Антибукеровские речи

Дамы и господа!

Когда мне позвонили из "Независимой газеты" и предложили выступить на торжественном антибукеровском обеде с докладом на тему "Пять лет "Антибукеру": жизнь литературной премии на фоне увядания литературы", я, признаюсь, испытал чувство неловкости. Не секрет, что скандальной особенностью "Антибукера" в этом году стал отказ жюри по прозе и поэзии присудить премию, отказ, который вызвал в СМИ достаточно резкие комментарии - от иронических до возмущенных. Скандал обострялся еще и тем, что критика в моем лице была отмечена премией "Луч света". Таким образом, картина современной словесности по "Антибукеру" получается несколько странной. Как остроумно заметил корреспондент "Эха Москвы" Николай Александров: "Прозы нет, поэзии нет, и только критика освещает первозданный хаос статьями лучезарного Павла Басинского".

Вообразите, что должен испытывать ваш покорный слуга, выступая с докладом на тему об увядании (т.е. фактически умирании) литературы. Литературный критик, празднующий свою победу на фоне "увядания литературы", выглядит таким же нелепым, как император Нерон на фоне гибнущего Рима.

Известно, что Нерон отличался не только патологической жестокостью, но и страстью к пению. Однажды он приказал поджечь Рим. "Шесть дней и семь ночей свирепствовало бедствие, а народ искал убежища в каменных памятниках и склепах. Кроме бесчисленных жилых построек горели дома древних полководцев (...), горели храмы богов, возведенные и освященные в годы царей (...), горело все достойное и памятное, что сохранилось от древних времен. На этот пожар он (Нерон. - П.Б.) смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел "Крушение Трои" (Светоний. Из "Жизни двенадцати Цезарей").

"Песнь о крушении Трои", по утверждению Ювенала, сочинена самим же Нероном. И вот если допустить, что именно Нерон является прообразом современной критики, можно оценить иронию исторической параллели: Меценатова башня как символ поощрения искусств, гибель обреченного развратного Рима и театральный злодей, исполняющий на фоне всего этого прощальную песнь собственного сочинения.

Надеюсь, что никто из присутствующих не воспримет эти слова всерьез.

Но есть в них и доля печального смысла. Русская критика 90-х годов слишком часто напоминала императора Нерона. Вспомним, что самой громкой статьей начала десятилетия была программная статья Виктора Ерофеева в "Литературной газете" с названием "Поминки по советской литературе". Хотим мы того или нет, но именно этой статьей будущий историк откроет список критики последнего десятилетия. Самое название ее было вполне "нероновским", пусть и смягченным российским колоритом. Объявлялся дефолт целой литературной эпохе, а ее все еще живые представители должны были признать себя покойниками. Впрочем, я не осуждаю именно статьи Ерофеева. Она всего лишь аккумулировала в себе дух современной критики.

И не только современной. И не только критики. Наше культурное сознание отчего-то больше всего сопротивляется идее непрерывности культурного развития. Наша творческая энергия лучше всего проявляется на разрыве, разломе культуры. Отсюда такая сугубая внимательность к "рубежным" литературным эпохам. Напомню, что программным выступлением начала 90-х годов прошлого (вернее, уже почти позапрошлого) столетия была статья Д.С. Мережковского с характерным названием "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы", в которой объявлялся дефолт народнической литературной традиции во главе с шестидесятниками и их кумиром В.Г. Белинским. Впрочем, и Белинский первую нашумевшую статью начинал словами: "У нас нет литературы". Это старая добрая русская традиция. Мы богатеем не на богатстве, а на банкротстве своих родителей...

Сокровенной идеей критики 90-х годов стала борьба с "литературоцентризмом". Это тоже вполне "нероновский" жест. Императору, пишет Светоний, "претили безобразные старые дома и кривые переулки, он поджег Рим настолько открыто, что многие (...) ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать; а житницы, стоявшие поблизости от Золотого дворца и, по мнению Нерона, отнимавшие у него слишком много места, были как будто сначала разрушены военными машинами, а потом подожжены, потому что стены их были из камня..."

Почему-то врагам "литературоцентризма" не приходит в голову, что "литературоцентризм" не обязательно плохая вещь, как и кривые улочки Рима. Кривизна и вообще неправильность национального культурного сознания вовсе не обязательно являются его недостатком, в противном случае надо определить эталон правильного культурного сознания. Но всякие попытки такого рода всегда заканчивались поражением и, между прочим, являлись причиной жестоких мировых потрясений, будь то катастрофа наполеоновской Франции или недавняя Вторая мировая война. Борьба с "литературоцентризмом" со стороны, странно подумать, филологов и литературных критиков в конце концов привела к парадоксальной ситуации. Литературными журналами российские региональные библиотеки обеспечивает Сорос. Недавно я составлял двухтомную антологию деревенской прозы в рамках стотомного проекта "Пушкинская библиотека" - опять же для региональных библиотек. Угадайте, кто оплачивает это издание. Все тот же Сорос... последний русский "литературоцентрист".

