Юрий Осипов Может ли современный человек обойтись без государства? Не будем наивными - не может! Может ли российский человек обойтись без сильного государства? Не будем простодушными - не может! Можно ли приветствовать разрушение государства в России? Не будем глупыми - нельзя!
Можно быть недовольным государством, но без государства нельзя. В том числе и в экономике с ее деньгами, капиталами и финансами, как и вообще в хозяйственной жизни. Ни общества, ни экономики, ни человека без государства нет и, не побоимся такого заявления, быть не может, как бы нас не уверяли в обратном любители анархизма, марксизма (вспомним известный тезис об отмирании государства), либерализма, глобализма или еще какого-нибудь не столь примечательного "изма".
Да, государство бывает (во многом просто и есть) нехорошим и даже плохим. Оно может показаться и средоточием зла, как и не только показаться, но и быть таковым. Но, во-первых, государство - это в любом случае то или иное принуждение, во-вторых, государству (как аппарату) приходится заниматься отнюдь не радостными делами, скорее, наоборот. Любить государство трудно, если вообще не за что, но признавать, а порой и уважать, все-таки есть за что. Без государства нельзя - и надо иметь в виду, что государство делается людьми (хотя есть и обратная связь), а уж какие бывают люди, таковым бывает и государство.
Можно даже согласиться, что государство в своей большей части - зло, но это явно неизбежное зло, в чем-то важном и благодетельное (врач ведь тоже по-своему зло, но никто заведомо врача к злу как будто бы не относит). Государство надо признавать, надо терпеть, ему надо и споспешествовать. Неприятно, быть может, но нужно. Ничего другого, кроме государства, человек ведь, кажется, не придумал и фактически не создал!
УСТОИТ ЛИ ГОСУДАРСТВО?
Впрочем┘ на государство, во всяком случае, на так называемые национальные государства, идет упорная атака - не сегодняшнего, заметим, дня. Государства (или царства!) не только самостоятельно гниют, надо полагать, со всеми своими обществами и человеками, но и разрушаются - подчас вполне осознанно, хотя при этом и самому последнему бомжу бывает ясно, что без государства нельзя - если, конечно, желать оставаться человеком и человеческим обществом. Заметим, что на месте и вместо рухнувших государств возникают непременно┘ другие государства!
И однако!
Однако против национальных государств и вообще государства ведется борьба. Без устали! Что это? Помешательство? Ладно бы против "плохих" государств, ладно даже против пусть и хороших, но кому-то сильно мешающих государств, а то ведь и против государства вообще, - вот что происходит.
Насчет безгосударственности как таковой мы особенно распространяться не будем: пусть антигосударственники сами и попробуют обойтись без государства хотя бы день, хотя бы час. Ничего не получится! Знают ли об этом антигосударственники? Знают, конечно, и тем не менее┘ упорно выступают против государственности. Стало быть, что-то имеют в виду, по-видимому, не снятие вообще принудительной организации общества и человека, а замену ее┘ нет, не на свободную организацию, как мечтают разные интеллектуалы разных времен и народов (некая мировая интеллигенция; вряд ли стоит считать, что интеллигенция только у нас, в России, она повсюду, хотя и по-разному бывает выражена и выражается), а на другую принудительную организацию, почему-то и не государственную, может, не совсем государственную или почти государственную. Это уже интереснее! Здесь чувствуется предмет для разговора. Тут, может, и утопия, но без характерного для интеллигенции прекраснодушия. Тут уже весьма холодный расчет.
