Расул Микаилов ИСХОД президентских выборов обеспечивает благоприятные предпосылки для дальнейшей консолидации российского общества. Множится число поклонников укрепления исполнительной вертикали. Без лишних проволочек "выстраиваются" региональные элиты. Как по команде, умолкли голоса горячих сторонников перераспределения конституционных полномочий от главы государства к парламенту и правительству. Эти и другие, в целом позитивные, на наш взгляд, перемены - естественная и предсказуемая реакция основных политических сил на итоги голосования и масштабы оказанного при этом Владимиру Путину общественного доверия.
Между тем с завершением президентской кампании актуальность консолидации власти не только не уменьшилась, но существенно возросла. Дальнейшее политическое развитие России настоятельно требует формирования нового типа взаимоотношений между различными государственными институтами, и прежде всего между законодательной и исполнительной ветвями власти как ключевыми участниками политического процесса. Подчинение узких партийных и групповых амбиций интересам государственного строительства - императив времени, главное условие политической стабильности и эффективного законотворчества. Зависит это прежде всего от адекватной оценки правящей элитой новой расстановки политических сил, а стало быть, от того, как понимаются в Кремле общественные процессы и тенденции. При этом очевидно, что многие из них носят противоречивый характер и четко не сформулированы.
Очевидно, например, что в ходе завершившегося избирательного цикла, с одной стороны, в целом сохранена партийная структура парламента, а стало быть, и доминирующее влияние партий на принятие ключевых решений в законотворческой сфере. Именно этим обусловлен прилив энтузиазма по поводу перспектив формирования так называемой цивилизованной двухпартийной системы. С другой - не вызывает сомнений, что партийное представительство носит все более формальный характер, а сама партийная система подвергается наиболее серьезной за время своего существования перетряске. Результатом этого становится не только общее ослабление ведущих партий, но и их идейно-политическое сближение, в основе которого лежит не что иное, как пересмотр приоритетов - от идеологических к корпоративным.
Иначе говоря, соотношение убеждений и интересов в партийной и парламентской деятельности постепенно, хотя и медленно, меняется в пользу последних. А это потребует - причем в обозримые сроки - коррекции институционального статуса партий, приведения его в соответствие с их реальным весом и влиянием на политическую жизнь.
Чтобы убедиться в этом, совершим краткий экскурс в недавнюю историю.
Противоборство исполнительной власти с выстроенными по партийному признаку законодателями за время существования Государственной Думы принимало самые разнообразные формы - от непримиримой конфронтации и взаимных угроз до вымученных компромиссов. Главная причина очевидна: Конституция 1993 года покончила с неограниченным парламентским плюрализмом, провозгласив гегемонию исполнительных структур. Ее принятие ясно продемонстрировало решимость победителей закрепить плоды победы, существенно изменив при этом не только расстановку основных сил, но и само содержание политического процесса. Разгром Верховного Совета обеспечил Кремлю значительное расширение объема как номинальных, так и реальных прерогатив. Кроме того, власть предприняла ряд усилий по разобщению оппонентов. С одной стороны, по настоянию сторонников западнических моделей общественного устройства был введен институт выборов по партийным спискам, предоставивший партиям ряд преимуществ, несоразмерных их реальному влиянию на ход политического процесса. С другой - от участия в этих выборах фактически были отсечены наиболее радикальные оппоненты правящего режима - от левокоммунистических "ультра" до национально-патриотической оппозиции, имевшей в упраздненном парламенте мощное и постоянно усиливавшееся влияние.
В результате этого: 1) укрепилась доминирующая роль исполнительных институтов в системе государственной власти; 2) противоборство с улиц перешло под крышу Думы; 3) расширилась парламентская опора президента и правительства; 4) место непримиримой "уличной" оппозиции постепенно заняла оппозиция номенклатурная, "системная";
5) сложились предпосылки двухпартийной системы, субъектом которой наряду с КПРФ всякий раз выступал очередной дубль "партии власти".
Принятые меры, однако, привели к достаточно противоречивым результатам, существенно усложнившим и без того непростой выход из октябрьского политического кризиса. Главный из них, на наш взгляд, в том, что партии фактически получили монопольное право определять структуру высшего законодательного органа, но распорядились им в конъюнктурных, а не в государственных интересах. Некоторые партийные лидеры пошли дальше, превратив свои фракции в своеобразные "ЗАО", а торговлю голосами - в разновидность весьма прибыльного бизнеса. Одной из форм такового стало формирование "дочерних" депутатских групп, в ходе которого независимость одномандатников обменивалась на их доступ к партийным организационным, информационным и финансовым ресурсам. Получалось, что партии, обладая лишь половиной мандатов, по сути, присваивали право говорить от имени всего депутатского корпуса, отодвинув на задний план парламентариев, особенно представителей регионов, не входивших в партийные фракции.
