После битвы

	Страна от бюллетенила. Фото Дениса Тамаровского (НГ-фото)

ВЫБОРЫ 19 декабря, несомненно, - одно из главных, если не самое главное политическое событие в России в 1999 г. Итоги выборов подвергаются разнообразным, подчас диаметрально противоположным интерпретациям. Отличные результаты, усиливающие тенденцию к поиску конструктивных компромиссов и создающие примерно равновесный политический баланс в Думе, - утверждают одни. Нет, - возражают другие, - если режим Ельцина еще можно назвать терпимым авторита-ризмом, то режим, который идет ему на смену, будет гораздо менее толерантен и гораздо более репрессивен: победители на прошедших выборах могут зайти очень далеко, так как бессильное общество смирилось со всеми бесчинствами власти.

Не мною сказано: парадокс российских декабрьских выборов в том, что не парламент будет формировать правительство, а правительство выбрало для себя и под себя парламент (точнее, его нижнюю палату). Сказано броско. Надо лишь уточнить, что отличает Россию вовсе не само по себе воздействие правительства на исход выборов. В самых демократических демо-кратиях правительства, президенты, исполнительная власть оказывают сильное влияние на результаты выборов, обладая всегда преимуществом перед оппозицией. Наши же выборы показали иное: за прошедшие годы продвижение к самодея-тельному гражданскому обществу было минимальным, если оно вообще происходило.

Выборы, несомненно, были острыми и конкурентными. Однако всего более они высветили отделение политического класса от глубинных пластов общества, поведение которого на выборах оказывалось если и не вполне предсказуемым, то достаточно управляемым, а также резко изменившуюся расстановку сил внутри политического класса.

В самом общем виде результаты выборов и соответственно Дума третьего созыва выглядят следующим образом.

Во-первых, произошло укрупнение основных идеолого-политических составляющих, на которые разделено общество. Мне уже приходилось отмечать, что на выборах 1993-го и 1995 г. избирательные объединения и блоки распределялись по 4 главным секторам, получившим представительство в Думе (коммунисты, некоммунистические националисты, квазицентр, или "партии власти", демократы), и два промежуточных (социалисты и маргиналы), которым преодолеть 5-процентный барьер не удалось (см. "НГ" от 16.11.99). В 1999 г. совершился переход от в основном четырехсекторной структуры электо-рата к трехсекторной. Отдельный сектор, который был занят некоммунистическими националистами, дробится и вымывает-ся, а националистический (более того - национально-державнический) компонент в различном оформлении проявился в идеологии и агитации большинства участников предвыборной борьбы.

Во-вторых, решительно преобразился организационно и персонально, существенно расползся и разросся квазицентр.

В-третьих, не осталось даже скромного места для отдельного социалистического сектора. В этом одно из существен-ных отличий российской ситуации от восточноевропейской.

В-четвертых, как и ожидал законодатель, корректируя избирательный закон, резко возрос удельный вес результативных голосов. Доля избирательных объединений и блоков, преодолевших барьер, по сравнению с 1995 г. увеличилась с 50,5 до 81,3%, а процент избирателей, чьи голоса будут подвергнуты перераспределению между победителями, сократился с 44,8 до 15,4%.

В-пятых, как и прежде, проявилась важная структурообразующая роль пропорциональной составляющей избиратель-ной системы: все без исключения прошедшие объединения и блоки получили по своим федеральным спискам мандатов больше, чем по одномандатным округам.

Самые сильные позиции вроде бы заняли коммунисты. Однако результат коммунистов нельзя оценивать однозначно.

Утверждение Геннадия Зюганова, что он приведет в Думу 300 "патриотов", повторялось слишком часто, чтобы изгладиться из памяти. Не будем придираться к словам: ведь терминология коммунистического лидера - типичный оруэлловский "ново-яз". 300 сторонников нужны были, чтобы проводить конституционные законы, беспрепятственно преодолевать вето, само-стоятельно инициировать перекройку Конституции и т.д. Ясно, что их не будет.

Но дела для коммунистов обстоят еще хуже. В уходящую Думу были избраны 157 депутатов от КПРФ по федеральному спи-ску и одномандатным округам. Вместе с ближайшими союзниками - аграриями и "народовластниками" коммунисты владе-ли примерно 210-215 голосами. Это был почти абсолютный контрольный пакет. После выборов положение изменилось. Собственно коммунистических депутатов в Думе будет лишь 114 (т.е. более чем на 40 меньше), и даже вместе с примкнув-шими к ним одномандатниками они не будут владеть блокирующим пакетом.

Новая расстановка сил в Думе отражает не коренной еще, но все же заметный сдвиг в обществе: в 1995 г. за все 4 организа-ции коммунистической ориентации проголосовали 32,2% избирателей, в 1999 г. - 27,7%. Это факт фундаментальный. Глав-ная линия политического разлома в стране сдвинулась в пользу "партий власти".