О, неважно чей, а важно какой, ради чего, с какой стати? Это важно. Речь может идти о принудительной, но не государственной, организации. И чтобы что-то себе уяснить, надо, по-видимому, задуматься сначала над тем, что есть именно государственная принудительная организация. По этому поводу можно бесконечно говорить, но не проще ли ухватиться сразу же за главное - государственная принудительная организация отличается существенной (т. е. не только функциональной) открытостью, а также достаточно ясными пространственными очертаниями. Государство хоть и скрыто в чем-то, но в принципе оно не скрывается, наоборот, главным условием его существования является как раз гласность бытия (не функционирования, конечно, хотя и функционирования тоже, а именно бытия). Государство всегда здесь, на виду, с нами (хотя и там, в тени, без нас). Оно и всегда в границах: есть одно государство, на одной территории, а есть другое, на другой территории. Государство - явленность, но не просто в аспекте явления вообще, а в аспекте необходимого для своего бытия и бытия общества легального присутствия. Отсюда и возможность открытой значимости государства, и необходимость его открытого же учета людьми (гражданами, подданными; принадлежащими, образующими). Отсюда и возможность уважения государства, как и возможность к нему заслуженного презрения. Хорошо - уважаем, плохо - презираем. Все более или менее ясно: знаем, кого и за что уважаем, знаем, кого и за что презираем. Мало того, знаем, кому и зачем служим, от кого и почему бегаем, к кому и зачем прислоняемся, от кого и почему отшатываемся. Государство может быть сакрализовано, ибо открыто и значимо, пусть и не совсем по делу. Государство над нами, но и в нас; оно рядом, а иной раз и впереди, хотя, порой, и сзади. Государство - необходимое, явное, полезное и в целом понятное образование...
Какой же тогда может быть негосударственная принудительная организация? Заметим, что сам по себе феномен негосударственной принудительной организации не только может быть, но и есть. Повсюду и всегда. Речь идет об образованиях мафиозного, криминального, сообщнического, паразитного и, если угодно, заговорческого типа. Принципиально тайных, т. е. самых что ни на есть отрицательно трансцендентных.
Любое разрушение государственной организации немедленно восполняется организацией негосударственной, тоже принудительной, но иначе не просто даже тайной, ибо совсем-то она скрыться не может, не просто даже тайно осуществляемой, ибо совсем незаметной в реальных деяниях она быть не может, а организацией, у которой нет легальной целостности, замкнутости на саму себя, некой закольцованности, т. е. организации без начала и без конца, у которой нет явных мотивов, для которой более всего характерна неизвестность, а лучше сказать, неосведомленность, незнание, неосознание. Что-то управляет, а что - неизвестно. Феномен тайного управления. Нелегальная принудительная организация. Организация без границ, без ясно обозначенной территории, без четно определенного пространства.
Феномен сей хорошо известен. В нем нет ничего нового. Новое в другом - в возможности и стремлении перехода к большой негосударственной принудительной организации, не сидящей уже где-то под государством или даже в государстве, а действующей уже вместо государства, во всяком случае, при незначительности, вторичности, подчиненности государственной организации.
Государство, выходит, может послужить и негосударственной принудительной организации; может и место ей уступить; может и оборотниться (от оборотничества). Всякое в жизни бывает. Было-было государство, вдруг, бац┘ и нет его! Нет, и все тут. То есть оно, конечно, есть, но┘ наряду с ним и в нем самом, как и вместо него┘ прекрасно чувствует себя и некая негосударственность. А если этой негосударственности (необязательно бандитской, можно, к примеру, и аристократической, и банкирской, и журналистской┘ и еще какой-нибудь┘ тоже вполне цивилизованной) по-настоящему поднабраться силы, да свободу действий заполучить, да технологии всякие эффективно заиметь, в том числе и шизофренического свойства, то почему бы тогда не возникнуть большой (именно большой!) негосударственной принудительной организации, способной отодвинуть на задний, второстепенный, в некотором роде и призрачный, план организацию государственную, сделав ее обслуживающей, камуфляжной, так сказать ложно-государственной, фиктивной, фальшивой, однако, и по-своему действенной - для решения задач, ей поставленных.
И мировой масштаб уже покоряется, и глобализация активно развивается, и человеки передовые уже почувствовали себя гражданами мира, и тесны им уже государственные рамки, и стесняются они уже своих национальностей, и без постылой государственности пожить им хочется (без границ, паспортов, виз┘ правда, с номерами и карточками, но все равно - на свободе, в планетарном пространстве, т. е. везде и всегда, а не здесь и сейчас).
