Косовский колокол

США утверждают, что операция в Косово не станет прецедентом.
Фото АП

ПерваЯ война НАТО и предначертавшая ее "новая стратегическая концепция" альянса проложили принципиальный рубеж в развитии международных отношений после холодной войны. Они как бы венчают 90-е годы - период пребывания международной жизни на некоем перекрестке - и угрожают стать введением в ХХI век. Собственно, югославская операция и призвана была возвестить зарю "нового мирового порядка", очерчивающего военно-политические и стратегические рамки для глобализации, ввести в "новую эру" - эру, по определению английской "Таймс", "военных интервенций НАТО".

Завершение холодной войны породило надежды на формирование мирового сообщества, на установление порядка, опирающегося на баланс интересов его членов, на международные демократические процедуры. Ожидания эти оказались, однако, преждевременными. С одной стороны, заявили о себе противоречия и конфликты, до того зажатые в тисках советско-американского дуумвирата, и возникло то, что многие политологи окрестили "мировым беспорядком". С другой - холодная война была конфронтацией не только двух общественных систем, но и двух сверхдержав за преобладание в мире, и исчезновение СССР привело к исчезновению относительного международного равновесия и возникновению однополярного мира. США стали не просто единственной супердержавой, но и "чрезмерной державой" (определение французского министра иностранных дел Юбера Ведрина), обладающей беспрецедентным экономическим, информационным и особенно военным превосходством. На них в определенном смысле работает и маховик глобализации. США - главный субъект этого процесса, в то время как многие страны скорее лишь его объекты.

Оказавшись в таком положении, США не удержались от соблазна пойти по традиционной имперской колее.

Расширение НАТО; новая концепция альянса, превращающая его в наступательный союз, не связанный международной законностью и замахивающийся едва ли не на весь мир; "освоение" постсоветского пространства и вытеснение оттуда России; увеличение военных расходов в "неконфронтационное" время (на 24 с лишним млрд. долл. в этом году) и намерение "взорвать" соглашение по ПРО; пренебрежительное отношение к ООН; боснийская операция; наконец, самоуправные бомбардировки Ирака, Афганистана и Судана - таковы некоторые приметы этой линии. Если в начале 90-х годов она была не слишком заметной, то теперь обозначилась совершенно четко. Югославские события же придали ей в определенном смысле завершенный вид. США теперь не только открыто претендуют на доминирующую роль и даже, я бы сказал, на свою исключительность, но и подают это как нечто естественное. Чего стоит, например, заявление президента Клинтона о том, что "США стоят особняком как незаменимая нация", не раз повторенное и другими американскими официальными лицами.

Сверхдержавность - это и специфическая идеология: мессианизм. С исчезновением СССР Соединенные Штаты стали единственным за пределами мусульманского мира мессианским государством.

Человечество сейчас переживает очень сложную полосу: глобализация, повышение роли общечеловеческих задач и одновременно кульминация мира национальных государств и начало преодоления планетарного порядка этого типа, национальная самоидентификация многих "отставших" народов. В этих условиях небывалую важность приобретает проблема соотношения и согласования общечеловеческих и национальных интересов. Кстати, она оказалась трудной и для "нового политического мышления". США по-своему "решают" эту проблему, фактически отождествляя свои интересы с общечеловеческими. По сути, США вступают в XXI век с амбициями и повесткой дня - преобразовать мир по своему подобию и, если нужно, силой, - сравнимыми по масштабам с помыслами Советской России в октябре 1917 года и Советского Союза после победы над гитлеризмом.

США бесцеремонно вмешиваются в дела других стран. Вашингтон действует как некая аттестационная комиссия, выставляющая государствам мира, как школьникам, отметки за поведение. Одно из последних изобретений на этом поприще - понятие "государства-изгои", недавно замененное на "государства, вызывающие озабоченность". Правда, с "изгоями" произошел конфуз. На недавнем заседании Совета взаимодействия (объединяет бывших президентов и глав правительств) Роберт Макнамара, бывший руководитель Пентагона, назвал государством-изгоем США "из-за растущей их тенденции действовать односторонне, не считаясь с озабоченностями других".