Следует ли сожалеть, что оказалась ослабленной сила, "уравновешивающая" власть? Полагаю, что для этого нет оснований, ибо в большинстве случаев противостояние коммунистов власти было неконструктивным. Под их давлением из года в год бюджеты надували ирреальными цифрами (в том числе под занавес - на 2000 г.) и в результате делали их неисполнимыми. Внешнюю политику они упрямо ориентировали (в чем, правда, повинны не только они) на тупое противостояние Западу. Они были инициаторами юридически весьма сомнительной, политически безответственной и опасной реваншистской затеи с вынесением импичмента президенту. Свой вклад в дестабилизацию вносили поползновения реабилитировать Сталина и сталинизм, снисходительное отношение к антисемитским выходкам бравого генерала и т.д.

Без коммунистов нельзя было провести ни одно серьезное решение. Сейчас, по-видимому, положение изменится.

Ослабление позиции КПРФ в Думе - позитивный факт. Но важно помнить, что КПРФ на выборах подтвердила свое поло-жение силы, укорененной в значительной части общества, которая видит в ней выразительницу своих интересов. Было бы серьезной ошибкой рассчитывать, что коммунистов можно загнать в политическое гетто и, опираясь на некоммунистическое большинство, которое может сложиться в Думе, блокировать любые инициативы коммунистов, не считаться с их подходами, как поступали они сами не раз по отношению к своим противникам. В большой коммунистической фракции, кроме орган-чиков и статистов, есть серьезные специалисты, профессионально работавшие в комитетах, - сужу на основе собственного шестилетнего опыта в комитете по законодательству и судебно-правовой реформе. А главное - нельзя забывать, что даже нереформируемая КПРФ будет получать свои миллионы голосов, пока в стране будут обездоленные старики, а дезориенти-рованные юнцы не увидят ясную альтернативу мечте об имперской мощи и социальной справедливости по-коммунистически.

Одна из самых тяжких проблем нашего политического развития - нереформируемость КПРФ, ее неспособность пойти по пу-ти социал-демократизации. Изменят ли что-либо в этом электоральные результаты 1999 г.? На этот вопрос пока нет ответа. Быть может, кое-что в этом отношении подскажет политическая судьба # 2 в коммунистическом списке. Хотя Геннадий Се-лезнев ни разу не выходил за рамки партийной позиции и дисциплины, он все же представляет - в отличие от большинства официальных лидеров - если еще и не социал-демократическое, то цивилизованное начало в этой разноликой партии.

Подлинным фаворитом выборов стало "Единство". Его победа тем более феноменальна, что все предшествующие по-пытки укоренить среди избирателей прокремлевские политические структуры неизменно проваливались. Так было в 1995 г. с памятным замыслом оттеснить всех участников борьбы, выдвинув на авансцену нанайских мальчиков в виде якобы "пра-вого" и "левого" центра - НДР и блока Ивана Рыбкина. Столь же малым успехом, вначале казалось, увенчаются попытки создать противовес даже не столько КПРФ, сколько другой властной группировке - "Отечество - Вся Россия", которая, опи-раясь на столичные финансовые и административные структуры, сформировалась раньше. Она, подобно Гаргантюа, погло-щала одну за другой региональные элиты и, как свидетельствовали все замеры общественного мнения, сумела занять доми-нирующие позиции в соответствующем секторе электората. Сначала сник "Голос России", затем из-под носа кремлевских политиков увели "Всю Россию". Создание "Единства" ("Медведя") было третьей попыткой, предпринятой, когда по кален-дарю избирательной кампании перед новопришельцами вот-вот должен был зажечься красный свет.

Начав с непроходного уровня в 4% в конце октября, по данным ВЦИОМ, рейтинг "Единства" постепенно повышался и за месяц до голосования подошел к 9%. К концу ноября он достигал уже 18%. Аналогичную динамику, хотя и на более низком уровне, показывали данные РОМИР: 14% в конце ноября и 17,4% за 8-9 дней до голосования. Тем не менее ведущие про-гнозисты в преддверии "судного дня" были осторожны: их оценки колебались от 8 до 14%, и только Л.Седов пообещал 19%. Рывок "Медведя" был, следовательно, сделан на самом финише избирательной кампании и превзошел самые смелые ожи-дания, достигнув 23,2% голосов, поданных избирателями. Напомню, что в 1995 г. все 4 объединения квазицентра собрали 16,2% голосов.

Сенсационная победа выросла вроде бы на пустом месте. "Единство" не имеет ни сколько-нибудь внятной программы, ни лидеров, испытанных на ниве публичной политики, ни партийных оргструктур, ни волонтеров-активистов. На политиче-скую арену с небывалым результатом вышло то, что Виталий Третьяков правильно определил как "объединение бюрократов и примкнувших к ним избирателей". Конечно, для достижения такого результата были мобилизованы колоссальные адми-нистративные, материально-финансовые и информационные ресурсы. Но это не может объяснить результат такого масштаба за столь короткое время, если только не была произведена грандиозная по величие и филигранная по скрытности подтасовка (во что я не очень верю).