Это пришлось не по вкусу как федеральным чиновникам, так и представителям региональных элит. В результате конструктивный диалог и сотрудничество ветвей власти были подменены политическим противоборством, "достойный" вклад в которое внесли обе стороны - и законодатели, и представители исполнительных структур.
Кроме объективного фактора имелся и субъективный.
Ельцин и коммунисты патологически не выносили друг друга и использовали малейший повод, чтобы перенести взаимные антипатии на ход законотворческого процесса. Так, бывший президент, вместо того чтобы поощрять эволюцию КПРФ в парламентскую партию европейского типа, стал выталкивать ее из политического пространства, раз за разом предпринимая обреченные на неудачу попытки формирования искусственной двухпартийной системы. А коммунисты в ответ прокатывали важнейшие законопроекты, денонсировали Беловежские соглашения, затевали импичмент.
Вторым существенным недостатком избранной "декабрьской" политической системы следует считать отсутствие в законодательных органах власти нарождавшегося, но уже достаточно влиятельного корпоративного представительства. Кроме партийных интересов представленными в Думе оказались только региональные (имелись и аграрные, но они были организационно привязаны к КПРФ и чрезмерно политизированы). Любые попытки отстоять цивилизованным путем реально существующие корпоративные интересы партийцами рубились на корню - вспомним, например, заблокированный думскими коммунистами проект депутата Зволинского по созданию группы "Российский промышленный союз" или крайне ревностное отношение руководства КПРФ к попытке самоорганизации так называемой военной оппозиции - разумеется, не в карикатурном илюхинско-макашовском варианте, а под водительством покойного Льва Рохлина. Это вытолкнуло групповые интересы в сферу "черного" подковерного лоббирования, инструментом которого стали не только отдельные депутаты, но и руководители комитетов, а в некоторых случаях - и целые партийные фракции.
Из всего этого вытекал третий недостаток: непрекращавшиеся, хотя и изначально обреченные на провал попытки Кремля создать "партию власти" по идейно-политическому признаку. С самого начала за основу была взята предельно идеологизированная, радикально-либеральная модель "Выбора России". В дальнейшем под лозунгом продолжения реформ всех остальных, включая НДР, стремились стричь именно под эту гребенку. Цель - навязать КПРФ противоборство на идеологическом поле - в итоге достигнута не была, зато электоральный потенциал исполнительной власти в результате невразумительных маневров оказался существенно ослабленным.
Еще одной серьезной проблемой явилось прохождение в Государственную Думу по спискам партий большого количества "темных лошадок", обязанных своим выдвижением не избирателям, а исключительно лидерам фракций (наиболее красноречивым в этом отношении является пример ЛДПР).
Напрашивается закономерный вывод: партийная структура Государственной Думы либо не выражает в полной мере общественных интересов, либо делает это крайне однобоко, без учета мнения той достаточно многочисленной части избирателей, а также определенных кругов политической элиты, которые не отождествляют себя с партиями и партийным представительством. Именно в этом, кстати, заключается один из ответов на вопрос о причинах декабрьского феномена "Единства". Движению, на наш взгляд, просто удалось занять нишу общественных ожиданий, не связанную с партиями и партийными идеологиями и ориентирующуюся на прагматические цели - сохранение укоренившихся параметров социально-политического и экономического устройства в сочетании с конкретными российскими реалиями. Абсурдность ситуации в том, что борьба с засильем партийных идеологий в самом "Единстве" обернулась новым, весьма шумным и суетливым раундом партийного и идеологического строительства, что существенно ограничивает потенциал движения, ставя перед его руководством ряд трудноразрешимых проблем. Уместно напомнить в связи с этим о закате Движения в поддержку армии (ДПА), деградировавшего от статусного выразителя крупных корпоративных интересов силовых структур и оборонного комплекса до одной из мелких, маломощных и к тому же крайне радикальных партий.
Крупнейшая из названных проблем - отсутствие у потенциальных сторонников власти четко очерченных идеологических пристрастий. Об этом свидетельствуют итоги президентских выборов и география поддержки Владимира Путина прежде всего в регионах "красного пояса". Кроме того, обращает на себя внимание неспособность власти сформировать в Думе устойчивое и конструктивное парламентское большинство. Успешно "провалить" в нынешней Думе можно все что угодно. А для того чтобы принять, "Единству" потребуется весьма сложная система "двойных" компромиссов: по политическим вопросам преимущественно с левыми, а по экономическим - с правыми. Опыт первых месяцев работы нового парламента показал, что для проведения своей линии Кремлю и Белому дому слишком часто приходится прибегать к методу политических "разводок", что существенно вредит культивируемому ими образу объединителей и примирителей общества.