Как известно, лидеры НАТО оправдывали агрессию против Югославии гуманитарными соображениями. Нужным фоном были и заявления об антидемократическом режиме Милошевича. Хотя эти мотивы, несомненно, присутствовали, с самого начала были основания сомневаться, что именно они побудили натовцев спустить курок. Ведь "чувствительность" 3апада весьма избирательна.

Теперь же, когда мы уже явились свидетелями шокирующего развития событий в Косово (фактически под зонтиком НАТО), когда мы знаем о разрушении экономического потенциала и тысячах жертв в Югославии, о бедствиях для всего Балканского региона, - теперь особенно очевидна неубедительность ссылок на исключительно гуманитарные заботы. Стали известны и подробности переговоров в Рамбуйе, в частности, то, что натовцы, как подчеркнул Генри Киссинджер, а рriori были ориентированы на военное решение и специально предъявляли Югославии заведомо неприемлемые требования. Наконец, открылось, что натовские лидеры (например, английский министр иностранных дел Кук и министр обороны Робертсон - нынешний генсек НАТО), чтобы заполучить общественную поддержку агрессии, в десятки раз завышали число жертв среди албанцев.

Каковы же другие, геополитические, резоны югославского похода НАТО, прежде всего США? Думается, что это стремление США в очередной раз продемонстрировать миру подавляющую мощь военной машины и готовность использовать ее для закрепления гегемонии; утвердить жизнеспособность и необходимость НАТО в следующем столетии; запустить в действие ее "новую концепцию" и начать приучать мир к новым функциям альянса, как бы легитимировать их; плотнее запрячь Европу в оглобли американской глобальной стратегии, теснее "прикрепить" союзников к Атлантическому блоку, связав их войной и "кровью"; наконец, консолидировать господство США на Балканах.

Югославская операция была также частью натовской "зачистки" Европы, ее натоизации. Югославия одна пока выпадает из общего ряда. Когда США и в целом западники говорят об "установлении демократии" в Югославии, то фактически имеют в виду и это. Хорватский президент Туджман был не бульшим демократом, чем Милошевич, но зато он просился в НАТО, и его миновала американская немилость. Сегодня Запад - это не только сообщество демократических государств, но и военно-политическая коалиция. И в подходе натовцев демократия, по крайней мере в Европе, предполагает также прозападную, иначе говоря, пронатовскую позицию, а в конечном счете, и прямое членство в НАТО.

Насколько натовцам удалось осуществить задуманное? Руководители стран НАТО и самого альянса, часть западных СМИ, разумеется, продолжают говорить, хоть и без особого энтузиазма, о "победе" или, как предпочитает выражаться Мадлен Олбрайт, об "успехе". Однако среди значительной части политиков и печати господствует иное мнение. Вот определения, использованные солидными журналами, - английский "Экономист": "Бестолковая война, бестолковый мир", американский "Тайм": "Самая несуразная война в истории".

Да, всему миру была продемонстрирована огромная военная мощь США, их превосходство над всеми мыслимыми "вероятными противниками" и не в меньшей мере союзниками. Да, благодаря помощи России ("симпатичному", по выражению "Тайма", Черномырдину), которую натовцы, по их словам, сумели "взять на свой борт", удалось "спасти лицо" альянса ("Если бы Милошевич потянул еще пару недель, мы могли бы оказаться в беде", - признался журналу "Ньюс уик" "высокий американский представитель"). Но Милошевич остался, и Запад пытался компенсировать свою неудачу, не только открыто финансируя оппозицию и новоявленного демократа - черногорского премьера Джукановича (в недавнем прошлом активного протагониста балканских войн), но и прибегая к таким приемам, как снабжение топливом лишь тех городов, где правят противники официального Белграда. Да, удалось заставить югославских соседей с постыдным рвением обслуживать военные потребности альянса. Да, США сумели, правда, не без труда, сохранить блоковую дисциплину среди европейских союзников. Наконец, США в результате двух балканских войн стали стратегическим арбитром в Юго-Восточной Европе.

