Сергей Козлов Недавно московские СМИ обошла история о том, как некто Дмитрий Болотин, ветеран первой чеченской кампании, пьянствуя в компании трех мужчин и двух женщин, без видимых причин зверски убил своих собутыльников и был осужден на пожизненное заключение. Убийцу обследовали психиатры и признали вменяемым, но с отклонениями психики, связанными со службой в Чечне.
Признаки поведения бойца, остервеневшего на войне, специалист определит без труда. Поведение таких людей отличается застойной злобностью. Они легко совершают поступки, отмеченные повышенной агрессивностью к окружающим. Их жертвами могут стать как товарищи по службе, так и совершенно незнакомые люди. Агрессивность, усиливающаяся на войне, как бы дремлет в них в мирной обстановке, а поводом для того, чтобы поведение такого ветерана вышло из-под контроля, может послужить что угодно. Это так называемый поствоенный синдром.
Человек, впервые попавший на войну, реагирует на боевую обстановку по-разному. Одни впадают в ступор, другие, наоборот, ищут знакомства с опасностью, подсознательно полагая, что убить могут кого угодно, только не его самого. В Афганистане в моей группе был пулеметчик Владимир Батаев. В бою он был настолько спокоен, что по спине пробегал холодок. Не вжимался в землю, под шквальным огнем мог идти в полный рост, меняя позицию. Сначала это казалось проявлением небывалой храбрости. Но позднее он пристрастился к наркотикам. Потом, анализируя его поведение, я понял, что психологически он был надломлен. В специальной литературе описаны случаи, когда страх порождает равнодушие к смерти и преобразуется в безрассудную смелость. Людям в таком состоянии их довоенная жизнь кажется нереальной. А в послевоенной они себя не представляют.
Главные проблемы парней, прошедших Афганистан, начинались, когда стало ясно, что в Союзе, кроме самых близких людей, их никто не ждет. Мой заместитель сержант Вадим Постников и пулеметчик Александр Осмак, когда разыскали меня после замены, рассказывали: "Ваши слова о том, что мы здесь никому не нужны, сразу пришли в голову, как только мы вышли на трап самолета, доставившего нас в Ташкент. Мы, даже не проходя таможенного досмотра и пограничного контроля, попытались договориться, чтобы нас отправили обратно. Но было поздно┘" Дальше было хуже. Фраза "мы вас туда не посылали" стала хрестоматийной.
Наше государство с удивительным безразличием относилось и относится к тем, кто еще недавно с оружием в руках отстаивал его интересы. Казалось бы, мы могли извлечь опыт из ошибок американцев, переживших "вьетнамский синдром". Многие помнят документальные кадры с призывниками, сжигающими свои повестки и американский флаг в знак протеста против призыва на войну, и ветеранами этой войны, выбрасывающими свои награды через ограду "Белого дома". Государство ничего не дало им, а общество отторгло их. Однако чужой урок для нас прошел даром.
Проблемы социальной адаптации военнослужащих, прошедших войну, существовали всегда. Но только во второй половине прошлого века психологи стали замечать и изучать отклонения в поведении людей, вернувшихся с войны. В США на своих "вьетнамцев" обратили внимание с большим опозданием. А серьезно изучать психологические отклонения у людей, переживших длительный военный стресс, в Америке начали, пожалуй, только после войны в Персидском заливе. Переживания попавшего на войну человека усиливаются, если, как говорится, ему есть что терять. Материальные блага, семья и т.д. могут служить фактором, усиливающим стресс. В Военной академии я познакомился с бывшим командиром "пустынного батальона" 70-й бригады. Несмотря на невысокую боевую активность, переживания этого подполковника, по его воспоминаниям, были велики. Он не скрывает, что боялся оставить свою семью без кормильца, детей без отца.
Парадокс, но зачастую степень переживаемого стресса тем выше, чем ниже реальная опасность. Человеку свойственно запугивать себя. Не столкнувшись реально с опасностью, он вновь и вновь возвращается в мыслях к тому, что может с ним произойти. Помню, как в Афганистане наш начальник службы горюче-смазочных материалов, однажды "прокатившись" в колонне, напился "до изумления" и плакал, рассказывая о том, что он переживал, проезжая через печально известную "кандагарскую зеленку". Причем тогда по ним не было сделано ни единого выстрела.