По объявленной теме доклада я должен коснуться ситуации с литературными премиями. Получить премию, что и говорить, приятно. Тем более премию за критику, которая, увы, все еще воспринимается большинством писателей как низкий, "лакейский" жанр. "Антибукер" - единственная премия, ежегодно вручаемая в области в том числе и критики, не оценить это с моей стороны было бы нехорошо.

Но с моей же стороны было бы лукавством сказать, что премиальная ситуация в России отвечает духу и традициям русской культуры. Боюсь, что она не отвечает и традиционному понятию премии вообще. По-латыни premium - награда. Это слово не стоит путать с французскими словами prix и prise, переводимыми на русский язык как "приз" и тоже означающими награду, но в первом случае добытую в спортивном состязании, а во втором - в процессе захвата неприятельского корабля, либо корабля, провозящего контрабанду. Премии, утвердившиеся в России, на деле являются не премиями, а именно призами.

Премия - это награда заслуженного или работающего наиболее талантливо в перспективной с точки зрения дающего премию области. Приз - это судьба, случай, помноженные на волю и ловкость победителя плюс симпатии жюри. И то и другое замечательно, но будем называть вещи своими именами. Литературные премии в России - это спортивные зрелища, а не сознательная премиальная стратегия. Отличительной чертой "Антибукера" является демократичность состязания. Теоретически этот приз может выиграть каждый и в любом жанре. Но упаси Бог считать себя награжденным! Благодари судьбу за то, что выиграл приз.

К сожалению, быть на вручении премии "Антибукер-99" не смогу. Посылаю свое выступление, которое прошу обнародовать. Прошу также выписать приглашения на вручение премии Зое Крахмальниковой (если она сможет присутствовать), Игорю Золотусскому и Николаю Алипову.

Лолита. Лета. Лорелея.

Главному редактору

"Независимой газеты"

В.Т. Третьякову

Редакции

"Независимой газеты"

Жюри премии "Антибукер"

Уважаемое жюри!

Уважаемая редакция газеты!

Уважаемый г-н редактор!

Благодарю вас за присуждение мне премии "Антибукер" 1999 года (номинация "Четвертая проза"). Отдельная благодарность Зое Крахмальниковой и Игорю Золотусскому, представившим мою работу на премию. Сознаю, сколь нелегким был выбор жюри, остановившегося на моем имени. В наше безгеройное время дать премию "поэме без героев" - это звучит жизнеутверждающе. В эпоху господствующего антистиля премия "Антибукер" может стать - и уже становится - премией стиля; хочу надеяться, что и в моем случае решение жюри было в этом смысле небезосновательным.

По правде говоря, я не рассчитывал ни на какие премии, а стремился лишь к обнародованию, "легализации" моего сочинения, так как за два с лишним года со времени написания "Купания красного коня" ни одно из "демократических" изданий, которым он предлагался, так и не удосужилось его опубликовать. К моменту опубликования short-list"а "Антибукера-99" только Николай Коляда, главный редактор журнала "Урал", решился напечатать "поэму" в своем журнале, несмотря на сопротивление редакции и давление из Москвы ("Урал", # 12, 1999 г.).

Ситуация, сложившаяся с опубликованием памфлета, лишь подтверждает один из главных сюжетов, которые он развивает: эгоизм, равнодушие и безответственность интеллигенции во всем, что не касается лично ее, и пристрастие, суетность и партийность, когда речь идет о ее собственных интересах. Свои интересы она защищает героически, иногда даже с замалчиванием, молчанием - самый эффективный вид борьбы со словом во времена тотальной имитации, и прежде всего имитации свободы слова. Люди рыночной ориентации (стремящиеся, как известно, во что бы то ни стало запродать себя) и люди авторитарной совести (исповедующие не личную, а клановую, партийную или государственную мораль) всегда справляются не у совести, а у рынка. Поэтому рыночная стоимость их "идей" и их "искусства" всегда подвержена колебанию курса политических валют, вплоть до полного обесценивания с отменой текущей денежной системы, что мы в данный момент и наблюдаем. Тогда на бирже поднимается паника и творцы бумажных денег ищут нового идейного обеспечения своим фальшивкам. Скоро мы увидим новое массовое бегство интеллигенции в стан врага, где она попытается определить новый продажный курс своих акций. Не так давно она уже встречалась с адмиралом Лубянченко, героем моего памфлета, и опять что-то выпрашивала у него. Коррупция, охватившая страну снизу доверху, начинается в недрах именно высшей власти и именно в сговоре с интеллигенцией, совершающей свой вечный торг с кесарем. Совершив его, интеллигенция отправляется любить и воспитывать народ.

Денежную часть премии прошу передать в центр реабилитации тяжелораненых российских солдат, воевавших в Чечне. Особенно прошу не забыть молодого офицера, показанного в программе "Итоги" 14 ноября 1999 года, лишившегося обеих ног при разминировании минного поля и не имеющего средств на протезы. В стране, стоящей по горло в беде, я не вижу иной возможности распорядиться этими деньгами.