Большая негосударственная организация вовсе не за горами, она уже тут, над нами и в нас, она активна, она атакует┘ да, да, именно так: она атакует государственную организацию, она атакует национальные государства, она атакует нас┘ делая из нас┘ скажем мягко, негосударственных, ненациональных, непочвенных людей.
Уход государств и государства вообще - не шутки! Разумеется, государства остаются, но вот государства ли? Государство может уйти, оставшись, как может и остаться, уйдя. Присутствие чего-то такого, что мы по привычке называем государством, вовсе не значит, что это такое и есть то, о чем мы так охотно думаем. Государство есть, но его и нет. Овца - не государство. Знак и смысл - не одно и то же. Государство уходит из государства. Тут уже что-то другое и настолько отвратительное!..
ФАНТАЗИИ И РЕАЛЬНОСТИ
Наша задача - осмыслить факт ухода государства вообще, его какого-то растворения, как и факт исчезновения, пусть и неполного, национальных государств, во всяком случае, их известной, с одной стороны, денационализации, а с другой - их явного ослабления перед лицом какой-то общемировой надгосударственной силы, и равным образом, осмыслить факт замещения государственности негосударственностью - и вовсе, надо заметить, не по проектам анархистов, социалистов, либералистов и прочих "истов". Здесь работает какая-то тайная (лишь приоткрытая в лучшем случае) "энергия силы" (от некой скрытой и не такой уж цивилизованной элиты, а лучше сказать, антиэлиты), прекрасно себя чувствующая в среде, не менее тайной (в аспекте знакомства), "энергии бессилия" (так называемых масс, населения, электората и т. п.). Указанная тенденция выдавливания и замещения сегодня уже почти очевидна, имеет, если и не явно глобальный, то в некотором роде мировой характер. Это важно иметь в виду: Нобелевские премии мира, к примеру, вручаются именно тем, кто этой тенденции более всего способствует, а мировая интеллигенция вовсю спешит оправдать уже свершившееся великое ослабление государств (царств) и наступление эпохи мира, свободы и планетарности (посредством, разумеется, и "последних", т. е. совсем уже окончательных, после которых лишь одна всемирная тишина и всеобщее братство, бомбежек Ирака, Югославии, ну и там еще каких-нибудь Палестины, Приднестровья, Абхазии┘ может, и Белоруссии, Крыма┘ да мало кого еще┘ той же Северной Кореи, Кубы или Малайзии). Вообще было бы, наверное, по-настоящему хорошо, если бы национальные государства вдруг превратились разом в неких Субъектов Всемирной Федерации, а еще лучше в Провинции Земли, естественно, находящихся под общим всемирным управлением, а каким - не так уж и важно (какая разница, кем или чем будет это управление формально представлено?).
Фантазии. Разумеется. Но фантазии, за которыми просматриваются кое-какие реальности - мерцающие реальности (обратим внимание: не фантазии у нас мерцают, а реальности!).
КОНТУРЫ
Такова - конечно же, на наш вовсе и не убедительный взгляд, - историческая (а может, и над-историческая) ситуация, по причине и посредством которой мерцают во тьме (той самой, что над пропастью) контуры российской государственности. Мерцают всяко: как уходящие в прошлое (где ты, СССР?), как шевелящиеся в настоящем (недобитые или недостертые), так и выплывающие робко из будущего (все еще возможные). Россия ныне - поле тайного сражения, на котором фронтально сошлись государственность и негосударственность, цивилизованность и криминальность, порядковость и хаосность, реальность и виртуальность, почвенность и глобализованность, истинность и ложность, содержательность и формальность, насыщенность и призрачность┘ Все сегодня здесь - в России, и все воюет, конечно, по-своему и с разной энергической сосредоточенностью, с разными приемами и ухватками, но исторически проблемно, жестко и трагедийно. Хотя на поверхности и довольно тихо, не везде, конечно, но в целом┘ как-то и незаметно. Что ж, судьбоносное свершается совсем не обязательно с грохотом и воем, оно способно и на негромкие жесты. Слышащий да услышит!
