Критический выбор

Год назад в "Независимой газете" были опубликованы материалы круглого стола, посвященного десятилетию современного российского парламентаризма. Юбилейная дата располагала к крупномасштабному, отвлеченному от частностей взгляду. Но на крупное историческое событие можно посмотреть и в ином ракурсе, проследив его ход день за днем, в полузабытых теперь подробностях. Это позволяет не только разглядеть цепочку драматических эпизодов, ставших достоянием истории, но и задуматься, почему события развернулись так, могли ли они развиваться иначе и какое все это имеет значение для нас сегодняшних.

АПОЛОГИЯ "СОСЛАГАТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ"

Едва ли не первое, что я услышал, придя более полувека назад на исторический факультет Ленинградского университета: "история не знает сослагательного наклонения". Коварная формула эта подается как аксиома и сегодня. Между тем она либо представляет трюизм, если относится к реальному ходу исторических событий (никто не может вернуться в прошлое и переиграть то, что произошло), либо утверждает узкий исторический детерминизм: историка приглашают отказаться от анализа альтернативных, хотя бы и не свершившихся вариантов.

Конечно, любые построения на тему альтернативного, не свершившегося хода событий уязвимы. И все же искушение вернуться в условно обозначенный исходный пункт и попытаться мысленно проследить последствия иного сцепления событий, иных решений, принятых авторами исторической драмы, - важный инструмент в познании не только нашего прошлого, но и настоящего.

Первый Съезд народных депутатов РСФСР (I СНД России) - замечательный объект для такого исследования. Потому что на нем были приняты поворотные решения, о смысле и последствиях которых спор продолжается. Потому что решения эти принимались в условиях "перетягивания каната" более или менее равновесными по силе игроками и перевес оказывался попеременно то на одной, то на другой стороне. Потому что судьбоносные, как тогда любили говорить, решения вызревали и принимались не как обычно в России, - "под ковром", втайне и в узком кругу, а на виду (хотя и не вполне) и под воздействием многих сотен открыто заявленных и мотивированных выборов. Потому, наконец, что Съезд протекал, как тогда было сказано, "неслыханно долго" - 38 дней, и за это время были обнажены многие развилки российской политики.

РАЗВИЛКА ПЕРВАЯ: ВЫБОР ЛИДЕРА

Главной, оказавшей решающее влияние на весь последовавший ход событий развилкой, перед которой оказались депутаты, были выборы председателя Верховного Совета (ВС). Предстояло избрать не спикера, организующего работу и ВС, и самого Съезда, а лидера, наделенного полномочиями, приближающимися к президентским. Это было заложено в обновленных в 1988 и 1989 гг. Конституциях СССР и РСФСР. Последующее введение поста президента несколько расширило полномочия первого лица и сделало его менее уязвимым перед лицом парламента, но не изменило суть дела.

Если вдобавок к этому принять во внимание и поныне не преодоленную монархически-вождистскую российскую традицию, вопрос о том, кто станет хозяином главного российского государственного кабинета приобретал ключевое значение.

В отличие от союзного Съезда, где Горбачев был избран на аналогичный пост в первый же день (ему тогда "не было альтернативы", полагал даже Сахаров), замещение главного российского государственного поста состоялось лишь через две недели после открытия Съезда. За тремя турами выборов, которые продолжались шесть дней, как за футбольным матчем, пристально следила вся страна.

Очевидно, что избрание Ельцина с третьей попытки, с перевесом всего в четыре голоса в собрании, где трижды определялись с выбором более тысячи человек, хотя и не было случайным, заведомо предопределенным считать не приходится. Во-первых, Ельцин был знаковой фигурой, вызывавшей не только симпатии, но и сильные отторжения, в том числе и среди некоторых приверженцев "ДемРоссии". Во-вторых, установка "преградить путь Ельцину" исходила из союзных партийно-государственных структур, которые до этого не знали поражений в решающем поединке. Немаловажно было, что в этом вопросе Горбачев сомкнулся с завзятыми "антиперестройщиками". В-третьих, вплоть до 29 мая противники Ельцина имели, как шахматист, играющий белыми, тактическое преимущество: председательствовавший на Съезде глава Центризбиркома Казаков стойко и довольно бесцеремонно проводил линию, порученную ему его партией.

