Леонид Слуцкий История свидетельствует, что горчаковский стиль российской дипломатии сделал его основоположника - министра иностранных дел Российской империи светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова - чрезвычайно популярным в Европе (об этом я писал в "НГ", 26.09.2000). А точнее, в консервативных кругах Европы. И возникает весьма актуальный для наших дней вопрос: почему именно в консервативных?
Отвечая на этот вопрос, прежде всего следует напомнить: не сегодня, не вчера и даже не позавчера было замечено, что во всех цивилизованных странах с развитой политической системой именно традиционалисты в наибольшей степени выражают коренные государственные интересы, ибо это вытекает из самой сущности консерватизма как политической доктрины. А круги либеральные, наоборот, считают более предпочтительными политические и идеологические цели, ориентируясь на ценности, которые принято называть общечеловеческими. Нет слов, общечеловеческие ценности - величайшее достижение современной цивилизации. Однако в периоды обострения геополитических противоречий, а особенно во времена мировых переделов, государственные интересы и общечеловеческие ценности могут существенно расходиться, порой даже противостоять друг другу. И две мировые войны XX века дают весьма впечатляющие, поистине исторические примеры того, как самые пламенные гуманисты превращались в ура- и даже ультрапатриотов, свирепо обличая своих недавних единомышленников, оказавшихся по другую сторону линии фронта. Не только идеологические симпатии, но даже общность художественных взглядов уступали место безусловному приоритету национальных, государственных интересов.
Эта тема вновь привлекла повышенный интерес в связи с недавними президентскими выборами в США, где кандидаты от республиканцев и демократов не только из-за различной партийной принадлежности, но и благодаря личным качествам особенно рельефно подчеркивали разность вариантов "взаимоотношений" внешней и внутренней политики. В обобщенном и, конечно, несколько упрощенном виде их позиции можно сформулировать так. Консерватор Буш утверждал, что величие Америки должно зиждиться на экономической мощи и военной неуязвимости, а все остальное приложится, и незачем растрачивать силы на участие в отдаленных и второстепенных конфликтах. Либерал Гор, наоборот, придерживается мнения, что Америка обязана переустроить современный мир на основе своих принципов и ценностей.
Об этих различиях у нас писали немало, предполагая, что Кремлю было бы легче иметь дело с американскими консерваторами, то есть с республиканским президентом.
Конечно, предвыборные заявления кандидатов отнюдь не равнозначны реальной политике действующего хозяина Белого дома на Пенсильвания-авеню, и время покажет, в какой мере осуществятся намерения Буша. Но интересно, что отзвуки настроений американских либералов отчетливо наблюдались в новейшей истории России. Это проявилось, в частности, в форме весьма острого конфликта между либеральными устремлениями и государственными интересами - конфликта, который прилюдно развивался, как говорится, в "отдельно взятых личностях".
Происходило это в те недавние годы, когда в администрации американского президента-демократа Клинтона возобладала идея о продвижении НАТО на восток. Россия резко отвергла эту идею, то был едва ли не единственный эпизод из эпохи Ельцина, когда Кремль опирался на самое широкое общественное мнение. И наши либералы-западники оказались в весьма щекотливом положении. Они вынуждены были вместе со всеми воспротивиться продвижению НАТО к нашим границам, но их аргументы оказались весьма своеобразными. В наиболее законченном виде эти аргументы высказал Анатолий Чубайс в знаменитом выступлении на экономическом форуме в Давосе. Он говорил о том, что НАТО, продвигаясь на восток, "подставляет" российских либералов и объективно усиливает влияние национал-патриотов. Об этом же еще более откровенно и с паническими интонациями не раз вспоминал в своих аналитических программах Николай Сванидзе. Впрочем, американские либералы, конечно, не вняли жалобам российских единоверцев. Поскольку их понимание государственных интересов США диктовало расширять НАТО.