Применение подобной модели взаимоотношений ветвей власти, помимо всего прочего, политизирует ситуацию, дает выход конъюнктурным настроениям, препятствует нормальному законотворчеству. Под вопрос при определенных обстоятельствах вновь может быть поставлена с таким трудом достигнутая политическая стабильность.
Что же делать?
Прежде всего определиться со стратегией. Владимиру Путину неизбежно придется сделать четкий и осознанный выбор: либо формировать непартийную власть с опорой на корпоративные интересы и общественные институты, либо самому возглавить "Единство", "привязав" власть к определенным политическим институтам, то есть к партийной системе. Претендовать на общенациональное лидерство, выступая одновременно поборником двух- или трехпартийной системы, бесперспективно - или-или. Чем раньше это будет понято, тем лучше.
На наш взгляд, преимущества "общественной" модели политического лидерства над партийной очевидны: она лучше отражает реальную корпоративную структуру социума и спектр его интересов, отвечает национальным политическим и властным традициям. Лидер в России должен быть общенациональным, опираться на широкий спектр сил, а не на одну партию. (Путин и сам это понимает - в "Единство" не торопится, и правильно!)
Следующий аргумент. Как европейская, так и американская модели двухпартийных систем, связанные соответственно с парламентским и президентским типами власти, опираются прежде всего на наличие в обществе мощной прослойки в виде "среднего класса", составляющего основу электората обеих ведущих партий. Превращение России в страну победивших "белых воротничков" - дело довольно отдаленного будущего. А без этого симпатии населения по-прежнему будут привлекать структуры маргинального и полумаргинального типа. В силу этого обстоятельства тщетными представляются надежды и на "социал-демократизацию" КПРФ. Автохтонный (то есть доморощенный, исконный) характер идеологии российского коммунизма не позволит этой партии пойти по пути восточноевропейских собратьев - в противном случае она мигом растеряет свой электорат, который перейдет под знамена любой другой организации, которая назовется коммунистической.
Для прояснения сюжета скажем о двухпартийной системе современной Германии. В этой стране исторически доминировало две идеи - национальная и социальная. Объединившись в первой половине столетия, они произвели на свет идеологию национал-социализма. Осознав эту угрозу, союзные оккупационные власти создали условия для разделения этих идей: в итоге первая дала жизнь консервативному ХДС, вторая - левоцентристской СДПГ. Национальная и социальная идеи вступили в конкуренцию, которая до сих пор составляет основу политического процесса.
В России ситуация иная. Автохтонной для нашей страны наряду с национальной идеей, как уже отмечалось, является идея коммунистическая. Объединение их в сталинские годы породило идеологию национал-коммунизма, а разделения, пусть и "на развалинах" КПСС, не произошло. Нет оснований надеяться на него и сейчас. В этом, кстати, залог незыблемости политических позиций КПРФ: конкурировать ей на идеологическом поле не с кем и меняться поэтому смысла нет. Альтернативу ей власть инстинктивно нащупала лишь недавно, и именно на корпоративном поле, - с этой точки зрения пример "Единства" опять-таки весьма показателен. Кроме того, корпоративная основа новой Думы существенно расширилась за счет группы "Народный депутат", доказавшей, что "регионалы" могут не только фрондировать, но и поддерживать власть. Более самостоятельными стали и аграрии.
Однако эти успехи должны побудить власть не к новому партийному прожектерству, а к максимальному использованию уже имеющихся политических реалий и сил. На наш взгляд, в Думе требуется кропотливо устанавливать сквозное межфракционное взаимодействие, причем в конкретных сферах - ТЭКе, ВПК, транспорте, связи и пр. Это позволит преодолеть идеологические разногласия, создать в нижней палате мощную и надежную опору исполнительной власти. Наглядный пример - новообразованная депутатская группа "Энергия России", в которой представлены члены практически всех субъектов думского расклада, объединенных общим профессиональным интересом.
Получится это - хорошо. Если нет, значит, потенциал нынешней политической системы исчерпан и требуются иные варианты - например, переход к формированию Государственной Думы только по мажоритарной системе. В этом случае права партий по выдвижению кандидатов требуется уравнять с объединениями корпоративного толка, тем более что в большинстве регионов этот процесс уже протекает, причем весьма активно.
Символический перевод часовой стрелки 26 марта на час вперед - и здесь следует согласиться с Владимиром Путиным - означает начало нового времени России, новой исторической эпохи. От того, как мы сможем воспользоваться этим обстоятельством, будет зависеть, материализуются ли изначально заложенные в этой эпохе возможности и перспективы.
