Игорь Шафаревич ХОТЯ феномен социализма уже тысячелетиями возникает в человеческой истории, но отныне, я думаю, при его обсуждении всегда ключевым аргументом будет период его реализации в России. Причина очевидна. В последние века идеология социализма формулировалась все более четко в виде концепции или пророчества. И были попытки реализации этих идей, но весьма кратковременные, несколько месяцев, вроде Парижской коммуны. Можно себе представить, какое колоссальное значение имел этот опыт для последователей учения. Известно, например, как пристально всматривался в него Ленин, как часто он обращался к "опыту Парижской коммуны". А тут социалистические идеалы восторжествовали в громадной стране на многие десятилетия (а одно время казалось, что на века). Можно надеяться, что именно наш опыт поможет уяснить какие-то черты самого феномена.
В чем притягательность этого учения, возникающего вот уже которое тысячелетие, рождающего борцов, героев, мучеников? Время от времени здесь прорывается какая-то громадная социальная сила - вот что, по-моему, интересно понять. Почему это учение некогда восторжествовало у нас в стране и может ли опять восторжествовать?
Прежде всего, чтобы его понять, надо, мне кажется, отказаться от расплывчатых объяснений - вроде "справедливости", "счастья человечества", "равенства" и т.д. Во-первых, потому что это - еще более древние понятия (да и термины), и для их выражения не было надобности в новом слове: старыми можно было бы обойтись. А во-вторых, потому что в большинстве учений социализма его реализация предусматривается через насилие и гражданскую войну. Например, Ленин уже в 1914 году, только началась война, сформулировал свой тезис о превращении империалистической войны в "беспощадную гражданскую войну". В этом он только был верен марксистской традиции. Маркс предрекал рабочим 15, 20 или 50 лет гражданской войны "не только для того, чтобы изменить существующие условия, но чтобы и самим измениться". То есть гражданская война рассматривалась как средство для создания "нового человека". Такие же взгляды очень ярко высказывали Бухарин, Свердлов, Тухачевский и многие другие. А Мао Цзэдун готов даже был примириться с гибелью половины человечества ради торжества социализма во всем мире. Как же соединить идеи счастья и справедливости с этими запланированными громадными жертвами? И какое равенство может быть между той половиной человечества, которая погибнет в атомной войне, и той, которая уцелеет?
Но почему же тогда так часто побеждали идеи социализма? Сузим вопрос, поставим его конкретнее: почему большевики победили в Гражданской войне? Мне кажется верным тот ответ, которому учили все наше поколение: "благодаря непреодолимой притягательности идей социализма". Но только при ином понимании этих слов. Не верно, что народ в целом, большая его часть, был захвачен этими идеями. Тогда 4/5 народа - крестьянство - видело идеал в своем семейно-трудовом хозяйстве и многими тысячами восстаний и с колоссальными жертвами отстаивало его от попыток подчинения социалистическим принципам. Но социализм в отточенной форме марксизма, которую он принял к XX веку, оказался идеальной, почти совершенной идеологией властвующего или стремящегося к власти меньшинства. Идеологией господства более универсального, чем власть каких-то помещиков или мандаринов. Начиная с Платона, идеи социализма всегда формулировались как идеология властвующей элиты - от "философов" и "стражей" Платона до "научного руководства" последователей Сен-Симона и до "партии профессионалов-революционеров", вооруженной знанием единственно верной концепции общества.
Это была идеология общества, построенного по принципу машины, идеально управляемой знатоками ее устройства. Со всеми достоинствами и недостатками такого уклада. Для этого общество само должно быть механизировано и стандартизировано. И Томас Мор, и Кампанелла, и многие другие описывают дома и города, неотличимые друг от друга; да также и одежды жителей. Во Франции в XVIII веке возник термин для такого (тогда - воображаемого) стиля жизни: style gйomйtrique; но, конечно, на самом деле этот стиль был не геометрический, а механический. Идеал сохранился в веках, и вот Бухарин описывает его как "трудовую координацию людей, рассматриваемых как "живые машины", в пространстве и времени". Это была очень нетривиальная концепция элиты. Сама правящая элита рассматривалась тоже как часть гигантской социальной машины - но наиболее совершенная. Осознав себя частью этой машины, надо было отказаться от своей личности, взамен приобретя колоссальные возможности и власть. Некогда Сталин назвал партию "своеобразным орденом меченосцев" - язык для него совсем нетипичный. Бухарин тоже называл партию "революционным орденом". Пятаков заявлял, что если партия объявит белое черным, то он это примет и будет за это всеми силами бороться. Хотя, как он говорил, "это тяжелее, чем выстрел в себя". Принести в жертву требовалось не только свою человеческую индивидуальность, но и индивидуальность национальную, и многое другое.