Так можно ли защитить человека от стресса боевой ситуации?
Наблюдая за бойцами, вместе с которыми мне пришлось воевать, я отметил, что людей, у которых "съехала крыша", нам в отряд направили на доукомплектование из пехоты. Они не проходили той выучки, которая была предусмотрена программой боевой подготовки частей специального назначения. Некоторые из таких солдат, ломаясь психологически, начинали играть собственными жизнями и пристрастились к убийству. Другие же, напротив, не могли даже созерцать убитого в бою врага. Солдаты и сержанты, психика которых была закалена, переносили тяготы и лишения вполне достойно.
Специалисты знают, что в ходе боевой учебы необходимо искусственно моделировать стрессовые ситуации. Способы могут быть самые разнообразные, начиная от подъема среди ночи в дождь и совершения длительного марш-броска без объявления цели, времени и расстояния. Человек, способный после двух-трех часов непрерывного бега в таких условиях адекватно воспринимать команды и выполнять их, - кандидат в группу специального назначения. Другой пример. После длительного марша в жаркую погоду бойцам дается команда набрать воду во фляги, но пить категорически запрещается. После этого - приказ вылить воду и продолжить марш... Допускаю, что наши доморощенные "антимилитаристы" обвинят меня во всех смертных грехах. Однако сомневаться не приходится: воспитание воли, закалка психики солдата путем моделирования малых стрессов помогает ему пережить продолжительный стресс в ходе боевых действий.
Не могу не упомянуть расхожее мнение о том, что бывшие спецназовцы, профессионалы, прошедшие войну, ничего, дескать, кроме убийства, не умеют и уходят в криминальные группировки. Не стану утверждать, что в команде "солнцевских" или "измайловских" не может быть бывших спецназовцев. Но, думаю, процент бывших спортсменов или бывших "ментов" в бандах выше. Я закончил факультет спецразведки Рязанского воздушно-десантного училища. Не знаю ни одного, кто ушел бы в "братву". Эти люди - элита армии с особым менталитетом, который не позволяет преступить закон.
В действительности социальную опасность представляют люди вроде Болотина, упомянутого в начале статьи, - социально неустроенные, психически надломленные. В условиях продолжающейся войны в Чечне их становится все больше. "Люди, возвратившиеся с войны, научившиеся убивать, испытав свою жестокость и жестокость противника, перетерпев страх смерти и отчаяние поражений, часто становятся: одни - непримиримыми борцами за справедливость, утверждая ее нередко с бесчеловечной жестокостью, другие - пополняют преступные группировки. И первые и вторые становятся генераторами социальной и политической нестабильности в России". Это цитата из доклада на международной конференции "Общество, стресс, здоровье: стратегии в странах радикальных социальных реформ". Чтобы минимизировать растущую опасность для общества и государства, давно пора обратить внимание на необходимость адаптации военнослужащих, вернувшихся с войны, к мирной жизни. Наверное, уже ясно, что сами они с этой проблемой справиться не могут.
Поскольку опыта и специалистов в этом вопросе в нашей стране почти нет, примером может служить Великобритания. Здесь уже около 80 лет существует "Общество по восстановлению душевного здоровья ветеранов вооруженных конфликтов", более известное как Сombat stress. Это единственная в стране негосударственная организация, специализирующаяся именно на душевных расстройствах, полученных в ходе боевых действий. Сотрудники общества, имеющие сеть отделений по всей Великобритании, регулярно посещают своих подопечных дома или в медицинских учреждениях, самостоятельно или с помощью профильных специалистов помогают им в решении бытовых, психологических, семейных и других проблем. В трех пансионатах, имеющихся в собственности Combat stress, пациенты отдыхают по две-четыре недели раз или два в году, проходя одновременно интенсивные курсы реабилитации. Обществу также принадлежит "Дом ветерана" для тех, кто не в состоянии работать или заботиться о себе. Годовой бюджет общества составляет 6,4 млн. долл. Больше половины этой суммы - поступления от системы медицинского страхования. Остальную часть составляют пожертвования и завещания в пользу общества. На одного пациента ежегодно расходуется более 30 тыс. долл. Финансовая прозрачность этой организации - обязательное условия успеха благотворительной деятельности. Почувствуйте разницу с российскими "благотворительными фондами"...