Почему избрание Ельцина все же состоялось? По-видимому, сказалось действие и глубинных процессов, и ситуативных моментов.

Во-первых, демократы на СНД России действовали значительно более активно, консолидированно и организованно, чем межрегионалы на СНД СССР. Они переиграли партаппаратчиков тактически, добившись коренного изменения подготовленной в президиуме прежнего ВС повестки дня. Две недели происходило "раскачивание" Съезда; немногие, но энергичные и четкие выступления Ельцина (не в пример его маловразумительным объяснениям на партийных форумах в 1987 и 1988 гг.), педалированная им открытость к разным позициям и людям, его способность утихомирить разбушевавшуюся аудиторию выгодно контрастировали с блеклыми докладами Власова и Воротникова, с изобиловавшей раздражающими штампами речью Полозкова, с твердокаменным упрямством и неприличными виражами Казакова.

Во-вторых, колеблющиеся депутаты не могли не видеть господствовавших общественных настроений. Все эпизоды инспирируемой Кремлем (и, видимо, лично Горбачевым) антиельцинской кампании оборачивались в пользу гонимого. Не определившиеся депутаты, каждый день проходившие из гостиницы "Россия" в Кремль сквозь строй пикетчиков, большинство которых требовало поддержки Ельцина, не говоря уж о шедших в их адрес письмах и телеграммах из избирательных округов, находились под сильным психологическим прессингом, которому номенклатура ничего не сумела противопоставить.

В-третьих, сказалась неспособность аппаратных сил вести политическую борьбу в новых условиях, когда примитивные инструменты контроля над поведением граждан действовать перестали. Потом они овладеют новыми методами, но для этого должен будет состояться "естественный отбор", в ходе которого одни обучатся, а другие будут отсечены. Пока же противники Ельцина демонстрировали растерянность и непрофессионализм, делая ставку то на Полозкова, вызывавшего отторжение у большинства депутатов своей оголтелостью, то на бесцветного Власова. Если что и удивляет, то это непредусмотрительность аппарата, не озаботившегося провести в состав российского депутатского корпуса фигуру, если и не соизмеримую по популярности с Ельциным (таких тогда не было), то хотя бы способную соревноваться с ним.

Можно лишь очертить ту социальную страту, из которой были извлечены голоса, необходимые для избрания Ельцина, сверх поданных демороссами. Эти особо ценные голоса, присоединившиеся в третьем туре и сыгравшие роль гирьки, хотя и небольшой, но перетянувшей весы, принадлежали, как можно полагать, вступившим в сделку перед решающим голосованием представителям партийной, советской, военной бюрократии, ее интеллигентской обслуге. Вслед за ними на Ельцина переориентировалась и за стенами Съезда часть прежней советской бюрократии, спешившая к разделу "союзного" пирога. Избрание Ельцина было обеспечено сочетанием митинга, оркестрованного демократами, и закулисных соглашений, в соответствии с которыми была обещана "раздача слонов" после победы.

Не сразу и не до конца было понято, что у штурвала поставлен человек, вовсе не числящий себя лидером межрегионалов или "ДемРоссии". Правда, к чести российских демократов, среди них были люди, настороженно относившиеся к своему избраннику. Одни искали альтернативную проходимую фигуру - и найти не смогли. Другие пытались ограничить самостоятельность Ельцина, поставить его в зависимость от демократических фракций. Так, депутат Леонид Волков предлагал связать выдвиженца демократов формально зафиксированными условиями. С высоты сегодняшнего дня очевидно, что даже если бы до этого дело и дошло, едва ли бы Борис Николаевич, какой он есть, отнесся к таким условиям с большим почтением, чем Анна Иоанновна в XVIII веке к подписанным было ею "кондициям" тогдашних придворных грандов - "верховников". Труднее понять, однако, почему эта идея не подверглась даже толковому обсуждению. Сказались, видимо, и разнородность также и демократической составляющей возникшего большинства, и известная идеализация народного любимца того времени, и переоценка собственных сил и возможностей, и - возможно, главное - зацикленность на длительную, как казалось, борьбу с союзным центром.