В то время в России было два великих писателя, которые на какое-то время приняли социалистическую революцию, полюбили ее: Есенин и Платонов. Только так можно понять - в чем же ее суть? Ненависть понимания не дает. Бунину, например, кругом виделись лишь какие-то звериные морды, он все не мог забыть, что у него украли перину... А Есенин писал, обращаясь к "Матери-родине":
Ради вселенского //Братства людей // Радуюсь песней я // Смерти твоей. // Крепкий и сильный, // На гибель твою // В колокол синий // Я месяцем бью.
То есть великий поэт понимал, что революция (которую он воспринимал как русскую) ставит вопрос не меньше как о гибели России, принесении ее в жертву идеалу, называемому "Вселенское Братство". Платонов смотрел еще шире. Он писал, что революция лишь в начале "подвергает уничтожению Бога, царя и богатых", но потом "подвергнется уничтожению от человеческой руки природа". И создавал грандиозные фантастические проекты технического преобразования природы. И народ, и природа должны были быть принесены в жертву идеалу социальной машины. Вот эта идеология переустройства мира, идеология слоя повелителей мира - почти полубогов - была бесконечно притягательна для тех, кто в этот слой мечтал войти. "Большевизм есть партия, несущая идею претворения в жизнь того, что считается невозможным, неосуществимым и недопустимым... Ради чести и счастья быть в ее рядах мы должны действительно пожертвовать и гордостью, и самолюбием, и всем прочим", - говорил Пятаков. Этой-то идее не могли противопоставить ничего отдаленно равновесомого ни разные белые движения, ни разрозненные крестьянские восстания. Она, по моему мнению, определила и победу большевиков, и успех других социалистических движений. Конечно, лишь потому, что проявилась в момент общенационального кризиса.
оциалистиЧескаЯ идея при попытке претвориться в жизнь первым встретила сопротивление деревни. Хозяйство, в котором крестьянин сам определяет время и характер работ, постоянно чувствуя сопричастность Космосу, является творчеством, как поэзия или наука. Крестьянин - антитеза бухаринской "живой машине". Мне кажется неубедительной критика социализма, ставящая этому обществу в упрек то, что люди там перестают быть материально заинтересованными в результатах своего труда. Уж к бедности-то в России привыкли. Куда трагичнее, когда труд перестает для людей иметь смысл. В этом вообще роковая проблема современного общества, когда труд лишается творческого элемента, по типу приближаясь к каторжному. Социализм пытается разрубить этот узел, построив все общество по типу машины. В этом его несовместимость с духом крестьянского хозяйства. Вероятно, именно эту его черту имеет в виду Чаянов, когда говорит, что в основе крестьянского хозяйства лежит "иное понимание выгодности". "Платой" является сама радость творческого труда. Поэтому крестьяне шли на жертвы, лишь бы сохранить свой тип жизни и труда, и в период кризиса оказывались более конкурентоспособными, чем крупные хозяйства, основанные на принципе прибыли. По словам Чаянова: "Часто голодая в тяжелые годы, напрягая через силу свою рабочую энергию... они почти повсеместно стойко держались". Потому же они с такой яростью отстаивали свой образ жизни в целом море восстаний, по существу, Крестьянской войне 1918-1921 годов. Они шли на сопротивление, в каждом конкретном случае обреченное на поражение.
Но в целом они выстояли. Нэп вызвал тяжелый духовный кризис партии, выражавшийся тогда возгласом "За что боролись?". На этой почве был ряд самоубийств. И вся история партии того времени - XIII, XIV, XV, XVI съезды - это картина борьбы за продолжение политики "военного коммунизма", а по существу, идей еще "Коммунистического Манифеста", где уже были предсказаны "трудармии" Троцкого. Сначала более активная часть партии выступала с этими требованиями в виде "оппозиций" - троцкистской, зиновьевской, "объединенной"... Под конец большинство руководства, включая Сталина, убедились, что это - единственная платформа, на которой можно объединить партию, что это, по существу, единственная программа партии. На XVI съезде они возглавили это течение; был сформулирован лозунг сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Это был реванш партии за поражение в войне с деревней 1918-1921 годов, за нэп.
Сейчас иногда пишут, что драконовская коллективизация была слишком дорогой ценой за индустриализацию. Но это лишь принятие пропагандистского штампа тех времен. Для индустриализации коллективизация вообще не была нужна. Например, первый пятилетний план был построен на предпосылке роста благосостояния деревни, а через вывоз хлеба - и всей страны. Он предполагал очень высокие темпы индустриализации, которая тогда уже и осуществлялась. Потом были декретированы несравненно большие темпы, приведшие к дисбалансу разных частей экономики, так что реально оказались невыполненными даже первоначальные планы пятилетки.
