О стратегии в целом

ПРЕЖДЕ чем продолжить заметки по отдельным проблемам, начатые в "Независимой газете" 15.03. и 22.03.2000, я бы хотел высказать ряд соображений в целом о стратегии России в первой четверти XXI века.

Целое, как известно, определяет частное, хотя и испытывает обратное влияние. Поэтому стороннику единой России бессмысленно объяснять свою точку зрения на транспортные тарифы оппоненту, считающему, что регионы должны жить каждый по-своему: иметь свои налоги, свои доходы, свой уровень жизни, не обращая внимания на то, что делается в остальных частях России, а страна в целом будет чем-то вроде конфедерации.

Не так давно я опубликовал в "Общей газете" статью о ситуации в Думе. И прямо написал: все происходящее оцениваю в связи с главной задачей страны - превратиться из великой державы XX века с социализмом государственно-тоталитарного типа в современную, процветающую постиндустриальную державу XXI века. Соответственно формы демократии я рассматриваю не как самоцель, а как инструмент решения главных стратегических задач России в XXI веке. Естественно, что с этой же точки зрения я оценивал и проблемы левой оппозиции, то есть КПРФ, и проблемы правой оппозиции, и задачи власти.

В ответ "Общая газета" опубликовала уже через номер статью академика Бориса Гершунского (из членов академий, которые половодьем залили страну). Автор с иронией заметил по поводу моего подхода: ну вот, пришли. Естественно, что дальше читать его оценки по поводу коммунизма и демократии из школьных учебников уже не было никакого смысла. Тем более что из трех "этажей" демократии - арифметики, алгебры и высшей математики - усвоена моим оппонентом только начальная часть (на уровне Кая из сказки Андерсена, "очень умного - так как он знал все четыре правила арифметики").

Академик не одинок. Уже в "Независимой газете" я прочел о заявлениях ставшей новым президентом Финляндии Тарьи Халонен - России-де пора смириться с потерей роли великой державы.

Россию не раз уже хоронили, но, как в сказке, в конце концов кот съедал погребавших его мышей.

В оправдание зарубежных гробовщиков скажу, что и внутри России у них достаточно союзников. Сторонников превращения страны из "Верхней Вольты с ядерной бомбой" в средненькое, сытенькое государство. "Тишландию" - если использовать термин Онисимова из книги Бека. Мог бы процитировать целые абзацы из книг авторов, объявлявших себя членами команды Гайдара и Чубайса.

Я стою на прямо противоположной позиции. Я когда-то ушел из КПСС потому, что пришел к выводу - КПСС ведет великую Россию к национальной катастрофе. И постиндустриальный строй с его демократией нужен России не ради его прелестей, а только потому, что именно он дает ей шанс уцелеть в XXI веке в качестве великой державы.

Почему Россия в XXI веке должна быть постиндустриальной? Да потому что в споре между тремя "сыновьями" капитализма - государственным социализмом тоталитарного национального толка (фашистским), государственным тоталитарным социализмом интернационального толка (советским) и постиндустриальным устройством общества - победил третий. Далее все понятно - если постиндустриальный строй самый прогрессивный в XXI веке, то России нужен именно он.

Но почему она должна быть в XXI веке именно великой державой? Почему неприемлемы другие варианты? И тут мой ответ достаточно честен. Страна, протяженностью от Балтики до Тихого океана, напичканная богатейшими природными ресурсами, достаточно малонаселенная, не сможет удержаться как единое государство, не будучи великой. Или великая держава - или распад России на ряд русскоговорящих стран. Существуют же испаноговорящие страны Латинской Америки.

Итак, на вопрос о целях национальной стратегии России в XXI веке моя версия ответа включает в себя две части: создание постиндустриальной и великой державы.

Но есть еще один вопрос - какой вариант великой постиндустриальной державы подходит России?

В своей книге "Будет ли у России второе тысячелетие", выпущенной издательством "Экономика" в 1998 году, - я прихожу к выводу, что ни один из известных сегодня типов великой державы (это страны так называемой "семерки") России не подходит. Необходим свой, российский вариант постиндустриализма. Так сказать, не в стороне от мировой дороги, а по ней. При этом хотя костюм нужен европейский, но по русским плечам.