А теперь, учитывая все вышеизложенные обстоятельства, зададимся вопросом: что могло бы быть, если бы председателем ВС России в те дни был бы избран другой политик? Обсудим ряд предположительных вариантов развития событий.

Вариант реванша: избрание Ивана Полозкова или ему подобного. Политическое руководство России стало бы верным союзником реакционной антигорбачевской оппозиции, набиравшей силу. То, что вылилось в безумную и бездарную попытку путча в августе 1991 г., вероятно, было бы осуществлено квазилегальным способом. Горбачев, продвигавший неприемлемый для этих сил проект нового Союзного договора, был бы лишен власти еще до декабря или подмят теми, кого он сам выдвинул на ключевые государственные посты.

При таком раскладе сил российская государственная власть не смогла бы стать, как это произошло в августе, центром эффективного сопротивления ползучему перевороту. Очаги сопротивления оказались бы скорее всего слабыми и разрозненными. Демократические фракции СНД России были бы изолированы и в конечном счете разбиты. Тот или иной сценарий роспуска российского Съезда (если бы не получилось его "приручения") мог бы быть осуществлен иными силами, но на год-два раньше.

Прибалтика и Закавказские республики все равно ушли бы из Союза, но развод, возможно, произошел бы по югославскому сценарию. Резко обострились бы отношения с Западом. Развитие в Азиатских республиках во многом определялось бы позицией казахстанского руководства, но если бы СССР в усеченном виде и сохранился, роль феодально-байского элемента, ныне расцветшего в "суверенных" государствах, в Союзе возросла.

Вариант отсрочки: избрание Александра Власова или ему подобного. Это было бы не решением, а отказом от какого-либо решения. В этой связи уместно воспроизвести очень точную мысль авторов одного из первых докладов Римского клуба: в кризисных ситуациях - а деструктивные процессы в экономике, социальных и национальных отношениях стремительно разворачивались, - отсутствие решения может оказаться самым сильным и опасным решением. В относительно близкой перспективе развитие в России и в Союзе стало бы скатываться к одному из крайних вариантов - но при отсутствии самостоятельного и авторитетного центра государственной власти в России.

Так видятся мне наиболее вероятные альтернативы неизбранию Ельцина на I СНД. Теоретически можно представить еще один сценарий. Председателем ВС избирается менее амбициозный, ориентированный на горбачевскую группу лидер, поддержкой которого демократы российского Съезда не связаны и потому организуются как оппозиционная сила. Поскольку объективные условия и неизбежный рост социально-политических напряжений подталкивали бы к продолжению реформ, начатых в 1985 г., к ним вновь обратилось бы союзное руководство, не отягощенное борьбой за выживание с российским центром власти и потому смелее дистанцирующееся от фундаменталистов в КПСС. Обвал производства, рубля, социальных систем жизнеобеспечения все равно произошел бы, но ответственность за это демократы не несли и через некоторое время, вырастив новых лидеров, возобновили бы борьбу за власть в более благоприятных для себя условиях. Такой сценарий представляется наименее вероятным, ибо для его осуществления необходимы были бы три условия: прочность позиций и способность горбачевского руководства продолжать реформы, изоляция и подавление самостоятельной активности реваншистов, консолидированность и организованность демократов. Как показали последующие события, на такие условия рассчитывать было трудно.

Стало уже общим местом утверждение, что с избранием Ельцина начался переход власти в руки второго эшелона бюрократии. Ничуть не идеализируя ни Ельцина, для которого межрегионалы и демороссы были лишь группой поддержки, поставлявшей голоса и экспертов, ни пришедших с ним представителей новой страты, немедленно занявшейся переделом власти и собственности (включая и часть политиков, поднявшихся на демократической волне), надо констатировать, что именно таким путем произошло освобождение страны из-под власти старых бурбонов ГКЧПистского и полозковского образца, которые - чуть перефразируя известное изречение Талейрана, - были абсолютно неспособны чему-либо научиться и обладали удивительно избирательным устройством памяти. Для столь резкого разрыва Горбачев оказался слишком осторожен и податлив.