Надо ли доказывать, что государство уходит как-то в России и куда-то из России? Как в свое никуда, так и не в свое туда - во вне, чтобы либо не вернуться вовсе, либо вернуться┘ но уже не-государством, а так себе: субъектом федерации, провинцией, в общем, пустышкой. Обидно? Кому обидно, а кому и радость! Расправа-то идет с "империей зла", с "тоталитаризмом", с "фашизмом", наконец. А заодно и с "социализмом", с "красными", с "русскими". Чего жалеть-то? Разваливается колосс на глиняных ногах, так ему, собственно, и надо!
И однако! России без российского же государства нельзя. Именно без государства и именно российского! Россия, значит, против потока. Стоять приходится. Бороться. И думать. По поводу своего государства и государственности вообще. Сдаться? Распасться, размазаться, перестать быть? В придаток, на задний двор, в сточную канаву? Или к возрождению, вверх, к самодостаточной субъектности?..
Ну и вопросы! Их далеко не все себе задают, еще меньше хотят получить на них ответ, и еще меньше желают что-нибудь сделать - в направлении возрождения, а лучше сказать - зарождения новой российской государственности.
Да, государственности, и несомненно новой!
Какой же? А кто ж это знает? Сначала надо хотя бы чего-либо очень захотеть. Само собой такое не возникает. Здесь воля нужна. Воля! Среди воли к разрушению и воли к безволию. Убедить тут никого нельзя, хотя призвать и можно. Чувствующего. Много ли таких? Немного, но и немало. Жизнь подталкивает, заставляет. Сколько уже потрясений, событий. Сколько знамений! И все за государственность.
Есть ли шанс? Есть. Лишь опомниться надо, от бездны отпрянуть, опасность грозную почуять.
И какая же сила должна эту самую волю проявить? Разная, но прежде всего та самая, что наверху, ибо стыдно ей объектом управления быть, прислуживать, а может, и не стыдно вовсе, но очень уж нехорошо, гадко, совсем как-то и невыигрышно. Что ж, с поражением-то, гнусно навязанным, смириться? Почему же от полета отказываться, лишь ползая униженно и неоскорбленно?
Хотим мы того или нет, но есть он - интерес, интерес к самостоятельности и к собственной динамике, к возвышению, к субъектности, к истории. Есть! И не может не быть. Реализовать надо - вопреки противному хору. Как? Смело и┘ осмотрительно. Действуя!
Нельзя, совсем нельзя впадать в прелесть негосударственности. Не нужна Россия ни мировая, ни собственная негосударственность - бурно, однако, расцветшая восковыми цветами в завершение XX века, под сенью так называемых либеральных реформ. Не нужна! России нужна именно государственность - принудительная, разумеется, но открытая и действующая в интересах общества и человека организация. Социальная, народная, гражданская - неважно, точнее, не суть важно, главное - благодатная! Для чего же тогда такую катастрофу переживать, такое унижение и такой позор, такое сражение - не для благодати ли?
Мерцающие контуры российской государственности. Очень, конечно, хочется эти контуры различить и ясно обозначить. Хотим порядка, свободы, безопасности, воли (как решимости и напористости), закона, совести, справедливости┘ да мало ли еще чего мы хотим. И это вполне объяснимо. Человек российский желает нормальной жизни - с трудом, занятостью, достатком, миром, благополучием. Это понятно, хотя гораздо менее понятно иное - человек российский упорно всего этого и не хочет, всячески этому сопротивляясь, его, собственно, и разрушая, как разрушая - разными способами - и самого себя.
Кризис. Причем апокалиптического свойства. В кризисном состоянии наш человек - и все равно какой: что бомж, что бизнесмен, что ученый, что политик. Омерзели мы, сильно омерзели. От добра отшатнулись - как завороженные. Во зле сидим. Не в героическом мы вовсе прорыве, а в обиходном вертепе - плоском и вязком.
