государственная целостность европейских государств и Северной Америки. Точно так же относительно НАТО. Хронологически НАТО появилось раньше Варшавского договора. В основе его создания были идеология Фултонской речи Черчилля и трумэновские штучки. Потом появился Варшавский договор. Хотим ли мы теперь расстелить одеяло НАТО на весь земной шар? Почему преданы забвению возможности ООН? В структурах ООН все еще формально присутствует военный комитет. Он был призван использовать военные контингенты государств - членов ООН для разрешения возникавших конфликтов. Но никто про него сегодня не вспоминает.
- Как вы считаете, насколько полезно для России обладание "двадцатым стулом" в НАТО?
- Мы уже сотрудничаем с НАТО и его членами по проблемам безопасности, вопросам борьбы с терроризмом, распространения оружия массового поражения. Я не считаю, что развитие событий должно привести к тому, что в НАТО теперь будет 20 государств. На всех этапах предстоящих переговоров надо быть очень реалистичными - так, чтобы наше присутствие по схеме 19+1 состояло из двух частей: мы сохраняем свой военно-политический суверенитет, но в то же время влияем на решения, которые намеревается принять НАТО. Не надо быть еще одним государством в НАТО, но результат переговоров должен дать нам возможность еще до того, как силы НАТО двинутся в каком-то направлении, сказать "нет". Так, чтобы это действительно было "нет". Иными словами - или консенсус, или право вето.
- Это реально?
- Если юридически это будет закреплено в основополагающих документах, то тогда это реально. Если будет прецедент отхода от этих закрепленных согласований, тогда мы также будем иметь свободные руки для реагирования на непартнерское или вероломное поведение НАТО.
- Какую из стран СНГ вы считаете сейчас ключевой для эффективной внешней и оборонной политики России?
- "Локомотивами" в плане готовности включиться в интеграцию я считаю Белоруссию и Казахстан. Те же идеи Назарбаева о евразийском союзе можно использовать. Тем более что все государства Центральной Азии и Казахстан являются членами ОБСЕ. Мы не "уходили" бы в Азию, а объединяли восточную группу государств ОБСЕ. Это единственная организация, возникшая после холодной войны. Напрасно затоптали ОБСЕ.
- Как могли бы российские республики влиять на ход событий?
- После моего переизбрания я почувствовал, что надо создать аудиторию, где присутствовали бы и мои сторонники, и оппозиция. Я назвал это Советом республики. В нем обсуждаются вопросы о соотношении нашего прошлого в истории, о судьбе осетинского языка и сохранении традиций культуры русского языка. У меня также появляется возможность не через СМИ, а прямо за столом выслушать мнение других. То есть я бы сравнил это с Госсоветом, который решений не принимает, но влияние имеет достаточно большое.
- Как решается проблема беженцев в республике?
- У нас несколько видов беженцев. Что касается жителей нашей республики - ингушей, то 75-80% из них возвратились, и мы говорим о постконфликтном строительстве. По количеству классических беженцев, каковыми по российским законам являются только те, кто переместился с территории другого государства, мы занимаем первое место. У нас 42 тысячи граждан других государств, большинство - из Грузии, есть из Таджикистана, Узбекистана. И около 10 тысяч - те, кто покинул в сложный период Чечню, в основном русские. Что касается Пригородного района, то он один из самых преуспевающих. Что, собственно, там надо решать? Если кто-то собирается возвращаться, то мы за возвращение. Но надо иметь в виду, что ингушский народ самоопределился в форме республики.
- В феврале вы призывали осмыслить, насколько соответствует нынешняя модель выборов высшим интересам России. Что вы имели в виду?
- Пребывание страны в состоянии перманентных выборов контрпродуктивно. Поэтому я предлагаю остановиться всем на мгновение и сказать: с этого времени президентские выборы в РФ будут всегда проходить, допустим, в марте. И выборы в субъектах Федерации проходили бы, например, в ноябре. В перспективе я был бы сторонником того, чтобы глава большого государства избирался на срок более 4 лет. Ведь у нас даже в районах сейчас 4 года. Я против прямых выборов при участии всех избирателей. Пусть выборы руководителя субъекта Федерации проходят через систему выборщиков. Это поможет избежать случаев, когда люди, не соответствующие высокой должности, попадают в список претендентов или даже садятся в кресло губернатора.
- Какие сейчас самые острые проблемы в республике? Что вы записываете для себя в приоритеты?
- Самая острая проблема - это отказаться от инерции того ощущения, что мы находимся на перекрестке конфликтных событий на Северном Кавказе. Люди должны почувствовать, что живем мы пока скромно, но чуть лучше, чем вчера. Поэтому мы и занимаемся так много малым и средним бизнесом. Сложное положение на юге России не должно мешать созданию современных предприятий. Ведь в Северной Осетии было 14 предприятий электронной промышленности. Это десятки тысяч квалифицированных инженерно-технических работников. В отсутствие сырьевых ресурсов мы стараемся изыскивать возможности наполнять бюджет республики. Еще пару лет назад в винно-водочной промышленности Северной Осетии было много теневого и криминального. Сейчас почти все под контролем: из 300 винно-водочных предприятий осталось 7-8, и они обеспечивают 47% бюджетных поступлений.
Кроме того, мы оказались приграничной территорией. Поэтому граница должна быть оборудована современными таможенными переходами. Мы ввели понятие "Южные ворота России" и имеем контуры такого проекта. В нем велика роль Военно-Грузинской дороги и Транскавказской автомагистрали. Мы хотим, чтобы концепция приграничного сотрудничества, принятая осенью прошлого года правительством, начала реализовываться.
- Полпред президента в Южном федеральном округе Виктор Казанцев вам помогает?
- Наши пожелания сводятся к тому, чтобы люди в окружении полпредов основывали свои действия на положении, утвержденном президентом РФ. Им надо почаще туда заглядывать. Мы подчеркиваем весомую роль Казанцева в лоббировании программы "Юг России". Здесь для должности полпреда генеральские качества оказались к месту.
- Комиссия Дмитрия Козака к лету должна завершить работу по приведению региональных законов в соответствие с федеральными, что на деле ослабит самостоятельность субъектов. Это хорошо или плохо?
- Поскольку в России все было рыхло, то, может быть, нам требуется большая собранность при сохранении основ федерализма. У меня власти достаточно. Меня больше беспокоят финансовые отношения между Центром и периферией. Например, мы до недавнего времени выплачивали 23% из доходной части бюджета в качестве зарплаты бюджетникам. Сейчас эта доля более 50%. Я это воспринимаю как рискованный эксперимент. За первый квартал текущего года 56 регионов России собрали налогов от 5 до 80%. Наша республика за первый квартал выполнила налоговые обязательства на 112%. Это дает право просить что-то взамен.