Развилка вторая: каким быть Верховному Совету

Ограниченность влияния "ДемРоссии" проявилась сразу же - при выборах заместителей председателя ВС. Правда, Ельцин выдвинул ее представителей на посты двух из четырех замов, но ни один из них не был избран. Вслед за тем развернулась долгая битва за Верховный Совет. Коммунистическое крыло Съезда продемонстрировало, что оно вовсе не деморализовано поражением на выборах Председателя ВС.

Придуманная Анатолием Лукьяновым двухступенчатая конструкция высшего государственного органа восходила к конституционному устройству первых лет советской власти, аннулированному сталинско-бухаринской Конституцией 1936 г.: созываемый на несколько дней многолюдный Съезд - для говорения, для митинга, постоянно функционирующий ВЦИК - для законодательной работы. К этой конструкции вернулись в СССР в 1989 г. и в РСФСР - в 1990 г. Предстояло сформировать две палаты ВС - Совет Республики и Совет Национальностей - по 126 членов каждую.

Демократы попытались изменить Конституцию (что было в компетенции Съезда) с тем, чтобы либо превратить весь Съезд в ВС, либо максимально увеличить численность палат. Их цель заключалась в том, чтобы ввести наибольшее число активных и профессионально подготовленных людей в постоянно работающий и принимающий большинство законов орган. Сила демократов как раз и заключалась в наличии таких кадров.

Но это же отлично понимали их противники. "Недостаточно того, чтобы нас было много, надо еще, чтобы вас было поменьше", - откровенно сказал мне в кулуарах один из их представителей. Публично эта позиция обставлялась, конечно, более пристойно. Вообще на сей раз тактика коммунистов была более искусной, чем при выборах Председателя ВС. С трибуны на все лады повторялись возражения не по делу: об осторожности обращения с Конституцией, о необходимости численного равенства палат и т.п. На авансцену были выдвинуты консервативные лидеры автономий, толковавшие о том, что предложения демократов будто бы ущемляют права национальных образований. Интенсивная работа велась и "под ковром": в ЦК КПСС проводились совещания, готовились и раздавались списки депутатов, прохождение которых в ВС надлежало блокировать.

В итоге демократы потерпели двойное поражение. Во-первых, хотя увеличение численности палат и даже предельный вариант - весь Съезд=ВС поддержало значительное большинство депутатов (свыше 600 человек), голосов для изменения Конституции не хватило. Во-вторых, выборы дали ВС несколько более консервативный, чем был тогда Съезд, а наиболее "засветившимся" демороссам путь в ВС был прегражден. Действовавшие слаженно и организованно на выборах Председателя ВС, где доминировал общий интерес, демократы теперь не смогли консолидироваться. Некоторые из них, преследуя личные интересы, включились в инициированный их противниками процесс выдвижения альтернативных кандидатов, раздробили голоса и в конечном счете уступили давлению.

Какое значение имело это поражение демократов? Револьт Пименов расценил его как "катастрофу", примерно так это восприняло и большинство демороссов. Однако, глядя на происшедшее с исторической дистанции, следует признать, что на последующее развитие событий оно не оказало решающего влияния. Прежде всего потому, что основные политические и законодательные решения стали приниматься не ВС, а Съездом, в комитетах же и комиссиях ВС активно работали (в том числе и на постоянной основе) - не члены ВС.

Развилка третья: Конституционная комиссия

Каждый раз, когда депутаты упирались в тупик при решении того или иного сложного вопроса, звучало, как заклинание: вопрос этот будет решаться в новой Конституции. В том, что действующая Конституция малопригодна, согласны были все. Но какой должна стать новая Конституция, большинство депутатов представляли довольно смутно.