Этот случай с искалеченным солдатом особенно, беспримерно, если хотите, образцово не показателен для нашего времени и в то же время показателен человечески: человек, уже вышедший с минного поля, возвращается на него еще раз, чтобы поставить табличку "Осторожно, заминировано!", то есть спасти неведомых других, - и тут же подрывается на мине сам. Что это - неблагодарность Бога или таков вообще трагический путь добра в мире? Интеллигенции есть над чем поразмыслить. Я предлагаю ей вспомнить этого солдата, когда она соберется на свой очередной конгресс для очередной дискуссии о своем месте и роли. "Ад - это другие": над этой "человеколюбивой" максимой французского экзистенциалиста будет теперь размышлять русский солдат.

Россия - безнадежно литературная страна, рано в ней поют литературе и литераторам отходную. В адвокатских конторах 3/4 сотрудников сочиняют стихи, сталевары и пахари пишут поэмы, сумасшедшие составляют рифмованные футуристические проекты, зарплату и детские пособия выдают стихами, тираны живо интересуются словесностью и сочиняют сами. Толпы беглых ревизских душ, распоясавшихся персонажей русской литературы, сбежав от своих усыпленных славой хозяев, бродят по просторам России, мистически влияя на ее жизнь. Что сказать о стране, в которой сразу несколько известных героев Чехова, Гоголя и Достоевского одновременно занимают посты в высшей государственной иерархии и предаются там своим оккультным забавам? Один сидит в МИДе, другой строит ажурные, как ему и полагается, воздушные мосты в Генеральном штабе, а третий, незабвенный герой "Бесов" Липутин, "фурьерист, при большой наклонности к полицейским делам", даже претендует на нечто большее. Я уже не говорю о губернаторствующем капитане Лебядкине. "Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать". Спокойно, господа. Это не я, это Достоевский. Но я тоже не люблю, когда щиплют на ночь.

Насильственное прерывание литературной традиции, бесконтрольное разбегание формы, ослабление художественной ткани длительной цензурой, личной безответственностью, политической конъюнктурой, посредственностью, самомнением, высокомерием художника и привели к тому, что толпы Ноздревых, Чичиковых, Хлестаковых, Передоновых, Шариковых, Верховенских и Швондеровичей заполнили реальное пространство России и только и ждут своего Мастера, чтобы он заключил их в идеальные пределы искусства. Подчинить их безукоризненной форме, вернуть их обратно в художественное пространство, силовое поле воображения, заковать их в железные вериги стиля - и так освободить жизнь от призраков - это, по-моему, первоочередная эстетическая задача современного художника, которой я и пытался при написании своей "поэмы без героев" следовать, хотя и сознаю, что это было лишь первым приближением к материалу, т.е. к моим антигеройным героям, так сказать, камерой их предварительного содержания. Сразу их всех собрать, одеть, обуть, достойно разместить и по чину обслужить, признаюсь, задача нелегкая, быть может, одному человеку даже непосильная: слишком их много развелось в моем краю березовского ситца, но, даст Бог, мы их всех, конечно, скрутим и, заключив под обложки книг, посадим на полку, хотя всех их скрутить ужасно трудно. Но раньше они должны быть объявлены в федеральный розыск.

Вырвать Россию из застенков мучительно диссонирующей строки, растолкать ее, забывшуюся на берегах Леты, увести от грез, найти единственное, равное ее поэтическому разрешению слово - и дать ей от беспамятства очнуться, то есть жить, дышать, творить, как живем и дышим мы сами.

Январь, 2000 г.
Шуйская Чупа

Владислав ХодасевиЧ как-то заметил, что поэт должен слушать музыку времени, нравится она ему или нет. Это и есть ангельское пение, только в разные времена ангелы поют разными голосами. Это пение суть оправдание человеческой жизни, какой бы ни была эта жизнь с точки зрения судей, которые, как сказал великий философ Лев Шестов, для поэта всегда выполняют роль подсудимых.

Поэт стоит не на стороне справедливости, а на стороне жалости - не сострадания, но высокого сожаления, объяснить которое, выразить можно только стихотворением. Именно поэтому, именно потому, что поэт несправедлив, нелогичен в своих привязанностях, верен музыке, слову (слово, кстати сказать, которое обыватель вряд ли считает достойным своих ушей, может быть действительно бранным - именно поэтому поэт "всюду неуместен, как ребенок").

Взрослые судьи не знают, что делать с этим ребенком, - гнать его за Урал или, наоборот, привозить с Урала? В деловой беседе с моим издателем Геннадием Комаровым между прочим я похвастался, что попал в короткий список Антибукера, на что мой собеседник, выдержав паузу, изрек: лучше попасть в короткий список Антибукера, чем на рудники Колымы. Я с ним полностью согласился.

Я благодарю замечательного поэта и зав. отделом поэзии журнала "Знамя" Ольгу Ермолаеву, которая опубликовала мои стихи (к слову, эта подборка пролежала около года в одном уважаемом питерском журнале).

Я искренне благодарен жюри премии "Антибукер", за то что меня так или иначе прочли и оценили, в том числе и бесконечно уважаемые мною люди.

Я благодарен "Антибукеру" вообще за финансовую и моральную поддержку, чего мне порою так не хватает. Спасибо!