Но это все - удачи тактические. Что же касается стратегической стороны дела, то югославский поход НАТО окажет (и уже оказывает) скорее всего глубокое, но противоречивое воздействие на международные отношения. С одной стороны, он укрепляет позиции сторонников кулачной "юстиции". Человечество может оказаться отброшенным назад и в таком важнейшем вопросе, как ядерное разоружение, - после югославского эксперимента в безопасности могут себя чувствовать лишь страны, способные сделать агрессору "больно". "В послекосовский период именно меньшие страны могут повернуться к оружию массового уничтожения", - замечает Киссинджер. В целом югославские события, вероятно, приведут к наращиванию вооружений. Сильнейший удар нанесен по международной законности. Огромный, возможно, непоправимый ущерб причинен ООН.

Серьезно пострадала международная мораль. Действительно, после Косово "все можно". Впервые после Вьетнама выявилось, что и демократические страны способны к жестокосердным, агрессивным акциям в нарушение взятых обязательств, к преступлениям против человечности и что их руководители могут прибегать к обману общественности под благовидными предлогами.

И дело не только в самом факте агрессии, но и в характере войны. Даже "заслуженный ястреб" 3бигнев Бжезинский выражал в связи с этим тревогу. "Американская война, - писал он, - для большей части мира отдает новым технологическим расизмом. Высокотехничная дистанционная война велась так, будто в ее основе лежала предпосылка о том, что жизнью даже одного военнослужащего США не стоит рисковать, чтобы спасти жизни тысячи косоваров. Злорадство по поводу окончательного "счета" - 5000 убитых сербов против нуля американцев - попросту порождает глобальное ощущение вызывающего тревогу морального стандарта (выделено мною. - К.Б.)".

С другой стороны, агрессия против Югославии, к тому же превратившаяся из запланированной трехдневной прогулки в многодневную "казнь" суверенного государства и продемонстрировавшая готовность альянса "вбомбить" жертву в каменный век, послужила мощным сигналом опасности для многих государств. Фактически на югославском полигоне утверждалась - в рамках новой концепции НАТО - доктрина ограниченного суверенитета ненатовских государств (внутри блока она действует в той или иной мере уже давно).

Югославская акция, вызвав в мире широкое осуждение, заметно усиливает тенденцию отторжения американского гегемонизма. Изменились горизонты во взаимоотношениях России, Индии и Китая, резко протестовавших против агрессии. Когда раньше говорили о возможности тесного политического взаимодействия этих государств на мировой арене, это нередко воспринималось как утопия. Сегодня это выглядит иначе, и своеобразный "треугольник защиты независимости и суверенитета" в лице России, Индии и Китая, координация их действий в неприятии гегемонизма, в отстаивании многополюсности выглядят реальной перспективой. Разумеется, с одной оговоркой: если руководители названных стран окажутся на высоте возникшей исторической задачи и сумеют сочетать эту линию с готовностью к тесному сотрудничеству с Западом, с США, в котором все они жизненно заинтересованы. Не исключено, кстати, и то, что подобный "треугольник" мог бы нарастить новые грани. "Большинство азиатских государств, - констатировала влиятельная американская газета "Интернейшнл геральд трибюн", - нервничает: не станет ли это ("югославская операция". - К.Б.) прецедентом". Сходные настроения преобладают и в Латинской Америке. Да и в самих натовских государствах настрой населения существенно отличается от позиции правительств. Заатлантическая печать отмечает нарастание антиамериканских настроений.