Вот и выходит, что ничего другого не остается, как┘ волевым образом и поступить, - тем, у кого воля к государственности не иссякла, даже как-то и возгорается. И не идеальное (в смысле какой-то совершенности или правильности) государство нам придется строить, а реальное, а лучше сказать, реально возможное. Однако новое!
А что значит новое? Ну хотя бы не повторяющее старые образы, уже ушедшие. В то же время и не выдуманное. Тут, конечно, мудрость нужна и любовь - к России! Будет любовь, будет мудрость, будет и строительство нового государства. Не по плану, быть может, но с планом, не по проекту строгому, но с осознанным замыслом.
ПАРАМЕТРЫ
Помимо красивых общих слов нужны и какие-то простые параметровые слова, может, и не слишком красивые. С какими же главными параметрами может возникнуть в России новая государственность?
И вот что интересно: на ум приходит все время одно и то же. И что же? Неловко как-то и сказать: на ум приходит┘ не что иное, как имперские параметры. Нет, конечно, не восточных деспотий, не колониальных монстров, не императорских созданий, тем более уж не германских фантасмагорий, как, собственно, и не бывших уже в России нагромождений. Не об этом может идти речь - здесь и сейчас! Во-первых, об империи┘ без императора -самодержца; во-вторых, об империи лишь как особом устройстве государства - как бы льющемся сверху; в-третьих, об империи, обращенной вовнутрь - в нацию; в-четвертых, об империи, не подавляющей ни общества в целом, ни отдельного народа, ни коллектива, ни личности, наоборот, их всех возвышающей┘
Ясно, все уже ясно - продолжать не стоит: и ретроградно, и утопично, и безумно! О какой еще империи можно говорить, когда она только что, на наших глазах, разваливалась, да и не надоело ли все в империях сидеть, дисциплине неизвестно зачем подчиняться, в армии непременно служить, трудиться, можно сказать, подневольно, слова лишнего не вымолвить?.. Не хватает нам еще раз империи! Все, империи нет, она не нужна и быть ее не может!..
И все-таки. Тут потребно хладнокровие, однако с сердцем сопряженное. Возможно ли в нынешней России, находящейся в состоянии опаснейшей разгосударствленности и под давлением наступающей активно внутренней и внешней негосударственности, что-либо более естественное, достойное и эффективное, чем империя?
Имперскость в России - не случайность, не наносность, не чья-либо прихоть. Она непроизвольна, хотя и грешит произволом. Она закономерна. Тут тебе и седая гиперборейность, и незабываемая монгольщина, и неуютная евразийность, и угрюмое дыхание угроз, особенно внешних. Россия - страна мобилизационного напряжения. Здесь ни благоденствия, ни курорта, ни легкости. Тут больше всего труда, стойкости, страдания. Холодно, - а как на пожаре; жарко, - а как на морозе. Россия без мобилизационного напряжения - бездна. Каркас в России - больше, чем каркас. Это жизнь. Трудно тут с полицией, а без полиции еще хуже. Имперскость - не выдумка.
А США разве не империя? А Германия? А Великобритания, а Франция? А Япония? А Китай?.. Да что говорить: имперскость - явление повсеместное, хотя и вовсе не обязательно, что империи должны быть везде и всюду. А вот великие державы - сплошь империи, разумеется, разные, может, сегодня и не поодиночке, а скопом - семеркой. А НАТО, а ЕС, а ООН? Что это? А МВФ? О, возразят нам, так можно и ФИФА за империю принять. И примем, если немножко подумаем. Так вот ООН для нас сегодня - организация вполне империальная, конечно, со своеобразием, ибо никто из так называемых ее независимых членов ничему там давно не возражает (за редким исключением).
А глобализм пресловутый разве не имеет империальных черт? А мировой финансизм? А транснациональный капитал? А всякие там СМИ? Повсюду империальность, везде империи, отовсюду так и лезет самый грубый и пошлый империализм.