Но именно в то время наша политическая элита, пожалуй, впервые в истории новой России проявила интерес к философии консерватизма. В данном случае речь, естественно, не идет о сугубо идеологическом противостоянии правых и левых, национал-патриотов и радикал-либералов - это совершенно иная тема. В годы перестройки и в угаре политической вседозволенности сами понятия "демократы" и "консерваторы", "правые" и "левые" были так основательно запутаны и даже вывернуты наизнанку, что потребовалось несколько лет, чтобы вернуться к общепринятым политологическим нормам. И только тогда такое понятие, как "консерватизм", наконец, начало обретать надидеологический смысл.
Первым признаком завершения этого здравого процесса стал достаточно смелый по тем временам (1994 г.) "Консервативный манифест" Сергея Шахрая и Вячеслава Никонова, который, кстати, сегодня многим политикам, в том числе кремлевским, следовало бы оживить в памяти. Его недостатком было, пожалуй, лишь то, что авторы, видимо безотчетно, слишком тесно привязывали философию консерватизма к текущей политике того периода и в должной мере не сопоставляли его с вековыми государственными интересами России. И тем не менее именно тот Манифест можно считать первой серьезной попыткой возвысить державные интересы над сугубо идеологическими симпатиями и пристрастиями.
Возвращаясь к проблеме расширения НАТО, которая сегодня в известной мере утратила политическую и дипломатическую злободневность, следует все же особо выделить ее смысловую сущность.
Запад, расширяя НАТО в отсутствие коммунистической угрозы и генерируя патриотические настроения в России, по сути, поступает практически так же, как бывшие лидеры КПСС, жертвовавшие общечеловеческими ценностями во имя государственных, или имперских (кому как нравится), интересов СССР. Кстати, применительно к современной России пример с расширением НАТО в очередной раз подтвердил существование некой мировой надидеологической закономерности: торжество либерализма (в его западном понимании) - это всегда ослабление государства. И когда при очередном переделе мира, стартовавшем после крушения СССР, американские либералы начали продвигать общечеловеческие ценности на восток посредством расширения НАТО, они тем самым объективно поставили под удар новорожденный российский либерализм и действительно усилили в России государственнические тенденции.
ПОЛЕЗНО в связи с этим вспомнить послефевральскую "игру" американо-российских интересов 1917 года. В тот период, как известно, в России схлестнулись две ведущие силы - монархисты и либералы, а социал-демократическая среда поначалу была немногочисленной и маловлиятельной, к тому же ее раздирала борьба большевиков и меньшевиков. И американская дипломатия сделала четкую ставку на "своих", на либералов, почти полностью проигнорировав большевистско-меньшевистскую среду. Это высокомерие обернулось катастрофическим развитием событий. Если бы в то неустойчивое, переломное для России время США активно работали с оппозицией и поддержали меньшевиков, то вовсе не исключено, что послефевральские события пошли бы совсем иначе и Россия двинулась бы по классическому европейскому социал-демократическому пути.
Но, похоже, американские либералы, подобно Бурбонам, ничего не поняли и ничему не научились. В годы перестройки общественное мнение США полностью попало под влияние новых российских либералов, решавших вовсе не государственные, а исключительно идеологические проблемы. В итоге баланс межгосударственных, геополитических отношений США и СССР был во многом подменен политическим взаимодействием советских и американских либералов. Это взаимодействие действительно соответствовало интересам США. Но - только до падения коммунизма, краха КПСС и распада СССР! Продолжая эту линию в дальнейшем, США постепенно начали утрачивать контроль над развитием событий в России - сегодня это уже совсем очевидно. И более того, по той же причине ход мировой истории перестает - тоже постепенно - соответствовать коренным государственным интересам США, что пока менее очевидно. (Об этом - в упомянутой статье в "НГ" от 26.09.2000.)