Успокаивая международную общественность, ведущие деятели стран НАТО повторяют, что югославский эксперимент не станет прецедентом. Но теперь, когда натовцы нарушили собственный устав, перечеркнули многолетние заверения об оборонительном характере блока, таким заявлениям верить трудно. Да и не стоит забывать, что "новая стратегическая концепция" сохраняется на вооружении альянса. Более того, предпринимаются усилия, чтобы на будущее обеспечить большую поддержку этой "стратегии". По существу, этой задаче был подчинен состоявшийся в начале июля в Варшаве и спонсированный США Всемирный форум за демократию, где занимались проблемой "прав человека" и "расширения демократии" в мире. Характерно - французский министр иностранных дел отказался подписать финальную декларацию, заявив, что "права и демократия должны реализоваться через эволюцию, а не экспортироваться".

Не остался монолитным и сам блок. Уже в ходе операции за фасадом единства скрывались растущие противоречия и эгоистические расчеты участников: Франция, которая, демонстрируя лояльность, укрепляла свою позицию внутри блока в преддверии и в рамках борьбы за его европеизацию; Германия, которая, чувствуя себя, по выражению канцлера Шредера, "нормальной" и "совершеннолетней" страной, стряхивает ограничения, связанные с ее недавним прошлым, и расширяет свободу внешнеполитических действий и т.д. Югославская эпопея с ее ориентацией на безудержное силовое решение, с ее беспощадностью больше отвечает американской традиции и политической культуре, и ее итоги не могли не оставить в Европе политической оскомины, не породить сомнений в компетентности США как руководителя. Поражения на выборах ряда правящих социал-демократических партий Западной Европы, лидеры которых особенно рьяно поддержали интервенцию, вряд ли правильно относить целиком на счет их социально-экономической политики. Известный германский политик, ближайший сподвижник Вилли Брандта Эгон Бар заявил: "Я совершенно уверен, что у Европы сильно сократилось желание принимать участие в каких-либо интервенциях вне сферы деятельности НАТО".

Эти сомнения и опасения ложатся на подготовленную почву. Речь идет не только о торгово-экономических противоречиях, но о разных геополитических устремлениях в условиях, когда уже нет общего противника - Советского Союза. Достаточно сравнить американскую и европейскую позиции в отношении Китая и Ливии, Ирана и Кубы, Турции и Кипра, ООН и палестинской проблемы и т.д. Соединенные Штаты заинтересованы сделать НАТО инструментом своей глобальной гегемонистской стратегии. Европейцам же ни к чему "замахиваться" на весь мир, их амбиции куда скромнее. В существующих условиях они могут - и то в крайнем случае - остро прореагировать лишь на катаклизмы по ту сторону Средиземного моря. Тот же Бар, отмечая, что "НАТО является практически инструментом американской политики", подчеркивает: "Необходимо осознать, что в новой ситуации интересы Америки и Европы уже далеко не в такой степени конгруэнтны".

Добавим к этому неприятно поразившие западноевропейцев отсталость их военной машины, ее глубокую зависимость от инфраструктуры Пентагона, проявившиеся в ходе югославской операции, - и мы получим некий перечень, пусть неполный, резонов, по которым "Косово" послужит, скорее всего, усилению в Европе тяги к самостоятельности, к европеизации альянса. Шагом в этом направлении, возможно, явится и провозглашенное во Франкфурте западноевропейцами намерение создать "европейские силы быстрого реагирования" численностью в 40-60 тыс. человек. Следует, конечно, ожидать, что США сделают все, чтобы воспрепятствовать этому процессу или, на худой конец, его радикально затормозить. "Аморфность Евросоюза удовлетворила бы тех в Вашингтоне, кто стремится сохранить значительный контроль над Европой, дабы продвинуть американские глобальные цели и, порой, иллюзии", - писали недавно в газете "Нью-Йорк таймс" бывшие президент Франции Валери Жискар д"Эстен и канцлер ФРГ Гельмут Шмидт. Американский сенат уже сделал "предупредительный выстрел", выпустив резолюцию, фактически направленную против франкфуртского решения. Вашингтон попытается противопоставить одни европейские страны другим, использовать новые амбиции Германии. Впрочем, сделать это будет не просто. Известный американский обозреватель Пфафф констатирует, что "особое отношение" и "особая близость" Германии к США, "привилегированное положение" Вашингтона там, "опиравшиеся на ее ограниченный суверенитет, более не могут быть сохранены".