И почему же России не быть империей, с ее-то отчаянной спецификой? Быть, именно быть. Имперскость в России вынужденна. Факт. И эту вынужденность надо спокойно и достойно воспринимать, не давая имперскости вырождаться в империализм. Страшна не империя, страшна ее реализация. И демократия ведь страшна, коли нет ее человечной реализации. Имперскость необходима, чтобы не самоустраниться и не быть раздавленным.
Империя, пожалуй, более принудительна, чем демократия, но она и защитить может. Да и принудительность имперская может быть разной. Это уже от людей имперских, ее составляющих и ей служащих, зависит. И коли "принуд" велик, то на это бывает своя обусловленность. Не империи тут надо бояться, а самих себя, империю, кстати, и разрушивших.
Империю нелегко переносить, особенно если она решает великие задачи, да еще и не лучшим материалом людским располагает. Империя - тягость. А потому в ней всегда антиимперские энергии накапливаются, могущие не только ей угрожать, но и время от времени потрясать, а порою и сбрасывать. Трудно империю на себе держать, как и не просто в ней быть. К тому же и "принуд" имперский бывает чрезмерным и непереносимым. Крепки империи, но и уязвимы - как в верхах, так и в низах. Внизу усталость и раздражение, вверху - немощь, дурость и измена. Империи рушатся. Но и восстают, если на то бывает необходимость.
Как раз такая необходимость сегодня в России. Насколько необходима империя, настолько необходимо и ее новое качество, и насколько необходима новизна, настолько необходимо учесть уроки прошлого, настоящего и будущего (будущее тоже дает уроки - для умных). Империя не может быть сегодня ни тотальной, ни подавительной, ни неизменной (раз и навсегда данной). Империя не может быть просто охранительной, просто удерживающей. Она не может исходить лишь из служения ей, как не может довольствоваться лишь ее служением всем. Империя должна быть целостно деятельной.
Речь так или иначе идет о некой мобильной империи, способной не мешать изменениям и самой изменяться. Нет, мы не желаем никакой идеальной империи (в аспекте совершенности), но мы не можем не желать необходимой сегодня и, особенно, завтра жизнеутверждающей гибкости. Не сковывающая все и вся, не закрытая от внешнего мира, не боящаяся всего и вся, не агрессивная вовне, не кичащаяся собой, но вполне ответственная и созидательная альтернативная империя, - если так можно выразиться (империя, заключающая в самой себе альтернативу, некое жизнеутверждающее отрицание).
Может ли империя созидать? Тогда кто же в России что-либо великое созидал, если не империя? Да, конечно, с издержками, громадными и далеко не так уж и оправданными. Тогда вопрос: а что такого великого созидается в нынешней расхлябанной и обезумевшей России при тех невероятных издержках, что она - одурманенная - имеет? Сначала надо бы на этот вопрос ответить, а потом уж и об имперских издержках подумать - отнюдь не таких уж и обязательных, ибо от качества империи они зависят, как и от составляющего империю народа (вместе, разумеется, с элитой).
В стране создалась уникальная ситуация, когда верх и низ могут сойтись в решении насущного и жизненно важного общенационального дела, несмотря на то что каких-нибудь 10-15 лет назад верхи и низы вяло споспешествовали имперскому распаду. Усталость от империи (той империи) прошла, явилось раздражение против антиимперии, продемонстрированной "реформаторами от Запада", возникает стремление к новому государственному строительству, под которым надо понимать не создание лишь новой и огромной полиции (как у Ельцина), а организацию нового общества. Дионисийский сброс империи (результат действия темных инстинктов) должен смениться аполлоническим усилием по возведению империи - в принципиально новом облике (как итог действия уже светлых побуждений). Впереди Россию ожидает имперская демиургия, высвобождаемая, скажем так, административной революцией, таково ее и всей истории трансцендентное ожидание.
Дарья Гармоненко