В связи с этим небезынтересно продолжить краткий исторический экскурс и вспомнить времена американского президента Вудро Вильсона (был главой государства в 1913-1921). При этом еще интереснее сравнить политические судьбы таких незаурядных государственных деятелей, как Вудро Вильсон и Михаил Горбачев. Конечно, игра мировых сил при Вильсоне была совершенно иной, а политическая философия 28-го президента США и его дипломатические манеры никак не напоминают стиль Горбачева. Но если провести сравнительный анализ, то не без удивления можно обнаружить немалое сходство, причем речь идет не только о любви обоих лидеров к морализаторству.
В свое время Вильсон поставил задачу заменить "Пакс Британика" системой "Пакс Американа" - в новом миропорядке, рождавшемся из пламени Первой мировой войны. Горбачев, в свою очередь, решал не менее сложную задачу: определить место России на этапе пересмотра итогов Второй мировой войны. А поскольку перестройка Горбачева инициировала очередной передел мира, то ажиотаж, обуявший в связи с этим великие державы, ничуть не уступает дипломатической лихорадке эпохи Вильсона.
Повторю, одна из крупных ошибок Вильсона заключалась в неверной оценке внутриполитической российской ситуации. Президент-либерал в послефевральский период 1917 года сделал ставку на российских либералов и их же погубил, прозевав назревавшую в царской империи социальную революцию, недооценив ее масштабы. Одним из результатов этой революции, между прочим, стал досрочный выход России из войны, нарушивший выгодный для Америки процесс равновеликого истощения Антанты и Германии и воспринятый Вашингтоном как неслыханное коварство. Все биографы Вильсона отмечают его крайнее разочарование таким ходом событий.
Но те же биографы свидетельствуют, что, увлекшись переделом мира, Вильсон свою самую крупную ошибку совершил все же не в России, а в США: он не сумел обеспечить для себя надежный внутриполитический тыл, как бы отдав внутренние государственнические проблемы страны на откуп консерваторам-республиканцам. В этом смысле судьбы Вудро Вильсона и Михаила Горбачева и вовсе однотипны. Вильсону, триумфатору Версаля, народ отказал в доверии. А Горбачев, автор нового мышления, переустроитель международных отношений и собственной страны, оказался выдворенным из Кремля.
Повторяются ли в США ошибки Вудро Вильсона?
Что касается американских либералов, то, как уже сказано, они в некотором смысле ошибки Вильсона повторяют успешно. Со времен перестройки и по сей день они остались в плену идей, какие генерируют в России политические круги, тесно связанные с Западом, то есть либералы. В этом отношении показательна уже не первой свежести, но по-прежнему знаменитая статья американского историка Уолтера Лакера "Из России без любви", в которой он вполне добросовестно излагает взгляды тех российских постперестроечных ультралибералов, которые, подобно Форрестолу, были готовы в своей родной стране выбрасываться из окон с криками "Русские идут!"
И во внутренней политике повторилась трагедия Вильсона. Несмотря на впечатляющий экономический рост и блестящие социальные показатели (низкий уровень безработицы и т.д.), американцы отказали в доверии преемнику Клинтона, общепризнанного внешнеполитического "ястреба", вершителя балканских и вообще мировых судеб.
Но есть еще один вопрос: повторяются ли ошибки Горбачева в России?
Отвечая на него, прежде всего надо отметить, что надидеологическое распределение исторических ролей между либералами и консерваторами приобретает для сегодняшней России особое значение и на практике находит воплощение в определенном сочетании внешней и внутренней политики государства. К примеру, нельзя считать случайным некоторое сближение национал-патриотической оппозиции с государственнически настроенной частью партии власти. Возможно, кому-то такое сближение кажется хитроумной интригой или следствием особой, изощренной пиаровской стратегии. Но в действительности мы наблюдаем объективный процесс, по-новому демаркирующий границу между полярными силами. По одну сторону выстраиваются государственники всех цветов, среди которых можно увидеть и правых, и левых, и коммунистов, и антикоммунистов. По другую сторону - либералы и преданные (или приданные?) им средства массовой информации. Но вопрос вовсе не в том, с какой стороны стоят хорошие, а с какой - плохие, не в том, чтобы устраивать корриду между этими силами и уж тем более не в их борьбе не на жизнь, а на смерть, как было совсем недавно. Нет, речь идет именно и только о разграничительной линии, которую надо отчетливо различать и учитывать при выстраивании "отношений" между внешней и внутренней политикой.