США страхуются и иными путями. Сейчас на ряде важнейших направлений европейской внешней политики расставлены представители Англии, которая неизменно выступает "коммивояжером" американской политики, - Джордж Робертсон и Кристофер Паттен и такой "человек Вашингтона", как Xавьер Солана.

Разумеется, европейский взгляд не является еще преобладающим среди политической элиты континента, и трудно сказать, в какие сроки и в какой мере это произойдет. Но он, несомненно, пробивает себе дорогу. Наивно было бы ожидать, что Европа ослабит свои тесные связи с США или тем более соскользнет к антиамериканизму (да и России это не нужно). Но вполне естественно и реалистично рассчитывать, что она способна занять во многих важных вопросах самостоятельную позицию. Известная американская журналистка Флора Льюис недавно в статье под заголовком "Нравится ли вам или вы боитесь этого, объединенная Европа движется вперед" писала: "США всегда говорили, что поддерживают идею (объединенной Европы. - К.Б.), и почти всегда препятствовали тому, чтобы иметь дело с реально единой Европой. Лучше бы США готовились к ней".

Есть еще один, притом серьезный, фактор, который может повлиять на позицию Европы. Это отношения с так называемыми развивающимися странами и прогнозирующая их на особый лад концепция создания "западной крепости", оберегающей "золотой миллиард" от океана бедняков планеты. С исчезновением СССР интерес Запада к бывшему третьему миру - недавнему полю геополитических битв двух сверхдержав - изрядно поугас. Но проблема остается. На долю "золотого миллиарда" приходится 85% личных доходов, на остальной же мир - 15%. Суммарное состояние трех самых богатых людей США превышает ВНП 48 самых бедных стран мира. И эти кричащие контрасты неразрывно связаны между собой. Чтобы на США приходилось 40% расходуемых мировых ресурсов, большая часть мира должна жить так, как она живет, - в нищете.

Как решить эту проблему в нынешних условиях, пожалуй, неведомо никому, но все дальновидные политики понимают - ее острота опасно нарастает. Запад пока в основном идет по наименее эффективному пути отгораживания, в частности через введение антиэмиграционных законов, при этом продолжая черпать из развивающихся стран не только традиционные товары, но и - новинка последних лет - кадры квалифицированных специалистов (США, например, ежегодно по специально выделяемым "скоростным" визам вывозят из Индии 60 тыс. программистов). Однако "охранительная" стратегия, создание окруженного военным частоколом заповедника, без опоры на США невозможны.

Европа, 10 лет назад с энтузиазмом приветствовавшая падение Берлинской стены, сегодня возводит на своих границах новые стены. Но эти меры в практическом плане бессмысленны (не говоря уже о правах человека). Стареющей Европе, чтобы сохранить привычный уровень жизни и "трещащую" пенсионную систему, жизненно необходима "свежая кровь" иммиграции: к 2025 году она будет нуждаться в 35 млн. иммигрантов (с семьями это перевалит за 100 млн.). К каким метаморфозам, внутренним и международным, это приведет, можно только гадать.

Подводя некий итог уже очевидных последствий югославской операции НАТО, как представляется, правомерно говорить скорее об отрицательном балансе для блока и его сюзерена. Показательна оценка, данная бывшим госсекретарем США Лоуренсом Иглбергером: "НАТО в краткосрочном плане победитель, но в долгосрочной перспективе - и НАТО и США останутся в проигрыше. Придется годами расплачиваться за ошибку войны Клинтона". Такое же мнение высказал другой бывший госсекретарь - Генри Киссинджер.