Консервативное крыло Съезда, не имевшее ни подготовленных проектов, ни даже сколько-нибудь внятной концепции основного закона, тем не менее хорошо помнило сталинский тезис "кадры решают все" и настойчиво заполняло Конституционную комиссию своими выдвиженцами, большинство которых к ее работе не было подготовлено. Попытки демократов обеспечить равномерное представительство разных политических течений и научных подходов были отметены. 12 июня Съезд проголосовал за список из 86 человек (плюс Ельцин и Хасбулатов по положению), сформированный на основе представительства регионов. Избранная таким образом Конституционная комиссия имела три существенных дефекта: она была слишком многолюдна, чтобы быть работоспособной, недостаточно профессиональна и чрезмерно консервативна.

И тогда Ельцину была рекомендована двухходовка, которая помогла в известной мере изменить положение. Сначала он внес на рассмотрение Съезда дополнительный список специалистов демократической ориентации - юристов, историков, экономистов, чей профессиональный опыт, как было подчеркнуто, весьма важен для разработки Конституции, отвечающей новым требованиям. Список насчитывал 14 человек. На этот раз Съезд пошел за председателем: 601 голосом против 225 список был утвержден. Это сделало состав комиссии несколько более равновесным. Затем в последний день Съезда распоряжением председателя ВС и Конституционной комиссии в составе комиссии была образована Рабочая группа. Формальным и неформальным лидером Рабочей группы стал Олег Румянцев, в то время один из заметных демократических политиков.

Таким образом, реальный процесс разработки Конституции, во всяком случае на начальном этапе, осуществлялся немногочисленной группой демократических политиков и ученых. Члены комиссии и Рабочей группы, стоявшие на иных политических и идейных позициях, от участия в ее работе практически устранились. Первый же проект Конституции, подготовленный в октябре и опубликованный в ноябре 1990 г., хотя и получил широкую поддержку в обществе, был встречен крайне настороженно, а затем и враждебно и в ВС, и на пленарных заседаниях Конституционной комиссии.

Превращения, которые постепенно претерпевал первоначальный проект Конституции в 1990-1993 гг., многократно прогнанный сквозь строй поправок и искажений, - особая тема. Исходный вариант, на мой взгляд, во многих отношениях был много лучше последующих. Однако разработчики, испытывая колоссальное давление, вынуждены были шаг за шагом низводить проект до уровня, на каком, как они надеялись, он мог бы получить поддержку необходимого большинства на Съезде. Надежды эти оказались тщетными. Это подвигло Ельцина на внесение в мае 1993 г. - в обход Конституционной комиссии, Верховного Совета и Съезда - альтернативного проекта.

И все же партия, разыгранная при формировании Конституционной комиссии, была в основном выиграна демократами. Именно они в течение нескольких лет оказывали преобладающее влияние на конституционный процесс. Проекты, выходившие под маркой Конституционной комиссии, не только способствовали повышению правовой культуры общества, но и входили, подчас крупными фрагментами в виде поправок в действующую Конституцию, сразу же обретали силу закона.

РАЗВИЛКА ЧЕТВЕРТАЯ: ДЕКЛАРАЦИЯ О СУВЕРЕНИТЕТЕ

Принятая 12 июня 1990 г. Декларация о суверенитете - главный документ I СНД.

Содержание Декларации было шире названия. В ней были заявлены основы нового конституционного строя: суверенитет народа, разделение властей, гарантии прав и свобод граждан, наций и народностей, демократическое и правовое устройство государства, равноправие всех партий и общественных организаций (в противовес еще не ликвидированной тогда монополии КПСС) и т.д. Опираясь на Декларацию уже первый, а затем и последующие Съезды внесли важные поправки в действовавшую Конституцию, которые начали менять не только содержание, но и самую ее концепцию.

Однако самым революционным положением Декларации была содержавшаяся в ее п.5 формулировка, которая гласила, что на всей территории РСФСР устанавливается верховенство ее Конституции и законов, а действие актов СССР, вступающих в противоречие с "суверенными правами РСФСР", приостанавливается. Этот пункт был принят за основу 544 голосами (т.е. с перевесом всего лишь в 13 голосов). Тем не менее лишь немногие ораторы говорили, что это положение противоречит действующим Конституциям СССР и РСФСР. Большинство же выступавших этот вопрос обходили. Декларация, - говорили они, - средство укрепления обновленного Союза. Когда Декларация была поставлена на голосование в целом (отдельно п.5 не переголосовывался), ее поддержали 907 депутатов (против 13, воздержались 9).