Тут весьма кстати вновь обратиться к проблеме расширения НАТО и вспомнить, что консервативные круги США в отличие от либеральных отнюдь не считают "поход на восток" соответствующим долговременным интересам Америки, поскольку он угрожает нарушить проамериканский геополитический баланс, сложившийся сегодня. За ослаблением российской государственности дальновидные американские стратеги-консерваторы угадывают рост экономической активности Европы в целом и Большой Германии в частности, что может привести к утере США мировых позиций. И в этом смысле России действительно удобнее иметь дело с республиканским президентом США.
Кроме того, американские дипломаты, работавшие и работающие в Москве, те из них, кто по партийной принадлежности относятся к республиканцам, более чутко уловили перемену, произошедшую по отношению к США в российских народных низах. Известно, что в те времена, когда вожди КПСС придавали анафеме американский империализм, советские люди с большой симпатией относились к американцам. Однако в годы перестройки и после нее ситуация диаметрально переменилась: политические верхи братались, а в народе нарастал антиамериканизм. Заокеанские либералы долго не хотели замечать его, полностью отождествляя с антизападными настроениями в целом, не разделяя их по "государственной принадлежности". И первыми всерьез обратили внимание на это явление именно республиканцы, достаточно прозорливо связав два новых российских феномена - американофобию и германофилию.
Наших либералов-западников всегда отличала и отличает особая приверженность к идеологическим догмам. (В этом смысле, как ни странно, самыми "рафинированными" либералами - конечно, не в буквальном смысле - можно считать пламенных революционеров-ленинцев с их стремлением к мировой революции.) Идеологические пристрастия отчетливо видны в политике нынешних российских либералов, а поскольку многие из них занимают высокие посты, это порой вредит интересам государства.
Например, такие пристрастия слишком уж отчетливо проявляются в различном отношении к лидерам двух постсоветских государств - Грузии и Белоруссии. Идейно близкому Шеварднадзе прощается все - в том числе избиения полицией демонстрантов и даже уличный расстрел невооруженных сторонников Гамсахурдиа. К Лукашенко отношение, как известно, совершенно иное. И дело тут не просто в двойных стандартах. В конце концов идейные симпатии и антипатии - явление вполне закономерное, естественное. Но настало в России время, когда идеологические пристрастия должны отступить перед приоритетом государственных интересов.
Лозунг "С Беларусью без Лукашенко!" - типичный образчик идеологизированных антигосударственнических настроений. Вопрос должен ставиться совершенно иначе. Либо "С Беларусью!", если это соответствует интересам России, и тогда чье-то негативное отношение к Лукашенко не должно иметь никакого значения. Либо "Без Беларуси!", если России это не нужно, и тогда не имеет никакого значения чья-то любовь к Лукашенко. Здесь необходимо определиться твердо и ясно, исходя из государственных интересов России, и не лавировать между полярными идеологизированными точками зрения. Всем известна азбучная истина, изреченная Пальмерстоном, о том, что у Британии нет вечных друзей, а есть вечные интересы. Разве для России не подходит этот универсальный принцип?
Из сказанного может сложиться впечатление, что автор неодобрительно относится к либеральной идее. Но это не так. Либерализм - одно из крупнейших и влиятельнейших идейно-политических течений, без него сегодня немыслима политическая картина мира. Вопрос лишь в том, что в каждой стране бывают времена, когда политический либерализм не следует путать с либерализмом экономическим. Кстати, Чили времен Пиночета, на которого молятся иные наши телелибералы, являет собой типичный образец такой страны и таких времен.