Югославская трагедия, несомненно, оказывает влияние и на проблему так называемой многополюсности, по крайней мере на отношение к ней многих государств. Продемонстрировав "прелести" однополярного мира, Косово расширяет круг ее сторонников. Как известно, вокруг этой проблемы идет дискуссия, и часть специалистов, иногда в силу ангажированности или загипнотизированности нынешним "сокрушительным" превосходством США, а порой ссылаясь на глобализацию, называют формулу многополюсности идеологическим мифом. На самом деле эта формула обобщает уже идущие в мировой экономике и политике процессы. Созвучна она и крепнущей тенденции отстаивания многообразия мира.

Твердые сторонники многополюсного мира и одновременно потенциальные полюса этой исподволь формирующейся структуры - Россия, Индия и Китай, а также многие другие государства. С подобных же позиций выступает Франция. О многополярном мире заговорил и канцлер ФРГ Шредер.

Разумеется, многополярность лишь вызревает, и, наверное, это не будет гладким и непрерывным процессом. Напротив, тенденция многополярности натолкнется на растущее сопротивление гегемонистских сил. Эти две тенденции будут, очевидно, развиваться параллельно, во взаимном противоборстве, и оно явится одним из главных направлений развития международных отношений в первые десятилетия ХХI века. Именно в ходе "перетягивания каната" решится вопрос: утвердится ли принцип вооруженного блокового вмешательства в жизнь суверенных государств, ведущий (независимо от "чистоты" намерений его поборников) к накоплению в международной жизни конфликтно-силового потенциала, чреватого серьезными военными противостояниями (которых не предотвратит и превосходящая мощь США), или же будет восстановлена в правах международная законность.

На ход и исход этого противоборства огромное влияние окажет возможная эволюция позиции США. Как никто другой, США могли бы сыграть ведущую роль в демократизации международных отношений, укреплении роли ООН как законодателя, организатора и полисмена международной жизни - быть мировым лидером в этом смысле. Напротив, гегемонистский курс, линия на увековечение однополярного мира, даже если это отчасти стимулируется стремлением заполнить "вакуум", "укротить" беспорядок или же гуманитарными порывами, не сулит США ничего хорошего уже в недалеком будущем. Даже 3бигнев Бжезинский признает, что американская гегемония недолговечна. Как ни велики возможности США, их не достанет, чтобы заставить остальной мир смириться с pax americana. К тому же не исключено, что, несмотря на нынешнее впечатляющее благополучие, США находятся, как предсказывает ряд экспертов, на пороге проявления серьезных экономических, политических и национальных проблем. Небесполезен тут и опыт истории - она немилосердна к каждому очередному претенденту на мировое господство.

В США немало людей - в том числе среди тех, к кому прислушивается общественное мнение, - критикующих курс администрации. Они считают, что нынешняя политика противопоставит США большей части мира, особенно Азии, и осложнит сохранение американских союзов, что их высокомерие порождает "возмущение" американской мощью даже среди наиболее важных партнеров и что "социальная инженерия, осуществляемая извне" (Босния, Косово), слишком сложное и малоэффективное занятие и т.д. и т.п.

Джордж Кеннан, "один из самых умных американских ветеранов" (так его называет "Вашингтон пост"), автор доктрины "сдерживания" Советского Союза, советует, как и другие, ослабить риторику относительно "незаменимой нации". Он говорит: "В данный момент мы должны умерить - до своих возможностей - наши мечты и стремления относительно руководства миром. В действительности мы не такие великие. В действительности у нас есть сейчас серьезные проблемы... и мне иногда думается, что самая лучшая помощь, которую мы можем оказать другим, - это дать им возможность увидеть, как мы противостоим этим проблемам с несколько большим воображением, смелостью и решимостью, чем это было в недавнем прошлом. Я бы рекомендовал нашему правительству гораздо большее отдаление от внутренних дел других государств". А Сэмюэл Хантингтон предупреждает, что элиты в странах, представляющих две трети мирового населения - китайцы, русские, индийцы, арабы, мусульмане в целом, африканцы рассматривают Америку как "единственную величайшую угрозу их обществам".