Я бы не хотел в этой заметке обсуждать сущность названного варианта. Но отметить две его фундаментальные черты нужно. Во-первых, российская модель постиндустриализма означает в экономике - ограниченную открытость. Во-вторых, российская модель постиндустриализма в политике означает соборную демократию. Обе эти черты отличаются и от концепции свободного рынка, и от концепции популистской демократии. Это третий мой ответ на вопрос о стратегии XXI века.

И наконец, четвертый ответ - о переходном периоде. В упоминаемой книге после анализа того, как становились постиндустриальными странами США, Япония, ФРГ, Тайвань и т.д., я делаю вывод: ни один из известных истории вариантов перехода к великой постиндустриальной державе России не подходит. Неприемлема и ельцинско-гайдаровская модель, полученная ими в качестве подарка от Международного валютного фонда, вообще не предусматривающая "выход" на роль великой державы. России необходим свой вариант модели переходного периода. Вариант, учитывающий все ее национальные и исторические особенности и главную из них - наследство социализма.

Неразумный подход предполагает отказ от этого наследства. Это, так сказать, "большевизм наоборот": "разрушим до основания", а затем "построим новый". А разумный подход предполагает использовать по максимуму все возможное из прошлого.

В сказке Шарля Перро "Кот в сапогах" младшему сыну достались одни сапоги. И хотя сапоги в те времена были серьезным богатством и вообще первым символом благородного дворянина, этого наследства было мало. Но кот, как известно, сумел добавить к сапогам ум и распорядился наследством более чем эффективно. И в нашем социалистическом наследстве есть много "сапог". Нужно только к этому наследству подойти не по схеме "отец Федор рубит стулья генеральши", а по сказке Перро: присоединить к наследству ум.

Таковы мои соображения о главных чертах стратегии России в первой четверти XXI века.

Значение стратегии определяется тем, что Россия привыкла жить в координатах долгосрочных стратегий. В России в целом и в Советском Союзе накоплен огромный опыт формирования и реализации крупных стратегических программ развития.

Я бы напомнил такие выдающиеся акции, как ассимиляция многонационального Поволжья и освоение Сибири времен Ивана Грозного, процесс воссоединения с Украиной Алексея Михайловича, "окно в Европу" Петра Великого, двадцатилетняя программа крестьянских реформ Александра Освободителя, строительство общерусской сети железнодорожных дорог графа Витте, план долгосрочных реформ Столыпина, ленинский план ГОЭЛРО, сталинские программы индустриализации и развития национально-колониальных районов России, создания ракетно-ядерного щита, программы Хрущева в области освоения целины и жилищного строительства или программа освоения нефтегазового комплекса Западной Сибири.

Россия добивалась крупных успехов потому, что она умела поставить крупные задачи и решать их.

Напомню, что воссоединением с Украиной несколько десятилетий в московском правительстве занимался специальный приказ, по-нынешнему - министерство, который ведал малороссийскими делами. Есть в Москве улица Маросейка, то есть Малороссийская, где каждый украинский полковник мог получить землю для строительства дома. Чтобы, действуя на Украине, знать - в Москве у него есть дом, тыл.

Точно так же можно напомнить и о выдающейся по замыслу политике ассимиляции сначала татарской верхушки, а затем "знатных сословий" других народов. Долгосрочная политика вместо насильственных скачков и рывков, политика постоянных, систематических действий давала огромный результат.

Как говорится, из песни слова не выкинешь, - надо тщательно изучать невыполненные или вообще проваленные программы, ошибочные стратегии. Люди моего поколения помнят и планы обогнать США по производству мяса и молока на душу населения, и двадцатилетнюю программу КПСС по строительству коммунизма "при жизни нынешнего поколения советских людей", и, скажем, продовольственную программу. Сейчас мы стали очевидцами того, что не дают обещанного эффекта такие программы, как приватизация или программа борьбы с преступностью и коррупцией.

Есть мнение, что демократия начинается не тогда, когда выбирают президента, а когда его в ходе демократических выборов заменяют на другого президента. В этом смысле выборы нового президента нашей страны - своего рода выпускной аттестат российской демократии. Выборы депутатского корпуса, президента, выборы руководителей ведущих регионов страны - это как раз тот период, когда все соображения о стратегии развития скорее всего будут и востребованы, и реализованы.