Столкновение и даже противостояние идеологизированных и государственных подходов сегодня стало, возможно, главной политической тенденцией России. Поэтому крайние, антагонистические идейные течения в равной мере оказались в весьма сложном, двусмысленном и неустойчивом положении, подвергаясь угрозе размывания. Ирина Хакамада вынуждена то и дело повторять, что приверженность Кремля либеральному экономическому курсу побуждает ее сквозь пальцы смотреть на новые взаимоотношения власти и СМИ. А Геннадий Зюганов, вдохновленный государственно-патриотической риторикой Владимира Путина, как бы закрывает глаза на либеральные планы Кремля в экономической сфере, пытаясь все свалить на правительство. Зато "отдельные личности" сумели найти свое место в новой системе властных ценностей: Анатолий Чубайс стал едва ли не государственником # 2, а Николай Сванидзе совершил такое головокружительное пропагандистское сальто-мортале, что за ним закрепилось звание "государственный журналист".
Но такого рода индивидуальные частности, конечно, не делают политической погоды. И в отличие от внешней политики России, в которой возобладали традиции горчаковской дипломатии, внешней политики, которая становится все менее идеологизированной и все более прагматичной, политика внутренняя все еще не устоялась. Из-за двойственности слов и дел, рассчитанных на идеологически полярные элиты, Кремлю постоянно приходится лавировать. Возможно, поэтому в День примирения и согласия мы не услышали обращения президента к нации, к народу - видимо, еще не выработаны тезисы, которые могли бы устроить одновременно и правых, и левых, постепенно расчищая путь российскому пакту Манклоа.
В борьбе за верховенство государственных интересов в экономической сфере - так, как их понимает Кремль, - власть добилась существенных успехов благодаря методу, хорошо известному из практики дрессировки. На этот счет можно припомнить историю, когда молодой укротитель львов пожаловался опытному коллеге: мне страшно, львы, сидящие на тумбах, слишком внимательно наблюдают за мной. И ветеран дал мудрый совет: сделай сиденья на тумбах поменьше, чтобы львы все время ерзали, боясь потерять опору, тогда им будет не до тебя. По сути, именно этот прием весьма успешно использовала власть в отношениях с олигархами.
Но в отношении с идеологически заряженными и противоборствующими политическими силами стиль еще не найден, его заменяет так называемый джентльменский набор, по принципу которого составляется президентское расписание - от участия в открытии Eврейского культурного центра до встречи со Солженицыным. И дело вовсе не в том, что те или иные мероприятия неуместны (все они как раз отлично выверены и точны), а в том, что такая линия выглядит слишком уж искусственной, даже нарочитой. Заменить четкую, ясную и долговременную политику она не может.
После прихода к власти Владимира Путина события развиваются так, что лидерство в деле укрепления российской государственности взяла на себя внешняя политика, которую в целом поддерживают все авторитетные политические силы страны. Политика внутренняя, хотя и проводится под флагом централизации и упрочения вертикали власти (образование федеральных округов, реформа Совета Федерации т.д.), на самом деле продвигается к цели, как принято говорить, со скрипом. Возможно, одна из веских причин этого - в излишне идеологизированных подходах главных сил, действующих на российской политической сцене. А Кремль просто стремится удовлетворить эти настроения по принципу "и нашим и вашим".
Представляется, что этапу развития, в какой вступила страна, в большей мере соответствуют надидеологизированные консервативные постулаты, уже частично закрепленные во внешней политике государства. Более активно внедрять их во внутреннюю политику, включая экономические отношения в целом и отношения с крупным бизнесом в частности, включая консолидацию консервативных сил по "безыдейному" принципу опередившего свое время Манифеста 1994 года, означало бы сплотить основную часть общества. В этом случае Россия сможет успешно принять новый вызов времени и после периода государственного шатания вновь укрепить свою государственность - уже на демократических, рыночных началах.
При этом желательно придерживаться завета одного из самых знаменитых консервативных политиков мировой истории Уинстона Черчилля, который говорил: "Я ни за что не пожертвую счастьем моего поколения ради принципов, пусть самых благородных, и ради истины, пусть самой высокой".
Дарья Гармоненко