Не исключено, из этой и подобных дискуссий - пусть не сразу и не быстро - родится более рациональный, более конструктивный и "коллективистский" (в смысле уважения ООН и "равнения" на международную законность) и менее интервенционистский подход к внешней политике, который, собственно, отвечает и американским интересам.

Как бы то ни было, мировое сообщество - подлинное мировое сообщество, а не один Запад - весьма заинтересовано в том, чтобы США во взаимодействии с другими гоударствами активно участвовали в создании в мире нового демократического порядка. Никто, понятно, не ждет, чтобы США отступали от своих внешнеполитических интересов. Но естественно надеяться, что США с их огромным демократическим потенциалом окажутся способными трактовать эти интересы достаточно широко, взвешивать, как их поведение отзовется в ближайшем будущем.

Косовский колокол звонит, несомненно, и по России, а может быть, и особенно по ней, учитывая обилие у нас (или рядом с нами) конфликтных очагов, беспрецедентную слабость, финансовую и иную зависимость от США, глубину их проникновения в нашу страну, несамостоятельность внешней политики на протяжении ряда лет и наличие группировок, теснее связанных с Западом, чем с собственной страной. Косовская эпопея - это одно из важнейших ее последствий - побуждает Россию осознать остроту и актуальность проблемы собственной безопасности, трезво оценивать диапазон возможных намерений и действий партнеров.

Расширение НАТО - теперь это уже совершенно ясно - явилось крупнейшим, если не стратегическим, поражением России, а "Основополагающий акт" не дал ей никаких реальных прав и гарантий. В результате альянс почти навис над российскими границами, его мощная военная машина - на нашем пороге.

Югославская эпопея побуждает реалистически оценить нынешнее международное положение России и перестать убаюкивать себя уверениями будто она все еще мировая держава. Ее подлинное место раскрывается тем, что в косовском вопросе, который сами натовцы квалифицировали как своего рода поворот в международной политике, с российской позицией не посчитались, создав прецедент, значение которого еще предстоит оценить. Как ни парадоксально, но факт: новая Россия, открывшаяся остальному миру, почти не имеет сегодня ни серьезных союзников, ни надежных партнеров. В связи с призывом Владимира Путина к "наступательности" во внешней политике, с требованием к Западу относиться к России как к равному партеру, с твердой позицией по ПРО, наконец, с вниманием к азиатскому азимуту российской политики некоторые ангажированные СМИ принялись пугать страну изоляцией от "цивилизованного мира". По сути, вопрос ставится так: либо мы встраиваем свою внешнюю политику в американо-западноевропейскую, фактически натовскую колею, и тогда мы часть Европы, часть "мирового сообщества", либо мы этого не делаем, и тогда мы отсекаем себя от Европы, от "цивилизованного мира". Но это - ложная дилемма. Россия - часть Европы и ею останется. Речь идет о другом: о способности России вести самостоятельную политику, решительно отстаивать свои интересы и свое достоинство, добиваться, чтобы коренные международные проблемы решались с учетом и ее мнения, а все это вполне совместимо с курсом на самое широкое сотрудничество. Понятно, такая "способность" требует смены десятилетней парадигмы упадка и разобщения на парадигму консолидации и возрождения. Первые внешнеполитические шаги нового президента вселяют определенную надежду. Кстати, они отвечают настроениям народа России. По данным ВЦИОМ, 55% граждан ждут, что президент "вернет России статус великой державы". Как показал окинавский саммит, самостоятельная позиция в комплексе со стремлением к равноправному сотрудничеству окупается.

Станет ли югославский поход НАТО лишь эпизодом, пусть постыдным и разрушительным, но эпизодом, или же он отбросит длинную зловещую тень на будущее? Ответ на этот вопрос, который может стать основным для послекосовских международных отношений, зависит и от России.