За Декларацию, руководствуясь разными мотивами, голосовали и демократы, и коммунисты. Демократы стремились радикализировать политический процесс и возможно скорее демонтировать монстра "партия-государство", воплощение которого они видели прежде всего в союзных государственных, особенно силовых структурах. То, что их опасения были небезосновательны, подтвердилось в августе 1991 г. Консерваторы же, как раз в эти дни Съезда завершавшие создание собственного политического центра в виде Российской компартии, рассчитывали с помощью Декларации отгородиться от либеральных реформаторов в руководстве КПСС. И демократы, и коммунисты заостряли тему "эксплуатации" РСФСР: в первом случае - партийно-государственными структурами центра, во втором - национальными республиками, куда будто бы направлялся безвозмездный переток ресурсов. Для тех и других суверенитет стал императивом, перед которым отступали все иные соображения, изменяла политическая осторожность.

Острый конфликт разделил депутатов при обсуждении пункта 9 Декларации. Под давлением номенклатуры автономий, осознавшей свою силу, когда ей удалось воспрепятствовать расширению состава ВС, и под влиянием популярного тогда в демократической среде тезиса о безусловном праве всех этнических групп на территориально-государственное устройство по своему выбору в первоначальном варианте проекта были зафиксированы полнота власти автономий на своей территории (за исключением полномочий, переданных ими СССР и РСФСР) и необходимость перехода на конституционно-договорную основу во взаимоотношениях РСФСР со всеми входящими в ее состав автономиями, включая автономные округа. Дальше - больше. В ходе дискуссии "автономы" потребовали прямой записи о верховенстве своих законов над российскими и о суверенитете - вплоть до выхода из Российской Федерации. В процесс растаскивания власти включились и некоторые представители русских областей. В свете всего этого становится ясно, какой беды избежал Съезд, остановившись в конечном счете на значительно более осторожной формуле (необходимость расширения прав автономий, равно как краев и областей, которое впоследствии надлежит реализовать в законодательстве России).

Поставим вновь вопрос: что могло бы быть, если бы Декларация не обозначила ту заповедную территорию, где действие союзных законов не осуществляется автоматически. Расхожее обвинение - Декларация спровоцировала "войну законов" между Россией и Союзом и проложила путь к распаду СССР. "Если бы не роковой шаг России, Союз можно было сохранить", - утверждает Горбачев. Признавая, что некоторые действия российского руководства носили вызывающий характер, нельзя представлять их как односторонний захватный процесс. Нельзя отвлекаться от того, что процесс "суверенизации" уже шел во всех без исключения союзных республиках и, более того, - перекинулся в автономии. Наивно полагать, что все эти процессы были спровоцированы только решениями российского Съезда. Союзные власти, то ли выйдя из-под контроля президента, то ли пользуясь его попустительством, стали предпринимать попытки силовым образом вернуть Прибалтику, тормозили переход к реформам, все более загоняя экономическую ситуацию в тупик, топили программу "500 дней" и поощряли шаги к развалу России. В этой связи нельзя пройти мимо закона, принятого ВС СССР еще в апреле 1990 г., до российского Съезда, в котором был сделан большой шаг к уравнению юридического статуса союзных и автономных республик и подключения Горбачевым автономий к новоогаревскому процессу подготовки нового Союзного договора.

Представим себе еще одну развилку: Декларация не принята, союзные законы неукоснительно действуют на территории России, СССР удалось сохранить, хотя и в несколько усеченном виде. В России - нет, даже не послушные исполнители воли союзных централизаторов, а неустойчивое равновесие сил, выявившееся по большинству вопросов на I СНД. Но в руках у коммунистических реваншистов мощный инструмент - "суверенизация" автономных республик, а в перспективе - и иных автономных образований, блок с номенклатурными силами автономий. Нетрудно представить, как и в чью пользу работал бы этот рычаг, на длинном плече которого, как подсчитал Сергей Шахрай, был 51% территории, 20 миллионов населения и все стратегические ресурсы России. Декларация стала юридической основой в противостоянии российской власти путчу, одним из немаловажных факторов, остановивших распад России, ее растворение в государственных структурах Союза, контролируемых антиреформаторскими силами.