Точно так же, как стиль продразверстки в Гражданскую войну - изъятие у крестьян всего хлеба, вплоть до семян, порки и расстрелы, закрытие церквей - не был нужен, чтобы победить. Наоборот, он вызвал череду восстаний - от Украины до Сибири. Директива ЦК о расказачивании, политика уничтожения казачества как сословия вызвали Верхнедонское восстание, открывшее Деникину путь почти до Москвы. Антикрестьянская политика - от расказачивания до раскулачивания и дальше до "неперспективных деревень" - не была ответом (хотя бы и очень жестоким) на требования жизни. Это было следствием ощущения несовместимости на одной земле свободного крестьянского труда и общества, построенного на идеологии социализма-коммунизма. Несовместимости, неоднократно выраженной классиками марксизма и их последователями. Например, в "Коммунистическом Манифесте" говорится о "мелкобуржуазной, мелкокрестьянской собственности", что "развитие промышленности ее уничтожило" (правда, "и уничтожает изо дня в день"). То есть крестьянство, по теории, - то, чего нет. Маркс и называл крестьян "озорной шуткой всемирной истории", "представителем варварства внутри цивилизации"... Ленин писал, что в крестьянстве постоянно возрождается капитализм. И в теории предвиделось, и на практике осуществлялось как единственный выход - уничтожение крестьянства как класса, превращение крестьян в пролетариев.
Идея построения чисто индустриальной, технологической цивилизации за счет экспроприации деревни была не нова: таким путем и шел Запад, впереди него - Англия, начиная с XVIII века. Такой путь приводил к противоречивым последствиям: наряду со сгоном крестьян с земли - к повышению образованности, а позже - и к росту жизненного уровня. У нас, например, была создана одна из лучших в современном мире систем образования - от детских садов до научных школ (в опоре на мощный культурный подъем, начавшийся в XIX веке в России, отмеченный такими именами, как Менделеев, Жуковский, Павлов...). Но для нашей страны трагичным оказалось то, что России предлагалось двигаться по чужому, уже пройденному пути. Это ясно осознавалось в 20-е и 30-е годы, о чем говорят хотя бы тогдашние призывы "догнать". Это было противоречие тогдашней идеологии: призывы догнать строй, который "катился к гибели". А ведь даже "перегнать" можно лишь на общей дороге. Позиция "догоняющего", в которую была поставлена Россия, была несовместима с традиционными представлениями о ее самобытном пути. Западно-капиталистическая и социалистическая линии развития оказались лишь двумя разными вариантами создания техногенной цивилизации: общества-машины, полностью контролирующего своих членов - через пропаганду, управляемые выборы, средства массовой информации, рекламу, экономическое давление или воздействие государственного аппарата. Конкуренция должна была выбрать более эффективный путь развития из этих двух. Принятие Россией чужого принципа жизни предопределило ее поражение. Потеря духовной и идеологической независимости предопределила, как следствие, нынешнюю потерю независимости в области экономики и независимого положения в мире.
аково значение этого опыта для нашей жизни? Кое-что он, мне кажется, прояснил. По существу, социалистические учения имеют всегда эзотерический характер. Их смысл как идеологии властвующей элиты (или борющейся за власть) обычно вполне ясен лишь самой этой элите, он не высказывается до конца. Но за десятилетия истории СССР элитарный смысл социалистической идеологии проявился обнаженно. Правящий слой до последнего дня своего правления (и даже утратив реальную власть) стоял на той позиции, что лишь он "знает как лучше". Самые робкие возражения или рекомендации были наказуемы. Это обычная идеология монопольно властвующего меньшинства: принятие роли строгого отца, сурово руководящего неразумными детьми. При таком принципе вся ответственность за результаты полностью ложится на правящий слой и сам элитарный принцип. Был бы успех - и претензии на руководство жизнью могли быть и оправданными. Но жизнь совершила жестокий суд. В результате, мне кажется, на многие следующие годы перспектива серьезного влияния социалистических идей на жизнь нашей страны стала маловероятной. В смысле проявления большего влияния государства в области экономики, как сейчас в США или Германии, - еще может быть. Но как идеи, за которую могут бороться и приносить жертвы, - очень трудно себе представить. (Вспомним хотя бы ГКЧП, на защиту которого ни один человек не выступил.) А ведь только такие идеи могут переломить ход истории.
Россия же находится сейчас именно перед таким выбором: уйти с исторической сцены или переломить историю. Мне представляется, что единственной идеей, способной это сделать, является национальная идея: русского патриотизма, защиты России. То есть то, что уже не раз спасало страну. Ключевский писал, что в русском характере заложена способность собирать громадные силы в одном рывке (он связывал это с краткостью летнего периода, необходимостью крестьянину собрать тогда все силы). Надо надеяться, что эта черта сохранилась.
Дарья Гармоненко