РАЗВИЛКА ПЯТАЯ: ДЕКРЕТ О ВЛАСТИ

За четыре дня до своего окончания Съезд начал рассматривать проект Декрета о власти. Декрет предусматривал демонтаж механизмов, посредством которых органы КПСС на деле осуществляли власть в стране, хотя пресловутая 6-я статья была уже удалена из Конституции как СССР, так и РСФСР.

Декрет предписывал пресекать "незамедлительно и со всей решительностью" "всякое противоправное вмешательство" политических партий в деятельность органов государственной власти, государственных предприятий и учреждений. Запрещал совмещение должностей руководителей органов государственной власти и управления с любой другой должностью в государственных организациях и политических партиях. Ликвидировал систему партийно-политического руководства на государственных предприятиях и учреждениях, в армии и КГБ. Исключал для судей и иных ответственных работников правоохранительных органов принадлежность к политическим партиям. Отменял финансирование политических организаций и движений из государственных источников. Эти положения распространялись также на союзные органы, расположенные на территории РСФСР, хотя в процессе доработки проекта эта их определенность была несколько ослаблена.

Нетрудно заметить, что почти все эти нормы нимало не посягали бы на нормальное функционирование парламентской партии. Но КПСС не только не была парламентской партией, но и не хотела превращаться в таковую. Антиреформаторские силы консолидировались и переходили в контрнаступление. 20 июня в соседнем здании в Кремле начал работать учредительный съезд РКП, избравший своим лидером Полозкова и объявивший войну не только Ельцину и демократам, но и Горбачеву и перестройке. Зашедший было на заседание Румянцев сказал мне, что окунулся в атмосферу оруэлловских "митингов ненависти".

Декрет о власти в том виде, в каком он был принят за основу большинством в один голос, так никогда и не был одобрен Съездом. С помощью тактического маневра, подсказанного Ельцину, вероятно, Шахраем, удалось провести только постановление, содержавшее лишь запрет на совмещение партийных и государственных должностей. Замах был масштабным, непосредственно реализовать сразу удалось лишь его малую часть. Но на весь цикл последующих событий немалое влияние оказала первая серьезная попытка вытолкнуть уже начавшую распадаться КПСС из властных структур в России.

И опять: возможно ли было иначе, более мягко ликвидировать монополию КПСС, перейти к многопартийной системе, размежевавшись с фундаменталистами и националистами? Подчас высказывается убеждение, что умеренных реформаторов в партии удержал от этого шага натиск демократов с его подчас избыточной бесшабашностью, яростный антикоммунизм некоторых из них, превратившихся вскоре кто - в умеренных, а кто - и в оголтелых национал-патриотов. Мне же представляется, что роковую роль сыграла чрезмерная осторожность и нерешительность реформистской группы в руководстве КПСС во главе с Горбачевым, еще сохранявшей летом 1990 г. солидный властный ресурс и бесталанно растрачивавшей его в "борьбе на два фронта": подспудной - с полозковцами и открытой - с Ельциным и демократами. Не от хорошей жизни демократический актив сделал ставку на бывшего секретаря обкома из Свердловска. Он представлялся - и был! - альтернативой Горбачеву, так и не решившемуся покончить с сосуществованием в одной партии реформаторов и реваншистов, которое становилось все более противоестественным. Вероятно, он был искренне убежден, что ему удастся сохранить контроль над ситуацией, когда, наблюдая за ходом XXVIII съезда КПСС, говорил Черняеву: "Нельзя эту паршивую взбесившуюся собаку отпускать с поводка". Но расчет этот, к несчастью, был ошибочным, а за спиной генсека и президента уже стояли гэкачеписты.

Шумный и громоздкий состав первого российского съезда прогромыхал мимо станции, на которой остались Горбачев и его сторонники. Видимо, в те дни состав еще можно было бы, хотя и с трудом, догнать и повлиять на его маршрут, став рядом с машинистом. Но времени оставалось мало, и оно растрачивалось крайне неразумно┘